Девушка, тем временем, схватив парня за руку, потащила его к выходу мимо неподвижно стоявшего журналиста. Взгляды парня и Александра на мгновение скрестились. И тот вздрогнул, столько ненависти было в этих темно-серых, как городской лед глазах.

– Пошли же, пошли, − услышал он голос девушки.

Та буквально тащила одной рукой парня за собой, а другой сбрасывала, падающие на лицо длинные, каштановые волосы.

– Саша, Вы хотите разбирательств с милицией? − к журналисту подошел врач. − Я лично не хочу. Два раза в неделю общения с этой конторой для меня это уже слишком.

– Ладно, пошлите, Иннокентий Аркадьевич, − мужчина еще раз посмотрел на вопящих подростков.

Парня и девушки он не обнаружил, те словно сквозь землю провалились. Длинная аллея, вдоль которой они пошли, сейчас была пустынна. Где-то в глубине парка громко каркали вороны.

«Да ладно. Я же не репортер криминальной хроники, а журналист, ведущий собственные расследования. Да и пацаны сами виноваты. Нарвались».

Уже перед самым выходом из парка за спинами двух мужчин с шумом взмыла стая ворон, пролетела над их головами и, описав размашистый полукруг, скрылась за стеной дома, стоящего напротив входа в парк.

«Интересно, так как тот парнишка сумел уложить трех пацанов? Спросить бы. Может и мне когда-нибудь это пригодилось бы», − проводив черных птиц взглядом, журналист вместе со своим спутником сел в свой автомобиль.

Через полминуты серебристый УАЗ «Патриот» растворился в нескончаемом потоке машин, несшихся по Селезневской улице.

А по окончательно опустевшей аллее парка легкий ветерок лениво тащил разорванный пакет с застрявшими в нем несколькими кружочками жареной картошки. На ярко-желтой поверхности пакета было витиевато написано: «С гриба…». Слово обрывалось на обугленном крае фольги.

Вороны, в отличие от человека, далеко улетать не собирались. Перелетев площадь, они выбрали по своему птичьему разумению подходящее место − двор многоэтажного дома и сели в него, спугнув нескольких воробьев. Во дворе и без них уже кипела жизнь. Торопливые воробьи и вальяжные голуби выискивали пищевые остатки, которыми щедро удобряла землю человеческая цивилизация. Молодые и не очень мамашки выгуливали своих первенцев и просто отпрысков. Дети постарше носились по двору, оглашая его своими звонкими голосами, голосовые связки которых еще не знали вкуса сигарет и алкоголя. И словно подыгрывая этому размашистому ритму жизни, блестели в солнечных лучах многочисленные окна домов, омытые недавними сильными ливнями.

Воробей, нахально стащив из-под клюва медлительного голубя корочку хлеба, взмыл с ней ввысь и из последних сил волоча тяжелый для себя груз, сел на козырек окна на третьем этаже и торопливо загвоздил по добыче. Маленький комочек торопливо впихивал в себя хлеб, косясь и на небо, и на рядом находящееся окно, опасаясь нападения. Глупая птичка не знала, что со стороны окна опасность ему не угрожала. За ним никого не было. Солнечные лучи, проникая через неплотно задвинутые шторы, освещали большую спальню, блестели на многочисленных разноцветных флакончиках и баночках, стоящих на трюмо, отражались от его большого зеркала, бросая зайчик на просторную кровать, точнее на лицо женщины, лежащей на ней. Сползшее на пол одеяло обнажало уже немолодое, рыхлое тело, упакованное в дорогое французское нижнее белье. Ярко-красный бюстгальтер нелепо задрался одним концом вверх, обнажив левую грудь, похожую на сморщенное маленькое яблочко с большой червоточиной − темно-коричневым соском. Женские кружевные трусики валялись рядом с женщиной на кровати. Но их почти не было видно из-за огромного ярко-красного кровавого пятна, залившего полкровати. Нетрудно было увидеть источник этой крови. Разведенные в разные стороны ноги женщины открывали неприглядную картину − развороченное влагалище с всунутыми туда по самые рукоятки щипцами, которыми обычно раздавливают череп ребенка при аборте на одиннадцатой-двенадцатой неделях. Рядом с залитыми кровью щипцами лежал специальный хирургический петлеобразный нож − кюретка, которым выскабливают матку после аборта, удаляя с нее остатки детского места.

Было очевидно, что женщине делали аборт, притом без всякого обезболивания − на лице, освещенном солнечным зайчиком, застыла ужасная гримаса боли, рот был раскрыт в последнем страшном оскале-крике, в выпученных глазах навсегда застыли расширенные зрачки. Руки, также как и ноги были раскинуты в стороны. К запястьям и к лодыжкам были привязаны тонкие капроновые веревки, другими своими концами прикрепленные к ножкам кровати. Натяг был такой, что женщина была будто распята на своей кровати. Бившись в агонии, уже не ощущая никакой боли, кроме ужасной боли в паху, она до костей порезала веревкой руки на запястьях. Но крови там было немного. Вся она ушла через влагалище.

В мертвой тишине квартире раздался щелчок открываемого замка. Входная дверь открылась и в квартиру вошла молодая девушка, одетая в голубые джинсы и ярко-красную футболку. Она быстро подошла к телефону, висевшему на стене в коридоре, набрала номер.

– Алло, это охрана? Дом пятнадцать квартира тридцать восемь. Пароль − Лермонтов. Снимите с охраны. Не ставилась? Извините…. − девушка быстро окинула взглядом прихожую, пытаясь понять, хозяйка квартиры, у которой она работала приходящей домработницей дома или нет.

– Гаянэ Оганесяновна, вы дома? − позвала она тихо.

Тишина. Девушка заглянула в кухню, прошла в залу и несмело потянула прикрытую дверь в спальню.

– А-а-а, − жутко раздалось в мертвой тишине квартиры.

Вопль заметался по комнатам, рассеиваясь на мебели, утопая в шторах и иссякая, пробиваясь сквозь окна. Лишь какой-то невразумительный звук вырвался наружу, тут же заглушенный детскими веселыми криками и щебетанием птиц.

Уловив какое-то движение за окном, недовольно чирикнув, схватился ввысь, в голубое небо воробей, волоча за собой недодолбленную корку хлеба. С высоты, которую он набрал, можно было заметить серебристый УАЗ, стоящий на светофоре, на углу Селезневской и Достоевского. Но воробью никакого дела не было до этого автомобиля. А Иннокентий Аркадьевич, сидящий с закрытыми глазами рядом с Александром Ермаковым, и не подозревал, что он лишился не только клиники, в которой он работал, но и своего непосредственно начальника, заведующую гинекологическим отделением Гаянэ Оганесяновну Мкратачян.

А из автомагнитолы наружу рвался грубый голос Шнура:

Последняя сенсация!

Вы узнаете об этом первым!

Крысы-мутанты в башнях Кремля

Подросток повесился из-за рубля

Тайная жизнь двойника депутата

Сёстры насилуют друга их брата

Куртка-убийца, утюг спас ребёнка

На проклятом месте лежала клеёнка

Их погубили радиоволны

Вот и пришёл он самый полный

Полный пиздец!

*      *      *

Длинные гудки телефона были невыносимы. Казалось, каждый протяжный сигнал медленно, словно желая усилить ее мучения, загонял в душу по одной холодной игле:

– Ту-у-у, ту-у-у, ту-у-у…..

Абонент не отвечал. Лена сжав пластиковый прямоугольник телефона в кулачке, затравлено оглянулась вокруг. Двор пятиэтажной хрущевки на окраине Перми. Издающие душераздирающие скрипучие звуки несколько качелей ржаво-неопределенного цвета, которые, под присмотром мамашек, терзала малышня. Рядом − железные остовы лавочек. Молодая поросль постарше освоила полусгнивший ствол дерева, упирающийся своим концом в каменную стену гаража, густо разрисованного дворовым граффити. Первобытные неандертальцы, рисовавшие свои незатейливые рисунки на стенах пещер, наверное, густо бы покраснели при виде «творчества» их далеких потомков» − любовные надписи, затейливо вплетенные в вязь ненормативной лексики, для наглядности проиллюстрированной порнографической анимацией.

Лене окружающий пейзаж был знаком, точнее девушка составляла с ним органическое единое целое, поэтому человеческий мозг не тратил свои ресурсы на обработку поступающей внешней информации, а был сосредоточен на другой, значительно более важной задаче − дозвониться! Дозвониться, во что бы то ни стало! Точнее, никакой задачи не было, а было сплошное отчаяние, затопившее хрупкое тельце девушки от небольшого русого хвостика на макушке до кончиков наманикюренных ноготков на ногах.

Палец отчаянно сделал несколько движений, нажимая на кнопки телефона. На его экране высветилось: «Лешенька». И вновь тягуче-безнадежное:

− Ту-у-у, ту-у-у, ту-у-у…..

– Козел!!! − девушка сердито швырнула телефон в красную сумочку, висевшую на ее плече.

С полусгнившего остова дерева раздался взрыв гогота. Там на «ура» прошел очередной анекдот. Девушка презрительно взглянула туда и быстрым шагом направилась к выходу из двора. Но пройдя всего несколько метров, Лена замерла, ее лицо скривилось в болезненной гримасе, секунда и, закрыв рот рукой, она почти бегом бросается к гаражу, разрисованного дворовым граффити.

– Папа, а ты кого больше хотел – мальчика или девочку? – Вообще-то, я просто хотел приятно провести время… − очередной взрыв гогота, накрывает девушку как ударная волна после взрыва.

Девушку сгибается, из ее рта низвергается наспех проглоченный полчаса назад завтрак − бутерброд с маслом и чашка кофе.

Гогот мгновенно прекращается.

– Ленка, блядь! Ты бы еще нам прямо под ноги блеванула!

– Да пошли вы! − девушка, торопливо вытерев рот платком, быстро покидает двор.

Через пару минут к гаражу, косясь на смеющихся в трех метрах людей, осторожно приближается бездомный кот. Понюхав человеческие испражнения, он обходит их и понуро удаляется куда-то за гараж − ничего съедобного не обнаружено.

– … поза шестьдесят девять, чувствую – "подходит"… Достал пистолет, как ебну в потолок… Мало того, что мне на лицо насрали, так еще и сосед из шкафа с поднятыми руками вышел…

«Господи, ну что же делать? Мать своими причитаниями, что кроме меня еще и моего ребенка ей на шею собираюсь повесить, изведет. И все сроки уже вышли…, − женский пальчик вновь на клавиатуре телефона повторяет знакомый маршрут. Вызов. − Ну, Лешенька, миленький, ответь! Ну ответь, пожалуйста…»

– Ту-у-у, ту-у-у, ту-у-у…..

Ни гогочущая компания, ни Лена с заплаканными глазами, ни тем более бездомный кот не обратили никакого внимания на сгустившееся над двором облачко. Даже не облачко, пятнышко, будто легкая взвесь пыли невесть откуда материализовавшаяся в пяти метрах над землей. А может это и была пыль, почти сразу сдутая легким ветерком в сторону расположенного в пятистах метрах огромного города мертвых − Южного кладбища Перми.

Глава 2

− Ну что, господа-товарищи будем делать?

По этой фразе сотрудники убойного отдела МУРа поняли, что надвигается гроза. Нет, конечно, начальник отдела полковник Мурдашев Сергей Павлович стружку снимать мог и при необходимости это и делал. Без этого, наверное, не сияли бы у него на плечах три больших звезды, и не сидел бы он в кабине со скромной табличкой на двери: «Начальник второго отдела». Но если СП, как уважительно называли полковника Мурдашева в МУРе, говорил «господа-товарищи», то все, предстояло снятие стружки не ручным рубанком, а на фуговальном станке.

– Сегодня я был на ковре в министерстве. Долго описывать, что там со мной делали не буду, доведу лишь следующее. Если за неделю мы не получим и не доложим наверх о конкретных, подчеркиваю, конкретных результатах расследования, а не о наших домыслах и предположениях, то к делу будут подключены специалисты из дружественного нам управления, − начальник отдела, сделав ударение на слове «дружественного», скривился. − А это позор для отдела! Чтобы «убойникам» кто-то помогал! − Мурдашев начинал понемногу заводиться, беря разгон для жесткого снятия стружки.

Оперативники отдела сидели притихшие. Перспектива пахать не только на себя, но и на ребят с ГУБОПа не прельщала. А ведь именно так и будет. По иерархии Главное Управление по борьбе с организованной преступностью стояло выше, чем отдел московского уголовного розыска. Они будут дневать и ночевать на улицах города, вынимать душу из своих информаторов, жестко, в момент задержания, пока не пришли в себя, допрашивать задержанных, рискуя потом получить разнос сверху за превышение служебных обязанностей. А если к тому же это еще был и какой-нибудь «крутой», что бывало очень часто − «убойный» отдел МУРа по мелочам, на простых делах не работал, то оперативников будут иметь во все дырки, и шкуру с них будут спускать будь здоров, без вазелина и наркоза. Словом «убойники» будут проводить обычную милицейскую работу. Но вот сливки после раскрытия снимут не они, а убоповцы. На то они и с управления. Притом главного. То, что раскрытие будет, «убойники» не сомневались. Они кололи любые «крепкие орешки». Вот только сколько на это понадобиться времени… А дана неделя. Эх, тяжела бывает ментовская судьба.

– Поэтому поступим следующим образом, − СП занял свою любимую позу − сцепил руки и наклонился корпусом на стол, опираясь на локти. − Сейчас еще раз пройдемся по делу. В процессе доклада любой, невзирая на звание и должность имеет права сразу высказываться и вносить предложения. Но перед этим, чтобы мозги у вас, друзья-товарищи, работали как компьютеры, я их немного взбодрю, − Мурдашев открыл лежащую перед ним черную кожаную папку.

Все взгляды скрестились на забелевших в ней листках бумаги.

–Тут заверенные мной и даже уже заверенные печатью приказы. Дата приказов − четвертое июня, то есть ровно через неделю, − полковник взял верхний лист. − Подполковнику Кравченко объявить строгий выговор и объявить о неполном служебном соответствии, − в руках начальника отдела появился следующий лист. − Майору Долинину объявить строгий выговор. Капитану Зеленцову объявить выговор. Капитану Сиротину объявить выговор, − стопка непрочитанных листков быстро уменьшалась. − Старшему лейтенанту Северцеву объявить выговор. Лейтенанту Шевцову объявить выговор. − В папке остался лежать непрочитанным последний лист. − Полковнику Мурдашеву объявить строгий выговор, объявить о неполном служебном соответствии и лишить премии по итогам работы за квартал. Вот так, господа-товарищи. А теперь, Николай Петрович, еще раз напомните нам суть дела.

Подполковник Кравченко, назначенный руководителем группы оперативников, расследующих дело номер двести двадцать девять дробь одиннадцать, тихим глухим голосом заговорил:

– Двадцать первого мая сего года примерно около трех часов ночи начался пожар в частной клинике, расположенной по адресу: Калашный переулок, дом шесть. Усилиями пожарных через час пожар был потушен. При осмотре места пожара были обнаружены два трупа. Впоследствии было выяснено, что трупы принадлежали врачу клиники, дежурившему в ней в ночь пожара, Сергеевой Маргарите Львовне, семидесятого года рождения и старшей медсестре Бурдюковой Анастасии Павловне, шестьдесят четвертого года рождения. Проведенная пожарно-техническая экспертиза установила, что возгорание началось сразу в нескольких местах: в операционной, в кабине главврача, в кабинете заведующего отделением и в приемной.

– То есть это поджог?

– Так точно, товарищ полковник. Но причин возгорания экспертиза не выявила. Судмедэкспертиза трупов показала, что смерть наступила в результате сильных термических ожогов. Другими словами. Эти люди не задохнулись в дыму, а просто заживо сгорели.

– Сигнализация, камеры видеонаблюдения?

– Сигнализация не срабатывала, камеры видеонаблюдения ничего не зафиксировали.

– Понятно. Дальше.

Двадцать второго мая также примерно около трех часов ночи вспыхнула частная клиника на Алтуфьевское шоссе, дом двадцать семь. Проведенная после пожара экспертиза установила сходные с клиникой в Калашном переулке особенности. А именно, пожар начался сразу в нескольких местах: в операционной, в приемном отделении, в кабинетах главного врача, зав. отделением и кабинетом дежурного врача. Причины возгорания выяснены также не были. Во время пожара погиб дежурный врач Волгина Светлана Игоревна, семьдесят четвертого года рождения. Она также сгорела живьем.

– А дежурная сестра? − тут же спросил Мурдашев.

– Мы выяснили, что в ту ночь дежурила Кривцова Вероника Сергеевна, пятьдесят восьмого года рождения. Буквально накануне пожара, в два часа ночи к ней позвонила ее тринадцатилетняя внучка Маша, которая ночевала у нее дома и сообщила, что она услышала, как щелкнул замок во входной двери, а потом раздались шаги в прихожей и в зале. Перепуганная женщина, с ее слов, отпросилась на один час у дежурного врача и побежала домой. Пока она отсутствовала, клиника загорелась.

– Николай Петрович, вы все, связанное с этой сестрой вы проверили?

– Ну, конечно, Сергей Павлович. Самым тщательным образом. Мать Маши, являющаяся дочкой Кривцовой, вместе с мужем пять дней назад уехали отдыхать в Египет, поэтому Маша временно жила с бабушкой. От клиники до квартиры, где живет Кривцова можно дойти примерно за двадцать пять минут. Туда-обратно − пятьдесят минут. По словам Кривцовой, она в квартире ничего подозрительного не обнаружила, успокоила внучку и сразу же пошла назад. Уже подходя к клинике, она увидела, как вспыхнул пожар.

– А Вы замок в квартире Кривцовой осматривали?

– Так точно. Следов отмычки не обнаружили. Да и вообще, у Кривцовой дверь имеет довольно массивный засов. Поэтому проникнуть в квартиру через дверь, даже открыв замок, невозможно.

– А что, внучка этого не знала?

– Знала, конечно, Сергей Павлович. Но знаете, ребенок… − подполковник развел руками.

– Хорошо, дальше, − приказал начальник убойного отдела.

Третий пожар в частной клинике вспыхнул двадцать третьего мая. На этот раз горела клиника «Оракул» на улице Гончарной, дом двадцать два. Картина схожая с пожарами в первых двух клиниках − возгорание сразу в нескольких местах. Причина пожара неизвестна. На этот раз погибла дежурная сестра Одинцова Евгения Александровна, пятьдесят пятого года рождения. Но на этот раз у нас появился свидетель − дежурный врач Семаков Иннокентий Аркадьевич. Он подтвердил, что пожар начался в нескольких местах одновременно и абсолютно неожиданно. Более того, по его словам, когда пожар вспыхнул одновременно с двух сторон в коридоре, ведущим от входа внутрь клиники, он был вынужден, спасаясь, выпрыгнуть в окно со своего кабинета на улицу. И едва он выпрыгнул, как тут же там вспыхнуло пламя. Хотя еще несколько минут назад и намека на возгорание в его кабинете не было.

– Он что-нибудь заметил?

– Никак нет, Сергей Павлович.

– Что еще по этому делу?

– Вчера в своей квартире был обнаружен труп заведующей отделением клиники «Оракул» Гаянэ Оганесяновны Мкратачян, шестьдесят восьмого года рождения. Женщина проживала одна. Труп обнаружила приходящая домработница. Как показало вскрытие, женщина погибла двадцать третьего мая, около трех часов ночи, то есть примерно в тоже время, когда горела ее клиника. Погибла от большой потери крови. Ей инструментами, с помощью которых проводятся аборты, вырезали матку. Точнее, вырывали ее кусками. И еще экспертиза в крови женщины обнаружила препарат "Налоксон". Его применяют для вывода человека из бессознательного состояния.

– То есть женщину кололи этим "Налоксоном", чтобы она не потеряла сознание и чувствовала всю эту боль до конца? − Мурдашеву, как профессионалу, в первую очередь важна была информация. И жестокость убийц тоже была информацией.

– Кроме того в крови обнаружены следы эфира. То есть преступник или преступники предварительно усыпили Мкратачян, затем привязав ее капроновым шнуром к кровати, провели над ней экзекуцию.

– Посторонние отпечатки пальцев или еще какие-либо следы убийц в квартире обнаружены?