Глава вторая
Граф де Пуатье, или Война без любви

Безмятежное детство Ричарда под крылом матери закончилось стремительно, буквально вытолкнув его в пору беспокойной юности. Накануне своего пятнадцатилетия, 11 июня 1172 года, он был официально провозглашен герцогом Аквитанским и графом де Пуатье. Церемония прошла в церкви аббатства Сен-Илер-де-Пуатье – той самой, где четырьмя годами ранее был похоронен убитый при подозрительных обстоятельствах военачальник Патрик де Солсбери граф Уилтширский. Жоффруа дю Брёй, аббат монастыря Сен-Пьер-де-Вижуа, подробно описал весь обряд.

В то время король Генри Старший передал герцогство Аквитанское сыну Ричарду по воле его матери. Затем в воскресенье после Пятидесятницы в церкви Сен-Илер-де-Пуатье [Святого Илария Пиктавийского. – В.У.], согласно обычаю, он был посажен в кресло аббата^[53]. Епископы Бертрам Бордоский и Жан Пуатевинский подали ему копье со штандартом, а процессия затянула: «O princeps egregie!»^[54] – позаимствованный у святого Марциала респонсорий… Спустя некоторое время Ричард вступил в Лимож, город встретил его процессией, ему надели перстень святой Валерии^[55], и все провозгласили его новым герцогом^[56].

Пожалование герцогского титула Ричарду было лишь формальностью – такой же, как возведение его старшего брата в сан короля Англии. Законной носительницей титула оставалась Алиенора, а вся реальная власть в Аквитании по-прежнему находилась в руках Генри II. Именно он именовался в хартиях герцогом Аквитанским, а Ричарда чаще называли младшим титулом – графом де Пуатье.

В феврале 1173 года Ричард в своем новом статусе, сопровождаемый матерью, прибыл в Клермон-Ферран, столицу Оверни. Там Генри II собрал под разными предлогами весь цвет европейской знати. Умберто III граф Савойский приехал для обсуждения деталей помолвки своей наследницы Алисы с младшим сыном повелителя Анжуйской империи. Альфонсо II Целомудренный король Арагона и Реймон V граф Тулузский явились, чтобы просить Генри II выступить третейским судьей в их давнем споре о том, кому должны приносить оммаж Сердань, Фуа и Каркассон. В качестве наследника английской короны в Клермон-Ферран прибыл также и Анри Молодой Король.

Генри II пригласил всех собравшихся, а также Санчо VI Мудрого короля Наварры на большой съезд в Лимож. Там 25 февраля 1173 года в торжественной обстановке Реймон V принес оммаж за графство Тулузское сначала Генри II, затем его старшему сыну и наследнику Анри Молодому Королю, и в заключение – своему непосредственному, хоть и номинальному сеньору Ричарду герцогу Аквитанским.

Это масштабное собрание было задумано для достижения сразу нескольких важных целей. Во-первых, Генри II на какое-то время уладил конфликт с Реймоном V. Фактически он отказался от прямых притязаний на графство Тулузское, так как согласился, чтобы оно находилось в вассальной зависимости от Анжуйской империи.

Во-вторых, ему настоятельно требовалось любым способом загладить свой колоссальный просчет, допущенный вольно или невольно, ибо над ним довлело обвинение, вызвавшее потрясение по всей Европе. Мало кто сомневался, что именно по наущению Генри II его придворные рыцари в конце 1170 года убили Томаса Бекета архиепископа Кентерберийского. Прелата, открыто противопоставившего себя королю, зарубили прямо на ступенях, ведущих к алтарю собора в Кентербери. Чтобы заставить злые языки умолкнуть, Генри II необходимо было продемонстрировать, что он по-прежнему пользуется уважением высшей знати Европы, которая доверяет ему и прислушивается к его решениям.

И, наконец, третья причина также была сугубо пропагандистской. Генри хотел, чтобы его главный соперник – Луи VII король Франции – воочию убедился в единстве большой анжуйской семьи и в готовности союзных ей соседей поддержать ее. Спектакль удался на славу, высокий престиж повелителя Анжуйской империи был безоговорочно признан всеми.

Однако ни устроитель этого действа, ни зрители не могли знать, что торжество Старого Короля подходит к концу, и члены столь сплоченного клана вскоре вцепятся в глотки друг другу как злейшие враги. Наступало смутное время.

* * *

Не успела еще завершиться церемония принесения оммажа, как Реймон V граф Тулузский испросил у Генри II личную аудиенцию. Уединившись с королем, он сообщил ему, что имеет неоспоримые свидетельства заговора, который Алиенора с сыновьями составила против своего мужа. Знавший толк в интригах граф логично полагал, что любые трения между Анжу и Аквитанией будут ему на пользу.

Удар был силен, но нельзя сказать, что Генри II не ожидал чего-либо подобного. Раздражение и враждебность в семейных отношениях нарастали уже давно, и подогревала их авторитарная политика самого короля. Наделяя своих сыновей титулами, он проигнорировал, к примеру, интересы младшего сына Жана^[57], справедливо полагая, что пятилетнему несмышленышу рановато обзаводиться собственными владениями. Отец еще пошутил, дав мальчику забавное, как ему казалось, прозвище – Безземельный.

Забегая вперед, надо признать, что, данное шутки ради, оно оказалось пророческим. Когда ребенок вырос и стал королем Англии Джоном, он не только бездарно разбазарил континентальные владения Анжуйской империи, но и постепенно терял власть над английскими землями. В конце концов восставшие английские бароны вынудили его подписать унизительную Великую хартию вольностей, ограничивавшую королевскую власть.

Однако вполне рациональное пренебрежение, проявленное к младшему отпрыску, стало миной, подведенной под семейное согласие. Как оказалось, именно в нем таились истоки конфликта, расколовшего Анжуйский дом. После помолвки отец невесты безземельного принца, Умберто граф Савойский, поинтересовался у Генри II, какое обеспечение король полагает необходимым дать ее будущему супругу, чтобы привести его фактический статус в соответствие с высоким происхождением. Генри пообещал передать Жану три замка – Шинон, Лудан и Мирбо.

Этот вроде бы невинный жест взбесил Анри Молодого Короля – тот хоть и носил в отличие от брата несколько громких титулов, но обладал ими чисто формально. Никаких материальных благ в его руках сосредоточено не было, всем единолично распоряжался отец. Обидой Молодого Короля не преминул воспользоваться Луи VII, который пристально следил за обстановкой в Анжуйской империи и использовал шанс внести разлад в семью своего соперника, получив тем самым серьезные политические выгоды. Анри был женат на его дочери Маргарите, и король Франции постарался настроить сына против отца мягко, по-родственному. Тесть с зятем встретились на нормандской границе. Луи VII не пришлось приложить много усилий, чтобы убедить Молодого Короля в его неотъемлемом праве потребовать от Генри II хотя бы части тех владений, титулами которых он номинально пользовался. Естественно, отец наотрез отказал сыну, и с этого момента между ними началась открытая вражда. Взаимная неприязнь доходила до того, что они не могли встретиться даже ненадолго, чтобы между ними не разразилась ссора.

Когда Генри II узнал от графа Тулузского о заговоре, он покинул Лимож под предлогом охоты, приказав привести свои замки в состояние боевой готовности. Король направился на север, забрав с собой старшего сына. Но ночью в Шиноне, пока отец спал, Анри сбежал ко двору Луи VII. Генри II никак не думал, что сын столь дерзко и открыто выступит против него, и был по-своему прав – в одиночку Молодой Король не нашел бы в себе достаточно мужества выступить против могущественного повелителя Анжуйской империи. Просчитался Генри потому, что до поры до времени не понимал, кто в действительности является главной пружиной мятежа.

Несмотря на то что граф Тулузский предупреждал его об участии в заговоре Алиеноры Аквитанской, король не придал этому должного значения, поэтому оставил Ричарда и его брата Жоффруа на попечении матери. Он не верил в то, что жена может открыто пойти против мужа. Это неудивительно – даже многоученый хронист Ральф де Дисето не смог найти в истории ни одного такого прецедента, хотя отыскал более тридцати случаев, когда дети восставали против своих отцов.

Генри II не учел, что властная и гордая Алиенора в первую очередь была герцогиней Аквитанской, а уже во вторую – супругой графа Анжуйского и короля Англии. Именно Алиенора поощряла бунт Анри Молодого Короля. Именно она послала Ричарда и Жоффруа присоединиться к их брату при французском дворе, в то время как сама призвала пуатевинцев к оружию.

* * *

Для современников также не было никакой тайны в том, кто в действительности являлся движущей силой заговора. В первую очередь это была Алиенора, во вторую – Луи VII. Возмущенный прежде всего столь откровенным пренебрежением брачными узами, Ротру де Бомонт архиепископ Руанский возлагал всю вину в конфликте на неверную супругу. Он подозревал, что его красноречия будет недостаточно для увещевания герцогини Аквитанской, поэтому поручил составить письмо к ней известного богослова и поэта Пьера де Блуа.

Поскольку супружеская пара становится единой плотью, то необходимо, чтобы союз тел сопровождался единством духа и подчинением по согласию. Женщина, не подчиняющаяся мужу, нарушает законы природы, заповедь Апостола и установление Евангелия: «Муж есть глава жены» [Еф. 5:23]. Женщина создана из мужчины, соединена с мужем, подчинена власти мужа. Поэтому мы все горько плачем о распространенной и прискорбной жалобе на то, что вы, будучи благоразумнейшей женщиной, оставили мужа. Одна половина разлучается с другой, тело не служит голове. Мало того, намного хуже, что вы позволяете детям владыки короля и вашим восстать против отца, как мог бы справедливо сказать пророк: «Я воспитал и возвысил сыновей, а они возмутились против Меня» [Ис. 1:2]. О, если бы перед наступлением последнего часа наших дней, говорит другой пророк, земля закрыла бы наши лица, чтобы не видели мы этих грехов!^[58] Мы знаем, что, если вы не вернетесь к своему мужу, то будете причиной всеобщего бедствия. И то, что сейчас единственно ваша вина, обратится во всеобщий ущерб. Поэтому возвратитесь, блистательная королева, к своему мужу и нашему владыке, так как вашим примирением страдающие обретут умиротворение, а с вашим возвращением вернется ко всем радость. Если наши молитвы не повлияют на вас, то пусть обеспокоят по крайней мере скорбь народа, угрожающие церкви притеснения и запустение королевства. Ибо или правда лжет, или «всякое царство, разделившееся само в себе, опустеет» [Лк. 11:17]… Мы не можем пренебречь законностью. Либо вы вернетесь к своему мужу, либо мы будем связаны каноническим правом и добьемся церковного осуждения; мы заявляем это с неохотой, но если вы не раскаетесь, то мы с болью и слезами сделаем это^[59].

В отличие от высокопоставленного прелата хронисты – тоже, между прочим, лица духовного звания – обвиняли в раздоре не только могущественную герцогиню, но и не менее могущественного короля. В своем труде Gesta Henrici Роджер из Хаудена возложил главную ответственность как раз на Луи VII. Однако при этом он не решился покрывать ни Алиенору, ни ее влиятельнейшего советника, дядю по матери Рауля де Шательро сеньора де Фай-ла-Винёз, вовлеченного во все интриги племянницы.

Вдохновителями этой гнусной измены выступили Луи король Франции, а также, как говорили некоторые, сама Алиенора королева Англии и Рауль де Фай. Вышеупомянутая королева при этом держала в то время опеку над своими сыновьями Ричардом герцогом Аквитанским и Жоффруа графом Бретонским. Она отправила их во Францию к Молодому Королю, их брату, чтобы они противостояли королю – своему отцу^[60].

Другой английский хронист, монах-бенедиктинец Джервейз Кентерберийский, выступил со своими обвинениями более откровенно и прямолинейно. Он не стал прибегать к фигурам умолчания, не ссылался на слухи, а прямо заявил о виновности Алиеноры, хотя и признал за ней немалые достоинства.

Молодой Король не только решился прекословить [отцу], но даже не спросив разрешения у отца, ночью бежал. Его братья Ричард и Жоффруа также бежали. Сама королева Алиенора, сменив свое женское платье [на мужское], скрылась, но была схвачена и помещена под строгий арест. Как было сказано, на самом деле все это было устроено ее хитростью и организовано ее советами. Ибо она была весьма мудрой женщиной, знатного рода, но отличалась непостоянством^[61].

Единодушие современников не оставляет места для сомнений в том, что инициатива заговора исходила от Алиеноры Аквитанской. Да и кто другой, кроме любимой матери, мог заставить пятнадцатилетнего Ричарда восстать против отца? Только она обладала таким влиянием на юного графа де Пуатье, которому этот мятеж совершенно не был нужен и который был вовлечен в него ради чужих интересов. Но зачем на открытое восстание решилась сама Алиенора?

Мнения по этому поводу ходили разные. Одни говорили, что до крайности ее довели супружеские измены Генри II, кульминацией которых стало открытое сожительство короля с Розамундой де Клиффорд. Но на истинный мотив это похоже мало: зачем было ждать так долго, если прелюбодейная связь началась, скорее всего, еще в 1166 году? Другие считали, что мятеж возник из-за политических, а не личных мотивов – в своей непомерной гордыне Алиенора не стерпела, что муж вольно или невольно отодвинул ее на второй план. Впрочем, и такое толкование весьма сомнительно и также не объясняет, почему королева решила взбунтоваться именно в 1173 году.

На самом деле, она была крайне недовольна наметившейся тенденцией к потере Аквитанией независимости. Ее возмущала та легкость, с которой король оставил притязания на графство Тулузское и самочинно признал его вассалитет. Если уж на то пошло, это было прерогативой Алиеноры как герцогини в своем праве – отказываться или нет от земель, на которые именно она, а вовсе не ее муж – граф Анжуйский, имела неоспоримое право.

Оммаж, принесенный в Лиможе Реймоном V графом Тулузским, стал несомненным триумфом Генри II, но столь же бесспорным проигрышем Алиеноры, которая усмотрела в этом шаге лишь попытку лишить ее части потенциальных владений. А клятва верности, принесенная Реймоном не только герцогу Аквитанскому, но и Молодому Королю как номинальному повелителю Англии и наследнику Анжуйской империи, со всей очевидностью продемонстрировала желание Генри II уничтожить остатки независимости Аквитании.

Ни гордой Алиеноре, ни заносчивой пуатевинской знати такой поворот событий понравиться не мог. Список сеньоров, поддержавших мятеж, был весьма внушителен: Гийом Тайфер граф д’Ангулем, Жоффруа и Ги де Лузиньяны, их кузен Жоффруа де Ранкон сеньор де Тайбур, Гийом IV де Ларшевек сеньор де Партене. К комплоту сразу же примкнул советник королевы Рауль де Шательро сеньор де Фай-ла-Винёз. Единственным, кто воздержался от выступления против Генри II, был сильно пострадавший от войск короля Англии в 1168 году Жоффруа IV виконт де Туар.

* * *

Послушный воле матери, весной 1173 года Ричард прибыл к великолепному двору, который Луи VII держал в Париже. Присутствие графа де Пуатье в столице Франции означало, что он сделал выбор, приняв сторону Алиеноры и братьев Анри и Жоффруа против своего отца. Таким образом, Ричард перешагнул линию, отделявшую мирную жизнь от того, что поэт назвал «войной без любви» – la guerre senz amur.

 
Вас и сына разделил смертной ненависти яд
По ее вине в земле много рыцарей лежат.
Кони бродят – седоки больше их не тяготят.
Много сломанных щитов, много рассеченных лат.
Зря инвеститурой той вы задумали украсть
Волю сына своего – отобрали силы часть.
Править доле он не мог, пошатнулась его власть.
Без любви война. И Бог был ее готов проклясть^[62]