Глава вторая, в которой я совершаю мелкое хулиганство

Понедельник – день тяжелый, особенно когда первая пара в понедельник – лекция по матану. Матан – это математический анализ. Глупое, ничего не объясняющее название, весь мир называет это calculus, то есть исчисление, и пусть этот термин тоже ничего не объясняет, он, по крайней мере, лаконичнее и изящнее.

В лекции по матану на первый взгляд нет ничего тяжелого, как и в любой другой лекции в наш просвещенный век. Сидишь в зале, лектор ходит взад-вперед у доски, которая правильно называется «проекционный экран» и на которой, повинуясь телепатическим командам преподавателя, сменяют друг друга формулы и рисунки. Математики почему-то не любят слова «чертеж» и называют чертежи исключительно рисунками. Предполагается, что студенты следят за рассуждениями лектора и не только записывают текст лекции в свою внешнюю память, но и постигают некую суть, и откладывают эту суть в памяти внутренней, то есть непосредственно в мозгу. На практике же понимать смысл лекции в реальном времени можно только тогда, когда ты уже знаешь излагаемый материал. Математика тем и отличается от других наук, что все рассуждения строятся на пределе возможностей мозга, не зря кто-то сказал, что математику стоит учить, потому что она развивает мозги, и не зря на соседнем мехмате, где мозги студентов развиваются еще более интенсивно, время от времени то одного, то другого студента увозят в психушку.

А самое противное на лекции – это то, что ты постоянно чувствуешь, что вот-вот поймешь глубинный смысл шаманских заклинаний, написанных на доске, и одновременно чувствуешь, что этот смысл от тебя ускользает. Многие студенты даже не пытаются слушать лектора, они полностью записывают его выступление во внешнюю память и разбираются в этой записи потом, когда находится свободное время. А на лекции они полностью переключаются на виртуальный мир, слушают музыку, смотрят фильмы, разговаривают друг с другом, играют в карты и в шахматы, ходит даже байка про двух студентов, которые занимались на лекции виртуальным сексом, и их подергивающиеся тела радовали всех окружающих, кроме пожилой женщины-лектора. Я тоже пробовал уходить в виртуальность во время лекции, но эта идея себя не оправдала – времени на усвоение материала требуется заметно больше, чем если честно слушать, что говорит лектор. А самое плохое в этой технике то, что времени на осознание курса может вообще не найтись, и тогда участи троечника или даже двоечника не избежать.

В университет я приехал в довольно мрачном расположении духа. То, что произошло вчера, произошло на самом деле. Это был не сон, я убедился в этом утром, ликвидировав с помощью своих новых способностей собственное свеженаложенное дерьмо. Я подумал, что какой-нибудь молодой ученый из фильма для молодежи ужаснулся бы такому цинизму – использовать столь великое открытие, чтобы не нажимать кнопку слива, – ужас! Но тут ничего не поделаешь – вот такой я циничный, кому не нравится, могут со мной не общаться. Короче говоря, внутричерепной насос сработал безупречно, через секунду унитаз блестел и был абсолютно сухим. Я удивился, почему он не исчез вместе с дерьмом, и понял три вещи. Во-первых, дерьмо удалялось сквозь унитаз, который, как известно, непрозрачен. Непонятно, как такое вообще может происходить, особенно после того, как увидишь это своими глазами. Во-вторых, я сообразил, что могу уничтожать вещи избирательно – при уничтожении чего-либо окружающие предметы остаются неизменными. И, в-третьих, я осознал, что мне следует планировать свои эксперименты более тщательно, если я не хочу устроить дома прорыв канализации. Позже я добавил к этим откровениям четвертое: при удалении предмета из материальной вселенной не ощущается никакого дуновения воздуха, стремящегося занять освободившееся место.

Идя к автобусной остановке, я очистил от мусора урну, встреченную по дороге. Другую урну я попытался ликвидировать, сохранив на месте лежащий в ней мусор, но это не удалось. Не исключено, что урна была пуста, а возможно, при ликвидации контейнера его содержимое автоматически ликвидируется заодно с ним. Я подумал, не стоит ли ликвидировать пару ворон, и решил, что не стоит. Вороны ничего плохого мне не сделали, и уничтожать их только ради научного опыта показалось мне непозволительной жестокостью.

По дороге в университет я еще три раза попрактиковался в своих новых способностях, уничтожив бумажку, валяющуюся на тротуаре, пустую бутылку из-под водки и пустой шприц, очевидно, из-под героина. После этого я решил, что уподобляться дворнику не стоит, и больше ничего не уничтожал. Только один раз, уже в автобусе, я поймал себя на мысли, что неплохо было бы уничтожить особо наглую бабку, разоравшуюся из-за того, что ей не уступила место молодая девушка, по-моему, беременная. Потом я стал думать о других вещах и, когда вошел в лекционный зал, чувствовал себя уже не персонажем фантастического рассказа, а обычным человеком.

Маринка сидела, как обычно, в третьем ряду и увлеченно разговаривала с подругами. Меня она не заметила, а я не стал ни подходить к ней, ни связываться через компьютер по телепатической связи, ни, тем более, орать через весь зал. Я занял свое место в предпоследнем ряду и стал ждать, когда придут Егор с Пашкой. Ни один из них на этой лекции не появился.

Ровно в 9:00 Иван Моисеевич (так зовут нашего лектора по матану) вошел в зал и начал вещать. Сегодня он продолжал излагать доказательство очередной теоремы векторного анализа, примечательной тем, что ее формулировка занимает около килобайта, а доказательство началось почти в самом начале прошлой лекции, и конца ему все еще не видно. Мне стало скучно.

Я раскрыл виртуальный экран и начал развлекаться. Я скопировал на его поверхность доску вместе с лектором и стал улучшать картинку. Я пририсовал Ивану Моисеевичу пейсы и ермолку, а затем приступил к нарисованному на доске. Центральное место там занимал трехмерный цилиндр, который на самом деле был попыткой наглядно представить его m+п-мерный аналог. Попытка неудачная. Я чуть-чуть подправил очертания цилиндра, и он стал похож на мужской половой член. Далее я заменил формулу, размещенную под картинкой после слова «следовательно», на нецензурные слова. Я стер все, что было написано ниже, и вписал в освободившееся пространство несколько набивших оскомину рекламных лозунгов на тему безопасного секса вроде «даже когда все очень классно, эта мелочь защитит вас». Оглядев получившийся коллаж, я сохранил его во внешней памяти. Надо будет показать Егору, да и Маринке, должно быть, понравится. Под конец вчерашнего вечера она перестала изображать хорошо воспитанную юную девушку и рассказала пару неприличных анекдотов, так что не думаю, что это произведение искусства ее шокирует. Наконец я свернул экран и посмотрел на доску.

Я ничего не понимал. То есть я все понимал, но отказывался поверить в то, что я все правильно понимаю. Членоподобный цилиндр и все, приписанное к нему, красовалось на доске. Иван Моисеевич отчаялся удалить с доски эту гадость телепатическими командами и сейчас яростно копался в преподавательском столе, видимо, пытаясь найти пульт ручного управления проекционным экраном. Когда он поднял голову, я увидел, что ни пейсов, ни ермолки на его голове не появилось. И то хорошо.

Иван Моисеевич выбежал из зала, сверкая вспотевшей лысиной. Я сосредоточился. Мне показалось, что я ощущаю около доски какую-то чужеродную ауру, что-то вроде изолирующего поля в восьмом «Орионе». Я напрягся и смахнул эту ауру взмахом невидимой руки, растущей откуда-то из моей головы, вероятно, из центра мозга, оттуда же, где размещается мой нематериальный насос. Картинка на доске мигнула и начала судорожно меняться, как будто доска опомнилась и, словно пытаясь загладить свою вину, начала выполнять команды, которые она так долго игнорировала.

Студенты бурно радовались, естественно, все подумали, что старшекурсники опять засадили в институтскую сеть вирус. Я тоже изобразил на лице улыбку.

Минут через пять Иван Моисеевич вернулся в лекционный зал, скептически посмотрел на доску, восстановил изображение цилиндра, который теперь был идеальной геометрической формы, стоически не заметил смеха в аудитории и продолжил лекцию как ни в чем не бывало. Некоторое время то в одном конце зала, то в другом раздавались сдавленные смешки, потом они прекратились. Лекция шла своим чередом.

* * *

В перерыве я подошел к Маринке.

– Привет! – сказал я.

– Привет!

– Вчера все прошло замечательно.

– Еще бы. – Она улыбнулась. – Доехал нормально?

– Ага.

– Интересно, кто это сделал? – Она показала на доску. – Не ты? Ты же у нас хакер, – Маринка рассмеялась.

Я вымученно улыбнулся и отрицательно покачал головой:

– Какой я, на фиг, хакер? Мне еще учиться и учиться.

– Ученый ты мой, – сказала Маринка. Я собрался с духом.

– Ты сегодня вечером что делаешь?

– Уже соскучился? Нет, сегодня ничего не выйдет, я занята. Боюсь, до субботы ничего не получится.

– Мои в субботу, наверное, уедут на дачу. Можешь заехать ко мне.

– Ну уж нет! Ты мужчина, бегать по девочкам – это твоя забота. А я слабая женщина и боюсь ездить ночью в общественном транспорте.

Да уж, подумал я, есть чего бояться.

– Может, сходим куда-нибудь, – предложил я, – в кино там или еще куда.

– В ресторан «У Максима». Не надо, Игорь, не грузись, твоя культурная программа меня вполне устраивает. – Она приблизила свое лицо к моему и заговорщически прошептала: – Ты прекрасно трахаешься.

Не ожидал. Я покраснел и пробормотал что-то невразумительное вроде того, что я всегда рад сделать приятное такой замечательной девушке, и не стоит мое искусство таких комментариев, и вообще я не волшебник, а только учусь. Маринка сказала на это, что мне надо побыстрее становиться волшебником, и тогда она подарит мне совсем неземное наслаждение, короче, мы мило проболтали о пустяках весь перерыв, но на следующей лекции, когда я связался с Маринкой по телепатической связи, она передала мне желание, чтобы я ее не отвлекал, и больше мы с ней в этот день не разговаривали.

* * *

Ни Егор, ни Пашка в университете так и не появились. Звонить им я не стал, хотелось побыть одному, и сразу после занятий я поехал домой.

Когда я провожу вечер дома, то обычно сразу проваливаюсь в виртуальность и выхожу из нее, только чтобы поужинать и справить естественные надобности. Я не люблю делать полное погружение – во-первых, при частом использовании это утомляет, а во-вторых, вид меня, валяющегося на кровати и не реагирующего на внешние раздражители, действует маме на нервы. Поэтому я обычно раскрываю виртуальный экран в полупрозрачном режиме и, пребывая в виртуальности, сохраняю контакт с реальным миром. Но сегодня я не стал раскрывать экран, а лег на кровать и стал смотреть в потолок и думать о том, что со мной происходит.

Я не слишком хорошо разбираюсь в современной физике, но даже мне ясно, что научно объяснить мои способности вряд ли возможно, ничего похожего в мире еще не было. Впрочем, в «Орионе» есть устройство под названием «фазовый генератор», которое позволяет удалять предметы из реального мира в другую фазу, а затем возвращать обратно. Замечательная вещь в ближнем бою – когда истребитель, оснащенный фазовым генератором, приближается к тяжелому кораблю противника, он «пульсирует», то есть постоянно переключает фазы. И пока истребитель пульсирует, он большую часть времени физически находится вне пределов Вселенной и неуязвим для любого оружия противника. Нужно только не забывать время от времени выныривать обратно, чтобы не потерять ориентацию, а то альтернативная фаза может стать основной. Еще фазовый генератор можно применять в качестве боеголовки торпеды – сблизившись с кораблем противника, генератор перебрасывает окружающее пространство в случайно выбранную фазу и самоуничтожается. Если корабль не успел просчитать параметры фазового перехода, обратно в нашу Вселенную ему не вернуться. А чтобы просчитать переход было труднее, генератор делает сразу несколько переходов, а команду на самоуничтожение дает в процессе одного из них. Короче, фазовый генератор – это самое лучшее оружие для космического боя, жалко только, что оно появляется в самом конце игры и построить много фазовых генераторов просто не успеваешь.

Но, как бы то ни было, считать, что у меня в голове имеется фазовый генератор, это безумие. К тому же это не объясняет, как я смог превратить нарисованный цилиндр в нарисованный же член, заблокировать все каналы управления доской, а потом вернуть все обратно и снять блокировку. Можно представить себе, что у меня в голове завелись одновременно сразу два разных устройства (или органа?), делающие сверхъестественные действия двух разных видов, но это не может быть правдой, таких совпадений просто не бывает. То, что появилось в моей голове, – это, скорее всего, что-то одно, что умеет и удалять предметы из мира, и вмешиваться в работу компьютеров. Что это может быть – я просто не представляю.

Откуда это взялось у меня? Насколько себя помню, я всегда был совершенно обычным мальчиком и среди сверстников ничем особенным не выделялся. Да, я немного странный, но все люди немного странные, в моей нынешней группе есть по меньшей мере пять человек, намного более странных, чем я. В фильме про девочку, воспламеняющую взглядом, эта девочка, когда была совсем маленькой, случайно поджигала свои игрушки и обжигала мамины руки, я же до вчерашнего вечера никогда ничего взглядом не уничтожал. Непонятно.

Ну хрен с ним, с этим даром (или проклятием?). Подумаем, как жить дальше. Опыт первого применения моего внутримозгового насоса показал, что теперь я могу не бояться шпаны на улицах. Конечно, убивать людей нехорошо, но хулиганы сами нарываются на приключения. Какая разница, чем я убил тех троих – нематериальной жижей или пистолетной пулей? Они должны были допускать, что у ботаника, мирно дремлющего у окна, в кармане лежит пистолет с боевыми пулями, а значит, мой поступок не нарушает правил игры. Они знали, на что шли, но не учли неизвестный фактор и потому проиграли. И в общем, не обязательно в случае необходимости уничтожать человека целиком, достаточно ликвидировать его одежду, в крайнем случае пару зубов. Впрочем, он может вытащить пистолет из кармана и убить меня на месте, испугавшись, что я ликвидирую его полностью. Нет, получается, что насос в драке надо применять в полную силу. Какой-то полицейский из какого-то фильма говорил: «Достал пистолет – стреляй». Я подумал, понравилось ли мне то, как я избавил Москву от трех бандитов, и решил, что нет. Не исключено, что раззявленный рот, через который видно окружающие предметы, будет регулярно сниться мне много лет, может быть, даже всю жизнь. Впрочем, прошедшей ночью мне не снилось вообще ничего.

Что еще я могу сделать? Если бы я был бандитом-мокрушником, передо мной открылись бы поистине безграничные возможности. Подходишь к инкассаторской машине, заглядываешь внутрь, спокойно ликвидируешь всех, кто внутри, забираешь сумку с деньгами и так же спокойно уходишь. Или уезжаешь, все инкассаторские машины оборудованы автопилотами, а сломать защиту автомобильного компьютера вряд ли намного сложнее, чем превратить одним взглядом нарисованный цилиндр в нарисованную похабщину. Впрочем, это надо проверить.

Я ужаснулся своим мыслям. Я лежу на диване и спокойно, не мучаясь угрызениями совести, планирую преступление, и не просто преступление, а ограбление с убийством, и не с одним убийством, а с тремя-четырьмя. Нет, так поступать нельзя. Внутренний голос спросил меня, почему нельзя, но я послал его в известное место и стал думать о другом.

Как можно повернуть мои способности в мирное русло? Что я могу сделать, если можно так выразиться, в народном хозяйстве? Уничтожить баржу с радиоактивными отходами? Не уверен, что моих сил хватит на это, кстати, надо проверить, насколько большие объекты я могу ликвидировать. К тому же в фантастических рассказах все герои, обладающие необычными способностями, обязательно страдают от побочных эффектов этих способностей. Я прислушался к своим ощущениям и решил, что пока ни от чего не страдаю. Голова не болит, живот не болит, никаких высыпаний на коже нет, что там еще бывает? Необычной усталости тоже не чувствую. Наверное, я типичный супергерой. Это определение меня рассмешило. Я вспомнил мультфильм про Чипа и Дейла, где в Дейла попал метеорит, и он стал супергероем, научившись прыгать в высоту на несколько сотен метров. Я представил себе, как летаю над городом, покрикивая загробным голосом: «Я – ужас, летящий на крыльях ночи!» (или это из другого мультфильма?), и мне стало совсем смешно. Но мой смех был немного истерическим.

Что делают хорошие супергерои? Помогают несчастным, обиженным и т. д. Несерьезно. Еще бывают белые маги и святые целители, которые, если верить их рекламе, тоже по сути супергерои. Они исцеляют разные болезни. Может, и мне попробовать? Я представил себе, как даю в газету рекламу: праведный юноша, которому в задницу попал метеорит, удаляет раковые опухоли, ликвидирует излишки жира и выдирает больные зубы без боли и без наркоза. Я оборудую в каком-нибудь подвале темную комнату, обставленную в этаком эзотерическом стиле, надену искусно застиранную рясу, подпоясанную веревкой, и буду с помощью молитвы лечить бизнесменов от импотенции. Я неожиданно обнаружил, что мурлыкаю себе под нос песенку про то, как у целителя в палец врос ноготь и потому целитель облажался. А что, в качестве молитвы эта песенка вполне подойдет: мелодия благозвучная, ритм размеренный, торжественный и чуточку тревожный, главное, чтобы посетитель не знал английского. Но те, кто ходит к целителям, вряд ли знают английский.

Через некоторое время я заснул, так ничего и не решив. Мне приснилось, что я летаю над ночным городом, но не в черном плаще, а совсем голый, как булгаковская Маргарита, и не на метле, а просто так, и при этом летает не тело, а только душа, а тело лежит на кровати и спит. И над городом разносится женский голос, низкий и грудной, но тихий и ласковый, который бесконечно повторяет одну и ту же фразу на неизвестном мне языке. Я не знаю языка, но понимаю смысл фразы.

«Охотник за тенью восстает».