Из телевизора, точно из прорванной плотины, хлынули бурные потоки сенсаций и разоблачений, а ведущие принялись восторженно обсуждать в прямом эфире такое, о чем раньше обыватели лишь изредка переговаривались у себя на кухнях. Яркие журналы с полуобнаженными красавицами на обложках потеснили на полках газетных киосков привычные «Вечёрку», «Правду» и «Советский спорт», а на улицах среди потертых «Жигулей» и «Волг», словно ледоколы посреди арктических торосов, все чаще стали дрейфовать тонированные наглухо «девятки» с коротко стриженными крепкими парнями внутри. Однако Максим обращал внимание на все эти перемены лишь походя, вскользь, поскольку время его было занято нахлынувшей экзаменационно-абитуриентской суетой. Тревожный призрак армейской службы милостиво обошел его стороной благодаря удачному союзу сколиоза, близорукости и плоскостопия, потому Максим всецело погрузился в учебную рутину.

Отшумели школьные выпускные вечера и вступительные экзамены. Вернувшись домой однажды вечером, Максим неожиданно обнаружил там усталую и словно растерявшую привычные краски маму: военные корабли вдруг стали никому не нужны, а вместе с ними сделались никчемными и тысячи специалистов, трудившихся над их проектированием и постройкой. Работы на горизонте не предвиделось, как не просматривалось там и особых надежд на лучшее. За чашкой чая с вишневым вареньем семейный совет постановил сдать мамину «однушку», чтобы хоть как-то перебедовать тяжелые времена, тогда как ее хозяйку решено было на время переселить в бабушкину комнату.

И без того тесная коммуналка стала еще теснее. Будучи ленинградцем, Максим не мог претендовать на комнату в общаге, однако разбушевавшийся ветер перемен принес с собою и новые порядки: за небольшую мзду комендант охотно закрыл глаза на столь вопиющее нарушение режима проживания, и Макс без труда получил на руки вожделенный пропуск. Впрочем, студенческое общежитие все больше напоминало оживленный восточный базар: в коридорах и на общественных кухнях толпились, поминутно хлопая дверьми, крайне подозрительные личности, лица которых Максим даже не пытался запомнить, поскольку менялись они с поразительной быстротой. И хотя жилищный вопрос ему на время удалось разрешить, проблема финансового плана тут же выбралась на передний план и поднялась в полный рост: за комнату требовалось платить, а скромной стипендии и тех крох, что периодически подбрасывала ему со своей «блокадной» пенсии бабушка, едва хватало на еду. В этот самый момент судьба вновь совершила неожиданный кульбит и обернулась так, что жизненный путь Максима пересекся с компьютерами во второй раз.

…Толик был долговязым сутулым парнем с бесцветными бровями и белесыми ресницами, перманентно пребывавшим в том неопределенном возрасте, который можно охарактеризовать фразой «молодой человек средних лет», что обыкновенно означает от двадцати пяти и примерно до тридцати. Обитал он в однокомнатной квартире на первом этаже, как раз под комнатой бабушки, которую связывала с мамой Толика старая соседская дружба. Подробностей о его жизни Максим не знал, да в общем-то особенно и не интересовался ими, слышал только, что тот подвизается аспирантом то ли в Политехе, то ли в институте Ульянова-Ленина. В субботний день, когда Максим решил навестить родной дом с целью поесть хоть чего-то отличного от опостылевшей яичницы и пельменей, бабушка упомянула вскользь, что Толик спрашивал про него вот буквально позавчера.

– Говорит, что-то давно не видно тебя, пропал куда-то. Я ответила, что ты в общежитие временно перебрался, поближе к институту.

– А чего хотел-то? – поинтересовался Максим, макая еще теплый румяный блин в тягучую сгущенку.

– Ой, да не знаю. Он в последнее время какие-то дела темные крутит, каждую неделю привозит что-то, потом увозит. Раиса, мама его, говорит, он всю квартиру своими ящиками заставил, ступить негде. У нее он тоже про тебя спрашивал, помощника вроде бы ищет.

Толик обнаружился во дворе: деловито сопя, он перетаскивал вместительные картонные коробки из помятого универсала «Иж» в распахнутую дверь собственной конуры на первом этаже. Первая буква в надписи «Комби» на откинутой задней дверце его «Москвича» давно затерялась под слоем ржавчины, и вместо нее прямо на краске гвоздем была выцарапана литера «З».

– Пособи-ка, – попросил Толик, кивнул в сторону груды таких же разномастных коробок, накиданных вместо демонтированного заднего сидения, и Максим без возражений присоединился к погрузочно-разгрузочным работам.

В коробках оказались компьютеры – вернее, корпуса, клавиатуры, провода, мониторы и другие детали, источавшие пьянящий, волнующий электрический аромат текстолита и пластика, который Максим не мог спутать ни с чем другим. Пара коротких фраз прояснила исходную диспозицию: Толик со своими компаньонами скупал мелкими партиями вышедшую из употребления технику в Финляндии, перевозил ее в качестве лома в Питер, а потом, собрав и очистив от пыли, перепродавал кооперативам и частным лавочкам, сметавшим заграничную электронику точно горячие пирожки. Заказы у Толика были расписаны минимум на месяц вперед. Однокомнатную квартиру своей матери он превратил в офис-склад: на полу, на столе и даже на подоконнике, да буквально повсюду громоздились разнокалиберные системные блоки, в углу высилась груда мониторов, поверх которых покоился на пластиковом боку полуразобранный матричный принтер «Robotron». От одного вида такого богатства у Максима перехватило дыхание и предательски закружилась голова.

– Есть работёнка, – перешел к делу Толик, захлопнув дверь «Москвича» и отряхнув натруженные ладони. – Мы товар три раза в неделю завозим, по понедельникам, средам и пятницам. Что-то сами через кордон на «челноках» таскаем, что-то перекупаем у барыг. Надо встретить машину, разгрузить, пересчитать «железо». Еще расфасовать по коробкам согласно списку – Мишка, напарник мой, объяснит, чего куда. Потом барахло надо в другую машину закинуть. Платить буду сотку «бакинских» в неделю.

Макс умножил в уме сто долларов на шесть рублей одиннадцать копеек – по текущему полуофициальному курсу – и мысленно присвистнул. Сумма получалась немалая, а работа выглядела совсем даже не тяжелой, ее вполне можно было совмещать с дневными занятиями в институте. Но самое главное – компьютеры. Просто находиться рядом с ними, пусть даже перетаскивая коробки с места на место, он уже считал для себя настоящей удачей. Если повезет и у него получится скопить немного денег, а потом договориться с Толиком… Окончание этой недодуманной до своего логического финала мысли потонуло в окатившей его волне детского восторга.

– Согласен!

– Ну вот и славно, – кивнул Толик, и в животе его что-то пронзительно запищало. Пошарив рукой под вытянутым джемпером в районе талии, он отцепил от брючного ремня небольшую черную коробочку на цепочке, в центре которой тут же вспыхнул яркой синевой крошечный жидкокристаллический экран. Толик задумчиво посмотрел в него и, нажав на одну из трех топорщившихся на корпусе кнопок, спрятал диковинное устройство обратно под свитер.

– Пейджер, – с деланным равнодушием пояснил он, искоса наблюдая за восхищенной реакцией Максима. – Короче, прямо завтра и начинай. В офис приходи к девяти, тебя Мишка встретит и введет в курс дела. Всё, бывай.

«Иж», дохнув на прощание облаком густого бензинового перегара, укатил.

Максим остался.

Со следующего дня жизнь его устремилась по новой головокружительной орбите. С утра Максим мчался в квартиру Толика, которую тот гордо именовал офисом, разгружал «Москвич» с компьютерным «железом», потом бежал на лекции, а после обеда, иногда даже не досидев до конца последней пары, спешил обратно, чтобы заняться сортировкой деталей и оттиранием грязи с компьютерных корпусов при помощи стирального порошка и мочалки.

Хуже всего было то, что ему волей-неволей приходилось общаться с мамой Толика, тётей Раисой, которая явно не восторгалась постоянным присутствием в квартире чужих парней и превращением собственного жилища в помесь медвежьей берлоги и электронной мастерской. Однако эта добрейшая женщина стоически терпела все неудобства и даже время от времени подкармливала Максима и Мишку домашним супом с макаронами и картошкой. Мишка жрал дармовые обеды с восторгом и удовольствием, Максиму же всякий раз делалось жутко неуютно и неудобно и он вежливо отказывался, ссылаясь на то, что может в любой момент подняться пообедать к бабушке. Сам же, стараясь не попасться ей на глаза, чтобы избежать ненужных расспросов, отправлялся за батоном и «Тархуном» в соседний универсам, а потом наспех съедал добычу прямо в парадной.

Вскоре тётя Раиса собрала свой нехитрый скарб и съехала: Толик купил ей отдельную квартиру где-то на Петроградской стороне, и тесная «однушка» наконец превратилась в офис уже совсем по-настоящему. Теперь Максим мог проводить здесь все свободное время, а иногда – даже оставаться до утра, благо пользоваться туалетом, душем и иными благами цивилизации ему никто не запрещал, а сам Толик появлялся в поле зрения крайне редко и ненадолго: ему все время было некогда.

Очень быстро Максим научился по внешнему виду отличать мониторы стандарта CGA от мониторов стандарта EGA, сноровисто упаковывать интерфейсные платы в коробку с надписью «Мультикарты ISA», а продолговатые планки оперативной памяти, напоминавшие маленькие шоколадные плитки, – в другую коробку, на боку которой было криво выведено фломастером магическое заклинание «SIMM EDO/FPM». А главное, вскоре он начал самостоятельно собирать нужные комплектующие по спискам, которые заблаговременно составлял для него Мишка. Понемногу и с неохотой тот стал уступать ему свое насиженное место возле стоящего в дальнем углу единственного рабочего компьютера – Максим наловчился изготавливать и редактировать документы в текстовом редакторе «Фотон» и распечатывать их в трех экземплярах через несколько листов копировальной бумаги на трескучем «Роботроне». Поначалу он даже завел специальную тетрадку, в которую терпеливо выписывал команды MS-DOS и назначение функциональных клавиш в «Нортоне», но Мишка пресёк его мучения, притащив откуда-то затрепанную до дыр коричневую книжицу с надписью на обложке «IBM PC для пользователя».

– Евангелие от Фигурнова, – торжественно представил он это литературное творение, вручая книгу Максиму, – восприми писание сие, отрок, ибо подобен ты агнцу, блуждающему во тьме невежества своего!

– Чего? – оторопело переспросил Максим, отвлекаясь от сверки очередной накладной с составленным от руки перечнем разбросанных по коробкам деталей.

– Учи матчасть, не будь бараном, – перевел с литературного на русский Мишка и, бросив книжку на стол, гордо удалился на кухню пить пиво.

С книгой дела и вправду пошли гораздо быстрее.

Оставаясь в офисе по ночам, Максим просиживал в компании служебного компьютера часы напролет, а утром отправлялся в институт с красными, как у кролика, глазами. Практически сразу он определил истинную причину того явного нежелания, с которым Мишка уступал ему свое место за клавиатурой: беспорядочно разбросанные по столу пятидюймовые дискеты были доверху наполнены разнообразными играми.

На одной из них, в мрачных каменных лабиринтах, стены которых освещались тусклым светом оранжевых факелов, обитал «Принц Персии». Принц, как это водится у царских наследников, страстно желал спасти свою возлюбленную принцессу, которая терпеливо ждала его где-то в недостижимой и неприступной башне. Он смело перепрыгивал через зияющие провалы, со дна которых вырастали, точно побеги лука-порея, смертоносные острые шипы; карабкался по отвесным стенам и подобно олимпийскому гимнасту подтягивался на руках, тщась перебраться с этажа на этаж этого нескончаемого лабиринта. Время от времени Принц вступал в схватки с вооруженными саблями стражами в чалмах, которые дежурили в мрачных закоулках этого тесного мирка. Максим считал игру нелепой и бессмысленной: коридорам и переходам не было конца, а если Принц погибал, оступившись в пропасть или угодив под клинок стража, ему приходилось начинать свое бесконечное путешествие сначала. Да и раздававшаяся из встроенного в компьютер динамика заунывная восточная мелодия действовала на нервы.

Гораздо интереснее была игра «Sokoban», в которой Максим управлял грузчиком, перемещавшим с места на место тяжелые ящики. Грузчик должен был расставить их по местам в одной из комнат соединенного коридорами склада, не замуровав себя ненароком где-нибудь в пыльном углу. Эта логическая головоломка чем-то напоминала Максиму классическую игру «пятнашки», пластмассовую коробку с которой подарила ему мама на двенадцатый день рождения – там от него требовалось передвигать по квадратному полю помеченные цифрами фишки, чтобы рассортировать их по порядку. Похоже, заморские создатели «Sokoban’а» черпали свое вдохновение именно оттуда.

Другой игрой, надолго захватившей внимание Максима, стала «Цивилизация». Монитор его компьютера превращался в сине-зеленую карту, расчерченную густой сетью дорог, на перекрестках которых словно по волшебству возникали города. Игроку следовало развивать свою собственную империю, строить новые поселения, совершенствовать технологии и укреплять войска, организовывать походы против соседей и завязывать с ними дипломатические отношения. Несмотря на примитивную и грубую графику – города обозначались помеченными цифрами квадратиками, а в прямоугольниках, символизирующих армии, можно было лишь с большим трудом опознать силуэт колесницы или лучника – игра оказалась захватывающей. Чтобы одержать победу, обогнав конкурирующие цивилизации в развитии, следовало непрерывно думать и планировать свои действия на несколько шагов вперед.

Деньги Толик выплачивал регулярно, но в руках Максима они надолго не задерживались. На первую же зарплату он купил себе красивые, вкусно пахнущие чем-то химическим бело-синие турецкие кроссовки из дутого пластика, а чуть позже разжился чрезвычайно модным болоньевым спортивным костюмом с вышитой на груди надписью «Puma» и крутой сумкой-кенгуру, которую можно было носить, застегнув на поясе. Чтобы логически завершить портрет клёвого пацана, он соорудил на голове стильную стрижку платформой, а шнурки в кроссовках покрасил аптечной зелёнкой. Но счастье все-таки казалось неполным. Он мечтал о собственном пейджере и иногда даже грезил о совершенно невозможном сотовом телефоне «Моторола», каким обзавелся Толик, только что сменивший дряхлый «Москвич» на чуть менее дряхлый, но гораздо более угловатый и чемоданоподобный бежевый «Вольво», а вытянутый свитер с оленями – на вишневый клубный пиджак с блестящими золотистыми пуговицами.

На подоконнике в их офисе обитал привезенный Толиком из Финляндии комнатный радиотелефон с выдвижной антенной: Максим любил выходить по вечерам на крыльцо, где, закуривая индийский «Капстан», набирал чей-нибудь номер и, щурясь на низкое осеннее солнце, ловил на себе заинтересованные взгляды прохожих, в сознании которых черная трубка с антенной неизменно попадала в разряд невиданной заморской роскоши. В такие минуты Максим испытывал сладкое головокружительное чувство, которое, увы, бесследно проходило, как только сигарета дотлевала до фильтра и нужно было снова возвращаться к работе.

Спустя пару недель он сумел наконец осуществить и другую давнюю мечту. Правда, первая попытка взять эту неприступную доселе вершину закончилась для него обидной и крайне неприятной историей. Эксперимент готовился долго и тщательно, был даже проведен опрос среди однокурсников, у которых Максим подробно выпытал требуемую рецептуру. Купив на раскинувшемся вокруг площади Мира стихийном рынке темно-синие джинсы, Максим притащил их домой, скрутил в немыслимый тугой узел, обмотав его на всякий случай поверху бельевой веревкой, а затем запихнул получившийся комок в позаимствованную у бабушки кастрюлю. Пробравшись на кухню, он наполнил кастрюлю до половины водопроводной водой и насыпал внутрь пару стаканов сухой хлорки. Добавив туда для верности хлорного же отбеливателя, он поставил диковинное варево на плиту.

Однако, несмотря на правильные ингредиенты, с хлоркой Максим все же переборщил: швы на джинсах буквально растворились в кипящем вонючем бульоне, и вместо крутых новомодных «варенок» он получил несколько лоскутов посеревшей скукоженной ткани, предательски расползавшейся на его тощей заднице. В дополнение ко всему он заработал еще и знатных тумаков от бабушки в качестве благодарности за испорченную кастрюлю и жуткий запах, распространившийся по всей квартире и проникший даже на лестничную клетку.

Вторая попытка прошла куда успешнее: Максим просто купил в ларьке готовые варёные джинсы-бананы с зелено-красной надписью «Mawin» на заднем кармане. В таких джинсах можно было смело выходить на люди: например, посетить дискотеку, которую устраивали по пятницам во Дворце молодежи, или, потратив рубль, посмотреть боевик про ниндзя с участием великолепного Шо Касуги в видеосалоне, что организовали в расчищенном от хлама соседнем подвале двое предприимчивых парней.

В общем, заработанные финансы быстро расходились на одежду и развлечения, а оставшуюся мелочь он тратил на сигареты «Капстан» или «Atlantis» с американским шаттлом на кумачовом фоне, которые быстро расстреливали у него привыкшие к «Стюардессе» и «Родопи» однокурсники. Наверное, подкопив, Максим даже смог бы купить себе простенький домашний компьютер вроде «Спектрума», что заполонил в последнее время все городские рынки, однако «взрослые» и неимоверно дорогие IBM-совместимые машины к этому моменту уже целиком захватили его мысли и пленили сознание.

В тот удивительно теплый и солнечный зимний день Максим отбыл очередные институтские пары и привычным маршрутом отправился в контору, где его поджидала незавершенная накануне работа. Нужно было доукомплектовать два уже почти собранных компьютера, скопировать на них операционную систему и текстовый редактор «Лексикон», а напоследок – на всякий случай проверить диски антивирусом AidsTest.

На чистом, не по-декабрьскому лазурном небе сияло солнце, обнимая город золотом перед приходом скорых питерских сумерек. Высыпавший с утра снег искрился в его лучах, аппетитно хрустел под подошвами башмаков, и настроение от этого становилось таким же безоблачным и ярким. В столь замечательный день просто не могло стрястись ничего дурного, думал Максим, ведь подобные дни для этого никак не предназначены. Однако на сей раз судьбе было угодно распорядиться иначе.

Дверь в офис вопреки обыкновению оказалась приоткрыта, что удивило Максима: обычно Мишка запирал вход изнутри, опасаясь незапланированного визита соседей, непрошеных коммивояжеров или расплодившихся в последнее время проповедников с бесплатными брошюрками. Впрочем, самого Мишки в офисе тоже почему-то не было, зато обнаружился феноменальный бардак, еще более невообразимый, чем обычно. Выпотрошенные картонные коробки и ящики были разбросаны по коридору в хаотическом порядке, они громоздились друг на друге, на полу, вдоль стен, и тянулись неопрятным шлейфом в единственную комнату, из которой доносились приглушенные голоса. Еще не понимая, что здесь стряслось, Максим направился туда.

Толик сидел на корточках возле окна, привалившись спиной к стене и прикрыв лицо рукой. Кроме него в помещении присутствовало еще двое незнакомых личностей: совершенно квадратный в пропорциях парень, над воротником кожаной куртки которого, словно выплывшее из таза тесто, образовывалась массивная шея в складочку, плавно переходящая в стриженный почти под ноль бугристый затылок, и долговязый тип в длинном черном плаще. Приглядевшись, Максим заприметил, что второе запястье Толика пристегнуто к батарейной трубе наручниками.

– Ты кто, пля? – обернулся к вошедшему квадратный. Интерфейс его оказался даже менее дружественным, чем обратная сторона: глубоко посаженные глаза под тяжелыми надбровными дугами смотрели колко и зло, массивная, будто вырубленная топором челюсть двигалась, ритмично перемалывая жвачку.