Три Юзефа

Полное имя его было Кароль Юзеф Войтыла. Каролем его, вероятно, назвали в честь отца, поручика австро-венгерской армии, а Юзефом, скорее всего, – в честь отцовского свояка Юзефа Кучмерчика, который был крестным младшего Войтылы. А может быть, он получил свое первое имя в знак уважения к Карлу Габсбургу, последнему кайзеру дунайской монархии, которую очень почитал старший Войтыла, передав уважение к ней и сыну. Тот хоть и не застал имперских времен, но Львов обыкновенно называл на немецкий лад – Лембергом⁶. Спустя много лет, встретившись со вдовой Карла Габсбурга Цитой Бурбон-Пармской, Иоанн Павел II скажет: «Мне приятно видеть императрицу моего отца»⁷. Позднее Карл Габсбург окажется в череде праведников, причисленных Иоанном Павлом II к лику блаженных – за стремление завершить Первую мировую войну.

Имя Юзеф тоже, возможно, имеет отношение к Австро-Венгрии: предпоследнего ее императора звали Франц Иосиф, или, в польском звучании, Франтишек Юзеф. Имя Юзеф, впрочем, носил и польский национальный герой, восстановивший независимость страны после 123 лет неволи, – Юзеф Пилсудский. 1920 год, когда родился будущий первосвященник, – это время триумфа Пилсудского как начальника возрожденного государства (такую должность он занимал в тот период). Как раз 18 мая, в день рождения Кароля Юзефа, Пилсудский торжественно вернулся в Варшаву из только что взятого Киева. Правда, удача скоро отвернулась от него, и спустя два месяца большевики уже стояли в предместьях польской столицы, где, по счастью для Польши, произошло знаменитое «чудо на Висле», в результате которого Красную армию отбросили обратно за Неман. Тогдашнего нунция в Варшаве, архиепископа Акилле Ратти, так впечатлила эта победа, что спустя два года, будучи избран понтификом, он велел изобразить ее на стене часовни в Кастель-Гандольфо – летней резиденции римских пап. Там же по его желанию была написана и фреска в честь обороны Ясногурского монастыря от шведов в 1655 году – другой славной страницы польской истории. Как видим, польский мотив проник в апартаменты первосвященников много раньше, чем туда ступил первый папа-славянин.

Был и еще один Юзеф, которого могли чтить Войтылы. В Вадовицах, где стоял полк поручика Войтылы, по сей день существует кармелитский монастырь, основанный в конце XIX века Юзефом Калиновским, бывшим офицером российской армии, сосланным за участие в польском восстании 1863 года на каторгу в Иркутскую губернию. Там он обратился к Богу и по возвращении на родину принял схиму под именем Рафаила святого Иосифа из Назарета (то есть с посвящением себя святому Иосифу). Калиновскому принадлежит заслуга возрождения ордена кармелитов на польских землях, запрещенного в свое время российскими властями. Этот монастырь стал для юного Кароля Юзефа первой духовной школой. Хотя Войтылы жили через дорогу от городского собора, Кароль ходил приобщаться святых тайн в монастырский костел святого Иосифа, находившийся в отдалении, на довольно крутом холме («на горке», как выражались местные). Уже став епископом, он вспоминал об этом на встрече с выпускниками кармелитской семинарии в Вадовицах: «Да-да, я жил рядом с приходским собором, но взрослел в костеле святого Иосифа»⁸. В 1983 году папа Иоанн Павел II беатифицировал Рафаила-Юзефа Калиновского, а затем и канонизировал.

Тягу к кармелитам Войтыла пронес через всю жизнь. Его секретарь Станислав Дзивиш даже назвал Иоанна Павла II «кармелитским папой». Начав с регулярных посещений монастыря «на горке», Войтыла постигал католическую мистику по трудам испанского кармелита XVI века Иоанна Креста (Хуана де ла Круса) – знаменитого поэта и писателя, чьи видения, в частности, вдохновили Сальвадора Дали на создание одной из самых известных его картин – «Христа Святого Иоанна Креста». Кармелиткой была и Эдит Штайн, провозглашенная Иоанном Павлом II одной из небесных покровительниц Европы⁹.

Разумеется, старший Войтыла, давая имя отпрыску, не мог предугадать такой его увлеченности кармелитами. Скорее, тут сказалась схожесть настроений двух Каролей – отца и сына. Поручик тоже отличался набожностью, начинал и заканчивал день молитвой, держал пост, регулярно читал Священное Писание, что, как ни странно, было редкостью в католических семьях Польши того времени. Иоанн Павел II вспоминал в середине 1990‐х: «Не раз мне случалось просыпаться среди ночи и замечать своего отца коленопреклоненным. В костеле он тоже всегда стоял на коленях»¹⁰.

В квартире можно было увидеть иконы и четки, у дверей стояла святая вода. Позднее, в начале 1930‐х, когда младший Кароль пойдет в гимназию, частым гостем в доме станет его гимназический учитель Закона Божьего Казимир Фиглевич¹¹.

«Бог, честь, отчизна» – такой девиз польские офицеры гравировали на своих саблях. В эпоху разделов и восстаний эти слова стали лозунгом всех патриотов, сражавшихся за независимость. Однако уважение к памяти героев борьбы за свободу – Костюшко, Траугутта, Домбровского и прочих – отнюдь не мотивировало старшего Войтылу последовать их примеру. Он жил в австрийской Галиции, где поляки чувствовали себя куда вольготней, чем в русской или германской частях поделенной страны, а государством управлял католический монарх. Нет никаких свидетельств «подрывных» настроений поручика Войтылы, мечтаний о независимости, стремления поучаствовать в деле восстановления польской свободы (даром что Пилсудский в начале Первой мировой набирал добровольцев в свой полк как раз в Кракове, недалеко от Вадовиц). При этом отец не старался забыть о своем происхождении. Наоборот, он приобщал Кароля и его друга Ежи Клюгера к истории Польши, читал им стихотворения польских поэтов. Наряду с этим он обучал отпрыска и немецкому языку, видимо по привычке считая его обязательным для карьеры. Иоанн Павел II так и будет говорить по-немецки с австрийским акцентом. В общем, из того, что нам известно об отце будущего римского папы, вырастает образ богобоязненного и исполнительного офицера, вполне лояльного дряхлеющей империи и стоящего далеко от политических бурь той поры¹².

И если насчет имен Кароля Юзефа мы можем строить хоть какие-то предположения, то, в честь кого он нарек двух старших детей – Эдмунда Антония и Ольгу Марию, – остается только гадать. Известно о них очень мало: первый скончался в возрасте двадцати шести лет, а вторая – едва появившись на свет. Зато третий и последний ребенок, носивший по совпадению имена правителей Австро-Венгрии и польских героев борьбы за свободу, вознесся до немыслимых высот, заставив биографов искать знаки судьбы, пророчившие такой взлет. А знаков не было. Были только порыв, глубокая вера и… удачно сложившиеся обстоятельства.

Потери

Сестра Кароля Юзефа Ольга, второй ребенок в семье Войтыл, скончалась 7 июля 1916 года, прожив всего шестнадцать часов. Эта трагедия, хотя и не затронула Кароля Юзефа, родившегося четырьмя годами позже, всю жизнь не давала ему покоя. Он упомянул о ней в интервью французскому журналисту Андре Фроссару в 1982 году, вспомнил о сестре и в завещании, написанном в 2000 году. Войтыла знал о ней единственно то, что ее звали Ольга и что она умерла вскоре после рождения. Даже год, когда это произошло, был ему неизвестен. Он искал в краковских архивах информацию о сестре, но не нашел. Причина оказалась проста: Ольга появилась на свет не в Кракове или его окрестностях, а в семидесяти километрах от него, в городке Бельско-Бяла, родном приходе Войтылы-старшего. Это выяснил в 2012 году польский журналист Гжегож Поляк. Заодно он узнал дату жизни и второе имя папской сестры – Мария¹³.

Своих дедов и бабок Кароль Юзеф не застал. Все они, кроме одного – Мацея (отца Кароля-старшего), скончались до его рождения. Мацей же умер в 1923 году в деревне Липник Бельского прихода, где работал портным. Каролю Юзефу было тогда три года.

В 1929 году смерть ворвалась уже в семью будущего понтифика: в возрасте сорока пяти лет от болезни сердца скончалась его мать Эмилия Качоровская. Кароля не было дома, когда это произошло, – он находился в школе. О случившемся ему сообщила соседка-учительница¹⁴. После похорон отец вместе с Каролем и его старшим братом совершили паломничество в Кальварию Зебжидовскую – одно из величайших святилищ Польши, расположенное в тринадцати километрах от Вадовиц. Кароль бывал там и раньше – благочестивому отцу не впервой было совершать паломничество с детьми – но тот раз он, конечно, запомнил лучше всех прочих. Казалось бы, после такого Зебжидовский санктуарий должен был вызывать у него отторжение, ведь он ассоциировался со смертью матери, но произошло обратное: Кальвария превратилась в одно из любимых мест Войтылы, которое он посещал и в бытность священником, и став папой. «Не знаю, как благодарить Божье провидение, что позволило мне снова увидеть это место», – говорил Иоанн Павел II во время первого паломничества на родину в 1979 году¹⁵.

Трудно сказать, насколько хорошо он запомнил мать. Когда она скончалась, ему было девять лет – возраст достаточный, чтобы осознать потерю, но слишком юный, чтобы сохранить в памяти четкий образ покойной. Матери он посвятил одно из первых своих стихотворений, написанных в студенческие годы:

 
Над твоей могилой белой
жизни белый цвет.
Сколько лет прошло, уплыло
без тебя, о, сколько лет!
 
 
Над твоей могилой белой,
что навек тебя сокрыла,
Тайное, как смерть, несмело
что-то в небо возносило.
 
 
Над твоей могилой белой…
Матерь, нет тебе забвенья!
Всей своей любовью сына
я молю:
дай душе упокоенье! ¹⁶
 

Невзирая на прочувствованные нотки, звучащие в этом произведении, вряд ли Кароль хорошо запомнил мать. Когда он рассказывал о своем детстве, то почти никогда не говорил о ней. Она была скорее неким миражом, идеальным образом. Но он остро чувствовал ее отсутствие и неустанно подыскивал кого-то взамен. Во время оккупации, живя в семье своего однокурсника Кыдрыньского, он называл мамой его родительницу. Аналогично воспринимал заботившуюся о нем в те годы преподавательницу французского Ядвигу Левай – «первую, благодаря кому я ощутил дыхание материнства». Некоторые исследователи даже в истовом преклонении Войтылы перед Девой Марией усматривали все то же стремление обрести новую, пусть и духовную, мать взамен утраченной и полузабытой¹⁷.

Куда сильнее, чем кончина матери, Кароля потрясла смерть старшего брата, Эдмунда¹⁸. По трагическому совпадению, Эдмунд скончался там же, где и его младшая сестра, – в Бельско-Бяле. Причиной смерти была скарлатина, которой он заразился от своей пациентки (тоже вскоре умершей). Болезнь сожрала его за четыре дня.

К тому времени Эдмунд Войтыла успел всего год проработать заместителем ординатора в больнице. На горизонте маячила его свадьба. Летом рокового для себя 1932 года он совершил пятидневный поход по горам вместе с подругой Ядвигой Урбан, которую в доме Войтыл принимали как невесту сына (она доживет до 97 лет и скончается спустя полгода после Иоанна Павла II, так и не заведя семью).

Братья Мундек и Лёлек, как их называли близкие, были очень дружны. Именно Эдмунд, по мнению некоторых, приобщил младшего брата к походам по горам, что позднее станет фирменным знаком славянского папы. Оба они любили футбол, причем старший брат, бывало, ставил младшего вместо штанги (не очень-то по-братски, скажем прямо!). Когда Кароль подрос, то поначалу играл в обороне. Мальчишки дали ему прозвище «Мартина» в честь игрока львовского клуба «Погонь». Но с полевой игрой не задалось, и Лёлек, по примеру Эдмунда, занял позицию на воротах. Интерес к футболу не затух и после того, как Войтыла посвятил себя духовной карьере. До самого конца он следил за польским чемпионатом, болел за команду «Краковия». В 1983 году он дал аудиенцию гданьскому клубу «Лехия», когда тот совершал турне по Италии, и поразил игроков осведомленностью в футбольных делах¹⁹.

С Эдмундом связано и первое посещение Лёлеком Кракова: отец взял его туда в 1930 году на защиту диплома старшего сына, проходившую в Ягеллонском (Краковском) университете. Позднее Кароль-младший не раз навещал Эдмунда в Бельско-Бяле²⁰.

Хотя Эдмунд уже давно жил отдельно от семьи (сначала – в Кракове, где учился, потом – в Бельско-Бяле, где работал), его смерть, случившаяся в начале декабря 1932 года, явилась сокрушительным ударом для обоих Каролей – отца и сына. От семьи вдруг остался огрызок. Будущее рисовалось весьма туманно: отец уже был пенсионером, сын еще не вступил в зрелый возраст.

Войтылы не принадлежали к неимущим, но и в роскоши никогда не купались. Сохранилось целых шесть заявлений Эдмунда с просьбой отсрочить оплату за обучение в университете²¹. Жалованья старшего Кароля едва хватало на то, чтобы содержать семью и платить за квартиру. В 1927 году он вышел в отставку в чине поручика (по одним данным – из‐за проблем со здоровьем, по другим – из‐за отсутствия среднего образования, необходимого польским офицерам согласно новым правилам). Угроза увольнения висела над ним давно. Поручика Войтылу (соседи называли его Капитаном) должны были сократить еще в конце 1921 года, на волне демобилизации, но оставили в рядах вооруженных сил, приняв во внимание наличие семьи и отсутствие других источников дохода²².

Теперь же со службой было покончено. Приходилось выживать на офицерскую пенсию. Очень кстати пришлись портновские навыки, усвоенные поручиком от отца: старший Войтыла теперь сам перешивал одежду для сына, подгоняя ее по росту.