– Разумеется! – с энтузиазмом ответил Шилов и объяснил: – Мартина находится в нашем секторе Герметикона, мы прибыли на неё, дали ей имя, занесли в астрологические атласы и установили флаг. Так что в настоящее время ты находишься на территории Лингийского союза. А согласно лингийским законам, в случае чрезвычайных обстоятельств старший офицер имеет право, а в некоторых случаях – обязан, принять на себя всю полноту власти. А наши обстоятельства, дружище, не чрезвычайные – они дерьмовые.

* * *

Долго ждать и далеко идти не пришлось…

Вообще идти не пришлось: уткнувшийся в чужую землю паровинг ещё догорал, исчезая в огненной алхимической смеси, когда на укрывшихся за скалой лингийцев упала гигантская тень «Пытливого амуша». Приземляться Дорофеев не стал, да на это никто и не рассчитывал, сбросил с пятидесяти метров «корзину грешника» и стал набирать высоту, не дожидаясь, пока экипаж паровинга окажется на борту. А учитывая, что «Амуш» поднимался разворачиваясь, чтобы скорее вернуться к месту падения катамарана, путешествие в «корзине» получилось запоминающимся – болтало крепко. Но, разумеется, не шло ни в какое сравнение с только что пережитым падением.

На борту всех тщательно осмотрел Хасина. Состоянием Киры медикус остался доволен, но порекомендовал «как следует отдохнуть», затем явился Помпилио и лично проводил жену в каюту, где её поджидала ванна. Рыжая попросилась на мостик, но дер Даген Тур с улыбкой ответил, что «ничего интересного больше не будет – катамаран на земле», и рыжая подчинилась. Тем более после боя на Мартине, прыжка через Пустоту и гибели паровинга ей действительно требовался отдых.

Она задремала в ванне на пару минут, поняла, что усталость берёт своё, отправилась в спальню и вышла из неё лишь через пару часов – свежая, бодрая, в элегантном платье, идеально подходящем блистательной Кире дер Даген Тур, адире и светской даме, а не командору Астрологического флота. Валентин предупредил, что мессер ожидает супругу в кают-компании, в которой был сервирован лёгкий ужин, по окончании которого дер Даген Тур проводил рыжую на открытую палубу – прогуляться и полюбоваться красотами новой планеты.

«Пытливый амуш» шёл на высоте сто пятьдесят метров, и погода стояла безветренная, что особенно благоприятствовало приятной прогулке на свежем воздухе.

– Кажется, я слегка простудилась в Пустоте, – пошутила Кира, облокачиваясь на перила. – В горле першит.

– Здесь все кашляют, – спокойно ответил Помпилио, остановившись рядом с женой так, чтобы плечом касаться её плеча. – Хасина и Мерса разбираются, из-за чего это происходит и что нужно делать.

– Думаешь, что-то серьёзное?

– Было бы серьёзное – мы бы уже почувствовали признаки недомогания, – ответил дер Даген Тур. – Полагаю, какая-то особенность местного воздуха, раздражающая наши дыхательные пути.

Ответил настолько уверенно и спокойно, что Кире захотелось податься вперёд и крепко прижаться к мужу. К всегда спокойному и хладнокровному мужу, широкоплечему, уверенному, сильному.

Внешне дер Даген Тур никак не походил на растиражированный, привычный всему Герметикону образ адигена: не очень высокий, плотный, лысый – как все чистокровные Кахлесы, он больше походил на простолюдина, нежели на представителя одного из древнейших адигенских родов Линги, а значит – всего Герметикона. В походе он предпочитал носить удобную цепарскую одежду, разумеется, пошитую на заказ, но Валентин предупредил хозяина, что Кира захотела появиться нарядной, поэтому Помпилио выбрал классический адигенский месвар – бордовый, расшитый золотом.

– Раздражающий наши дыхательные пути… – тихим эхом повторила рыжая фразу мужа. – Ещё одна особенность местного воздуха, помимо того, что он оказался слишком лёгким для паровинга.

– Мне очень жаль, Кира. – Он накрыл рукой её ладонь.

– Спасибо. – Она наконец-то уткнулась лбом в его плечо.

Он улыбнулся.

Она знала, что он улыбается.

– Ты доволен?

– Теперь ты на борту «Амуша». И мне намного спокойнее.

– Я вернусь на паровинг, – прошептала она, продолжая прижиматься к мужу.

– Я знаю.

– Сразу, как только появится возможность.

– Не сомневаюсь.

Он знал, что его рыжая красавица не может не летать, что ей нравятся скорость, командирское кресло и подрагивающий штурвал. А ещё дер Даген Тур знал, что если он попросит – Кира перестанет рисковать и навсегда откажется от паровинга. И сейчас очень удобный момент попросить… но он не станет этого делать. Ни за что не станет. Будет беспокоиться, бояться, но не попросит жену перестать летать.

– Спасибо.

Возможно, она прочитала его мысли.

Помпилио наклонился и нежно поцеловал Киру в губы. Она потёрлась лицом об его плечо, потом повернулась, чтобы они смотрели в одну сторону, и тихо сказала:

– Я даже представить не могла, что в Герметиконе сыщется планета красивее Мартины.

– Сама планета, будем справедливы, красотой не блещет, – пробурчал дер Даген Тур.

– Не придирайся.

– Я говорю лишь то, что вижу.

А видел он каменистую почву, собравшую в себя все оттенки бурого, такие же валуны, обломки скал и горы. Кратеры – от мелких, пяти-десяти метров диаметром, до гигантских. И полное отсутствие жизни. Ни растений, ни воды.

– Помпилио… – Кира вновь улыбнулась. – Ты прекрасно понимаешь, о какой красоте я говорю.

Он помолчал, тоже улыбнулся – рыжая поняла это по тому, с какой нежностью муж потёрся щекой об её щёку, – и негромко произнёс:

– Пустота умеет удивлять.

Согласившись с мнением жены.

– Думаешь, дело в Пустоте?

– Не сомневаюсь, что в ней, – кивнул дер Даген Тур. – Точнее, в аномалии, которая действует на Мартине, здесь и… по всей видимости – там.

– Здесь необычно.

– Необычно – весьма лёгкое определение того, что мы видим.

– Зато точное, – заметила Кира. – Красота не может быть стандартной.

– Наслаждению мешает непонимание происходящего.

– Ты меня дразнишь. Ты тоже восхищён.

Дер Даген Тур помолчал, после чего едва заметно улыбнулся:

– Да. – И поцеловал жену в шею. – Я действительно восхищён.

И было чем восхищаться.

Если гигантскую луну Мартины, которую адмирал дер Жи-Ноэль нарёк Близняшкой, ещё можно было сравнить с изумительной Деригоной, считающейся чудом Герметикона, то планета, на которой они оказались сейчас, аналогов не имела. Ничего похожего. Нигде. Она была частью удивительной системы, противоречащей всем законам астрологии и физики, нарушала каноны небесной механики, дерзко демонстрировала то, чего не может быть, и она… она была. И объяснить её существование получалось только аномалией. Причудой Пустоты, способной на всё так, словно была живой и развлекалась, складывая свои «кубики» в невероятные «домики». Невысокая гравитация, разреженный воздух и горизонт, находящийся ближе, чем следовало, говорили о небольших размерах планеты – однако она удерживала атмосферу. У неё не было собственной звезды, во всяком случае, до сих пор светило не появлялось, зато в небе улыбались друг другу два невозможно огромных спутника. И судя по всему, каждый из них был полноценной, пригодной для жизни планетой – с атмосферой и водой. И находились они настолько близко, что горы, моря и крупные озёра можно было разглядеть в простой бинокль. Если, конечно, их не скрывали облака…

Те облака, которые находились там, потому что здесь, на их каменистом пристанище, небо было абсолютно чистым.

– Одна луна на двоих? – прошептала Кира, увлечённо разглядывая необыкновенную картину.

– Возможно. Но в чём я не сомневаюсь, так это в том, что астрологи с ума сойдут от изумления. – Помолчал и добавил: – Не бортовые, конечно, а те, которые занимаются астрологией как наукой.

Потому что бортовые астрологи, перемещающие цеппели через Пустоту, и так считались сумасшедшими.

– Теперь я понимаю, почему ты любишь путешествовать.

– Пустота умеет удивлять, – повторил дер Даген Тур. Он мягко взял жену за руку и посмотрел в глаза: – Я очень испугался сегодня.

Кира промолчала. Но взгляд не отвела.

– Дважды испугался, – продолжил Помпилио. – Первый – когда ты направила паровинг в «окно» перехода.

– Ты в него вошёл, – коротко ответила рыжая.

– Я должен был так поступить, – сказал дер Даген Тур.

– И я.

– Ты сильно рисковала.

– Мерса проходил на паровинге через чужое «окно». Но никто не делал этого на цеппеле. Так что ты рисковал сильнее.

– Я должен был так поступить.

– Я – твоя жена, Помпилио, и я пойду за тобой куда угодно: в «окно», на войну, на бал, в театр, – твёрдо произнесла Кира. – Я всегда буду рядом. Где угодно. Против кого угодно. Я буду рядом. – Она помолчала и закончила: – Ты знал, на что шёл, когда женился на мне.

– По-другому и не нужно, – не менее твёрдо ответил дер Даген Тур. – Но я всегда буду за тебя бояться.

– А я – за тебя. – Она на мгновение прижалась к мужу, затем отстранилась и прищурилась: – А теперь скажи: ты вытащишь нас отсюда?

– Разумеется.

– Иного ответа я не ожидала.

* * *

Это был разгром и позор.

Но цеппель, даже гигантский катамаран с его уникальной машиной, можно восстановить или построить новый… Ведь цеппели гибли не только в бою, но и ломались во время ураганов, врезались в горы из-за неумелого управления, да, в конце концов, их можно было потерять в Знаках во время простейшего перехода через Пустоту. Потеря цеппеля – естественна, а вот как пережить унизительное поражение, не знал никто. Поражение в бою, который должен был стать пустой формальностью. В бою, исход которого ни у кого не вызывал сомнений. В бою, в котором три корабля: один военный и два плохо вооружённых рейдера, вдребезги разнесли пусть и небольшую, но отлично подготовленную эскадру, прибывшую даже не побеждать, а прихлопнуть наглецов, осмелившихся заявиться на Мартину^[2]. Два лёгких крейсера, доминатор и катамаран последовательно легли на землю, а заодно указали лингийцам путь на Близняшку.

Разгром и позор.

И приблизительно понятно, как к ним отнесётся Канцлер.

Но об этом старались не думать. То есть все, разумеется, держали предстоящий «разбор полётов» в уме, внутренне дёргались, прятали в карманы дрожащие руки, нервно шутили, слишком громко говорили, замирали от предчувствия неприятностей, но сейчас старательно, с подчёркнутым вниманием занимались текущими делами.

– Что там? – спросил Магистр. – Лингийцы улетели?

– Разведчики ещё не вернулись.

– Не слышу!

– Я скажу, когда станет ясно, – грубовато отрезал Капитан.

Третий улыбнулся. Не обозначил улыбку, как привык, а именно улыбнулся – во весь рот, поскольку его всё равно никто не мог увидеть.

Старшие офицеры Мартинской эскадры – Магистр, Капитан и Третий перебрались в бронированную капсулу после того, как гигантский катамаран, краса и гордость урийского воздушного флота, позорно рухнул на безжизненную поверхность Близняшки. Вскоре отключилось электричество, и следующий час им пришлось провести в полной темноте. И это обстоятельство изрядно смущало Магистра, раздражало Капитана, а Третьему позволяло не следить за мимикой, реагируя на высказывания толстяка так, как ему хотелось, а не как «правильно».

Связь с окружающим миром они поддерживали через проведённую в соседнее помещение переговорную трубу – в нём находились телохранители, и десять минут назад Капитан распорядился выслать разведчика.

– А вдруг его убили лингийцы? – продолжил расспросы Магистр.

Продолжил прежним, тонким голосом, который совсем не вязался с его массивной внешностью. Магистр был невероятно, а главное – очень неприятно – толст: одутловатое лицо, жирные щёки, толстый нос и складки, повсюду складки… Он был толст настолько, что с трудом стоял и двигался, поэтому, как правило, пребывал в креслах, а когда требовалось пройти больше сотни шагов, как правило делал их с помощью телохранителей. А вот одевался он так, как привык давным-давно, когда мог похвастаться другим сложением: кожаный плащ, полувоенный пиджак с воротником-стойкой, галифе и сапоги до колен. И очки с наглухо затемнёнными стёклами. Всё – чёрное. Ярко-чёрное. На том Магистре, который был быстрым волком, форма сидела идеально, а получившийся образ вызывал страх. Сейчас же он казался пародией на самого себя.

И от знаменитой храбрости мало что осталось.

– Что будем делать, если лингийцы взяли разведчика?

– Отправим следующего, – буркнул Капитан.

– А вдруг они его поймали, допросили, узнали, где мы прячемся, и сейчас идут к нам?

Говорить о том, что вскрыть бронированную капсулу можно лишь за пять-шесть часов изрядной возни, Капитан не стал. Промолчал. И слово взял Третий.

– Полагаю, лингийцы уже улетели, – мягко произнёс он. – Вряд ли они стали дожидаться спасательного отряда.

– То есть мы можем выходить?

– Давай дождёмся возвращения разведчика.

– А если он не вернётся?

Капитан, кажется, выругался – ни Магистр, ни Третий не разобрали слов в его невнятном бормотании. А затем снаружи постучали, и Капитан открыл переговорную трубу:

– Да?

– Можно выходить, – доложил телохранитель.

Спрашивать, что увидел разведчик, Капитан не стал – всё равно сейчас сам всё увидит, – подтвердил, что понял сообщение, открыл дверь и лучом фонарика указал на полулежащего в кресле Магистра:

– Помогите ему выбраться. – Корабль стоял под углом, поэтому самостоятельно покинуть капсулу и добраться до верхней палубы у толстяка вряд ли получилось бы.

Телохранители бросились исполнять поручение, а Капитан и Третий поспешили наверх, на грандиозную палубу, находящуюся меж двух «сигар». На палубу, на которой гордо возвышалась удивительная машина, способная смешать в кучу и отправить в Пустоту тридцать цеппелей разом. На палубу корабля, который ещё несколько часов назад казался воплощением человеческого Гения. А сейчас, разбитый и разграбленный, уныло валялся на скалах, а Урия и Мартина смотрели на него с усмешкой.

Как смотрят холодные звёзды на любого проигравшего.

«Сигары» смяты, разбиты, из той, которая горела, ещё струится дым. Баллоны, конечно, повреждены, возможно, не все, но многие. Угрюмые цепари выносят из внутренних помещений тела погибших и складывают около машины.

Разгром и позор.

– Они потеряли паровинг, – попытался найти хоть что-то хорошее Капитан.

– Мы его сбили? – оживился Третий.

– Совершил жёсткую посадку. Видимо, не удержался в здешней атмосфере. – И добавил то, что все и так знали: – Паровинги очень тяжёлые, намного тяжелее аэропланов.

Третий помолчал, тщательно обдумывая услышанное, а затем негромко спросил:

– Рыжая спаслась?

Капитан огляделся, убедился, что помощники далеко, а Магистра только начали пропихивать через узкие двери на палубу, и очень тихо ответил:

– Полагаю, да. В противном случае лысый не улетел бы, не убив всех нас.

– Пожалуй, – согласился Третий.

Они знали историю Помпилио, знали, как жестоко расплатился он с убийцами первой любви, с каким трудом обрёл вторую, и догадывались, что месть за Киру, случись с ней хоть что-нибудь, будет ещё страшнее. И потому Капитан и Третий не сговариваясь подумали о том, что их великий предводитель, наверное, допустил ошибку в расчётах. Да, он умён, точнее – гениален, да, он придумал машины, способные перевернуть Герметикон. Да, он вызывал уважение, почитание и страх, и оба они – и Капитан и Третий – верили ему беззаветно. И ещё шесть часов назад не сомневались в победе, будучи преисполнены уверенностью в своих силах.

Да, так было.

А потом они увидели людей, без колебаний пошедших в атаку на очевидно превосходящие силы – и разгромивших эти силы. Людей, рискнувших прыгнуть с одного цеппеля на другой в разгар воздушного боя, под пулемётным огнём – и взявших цеппель на абордаж. Людей, не побоявшихся войти в чужое «окно» – и так прошедших непредсказуемую Пустоту, и Пустота, видимо изумлённая подобной дерзостью, не показала им даже тень своих чудовищных Знаков. Они увидели этих людей и подумали, что лидеру следовало умерить гордыню и хотя бы попытаться договориться с лингийцами.

Они одновременно подумали об этом.

А вот Магистра, которого наконец-то подвели к Третьему и Капитану, беспокоило совсем другое.

– Он будет очень недоволен, – произнёс толстяк, уныло разглядывая останки корабля. Стоять на слегка накренившейся палубе Магистру было тяжело, но толстяк вцепился в поручень и кое-как справлялся, сам справлялся, поскольку отослал помощников, не желая, чтобы они слышали разговор.

– Он будет в ярости, – уточнил Третий.

– Ещё в какой, – вздохнул Капитан.

– Это наша общая вина, – поспешил напомнить Магистр. Обычно толстяк не отказывал себе в удовольствии подчеркнуть, что является главным в их небольшом коллективе, но позорный разгром заставил его изменить манеру поведения. – Мы принимали решения сообща.

Фраза прозвучала так жалко, что Третий поморщился, не забыв отвернуться, и подумал о том, что никогда не понимал, почему лидер благоволит толстяку. Да, звериная жестокость в наличии, как и готовность выполнить абсолютно любой приказ; преданность, больше походящая на рабскую покорность, тоже присутствует, и при этом – очевидная подлость характера. Третий прекрасно понимал, что случись что – Магистр предаст не раздумывая, предаст кого угодно, даже лидера, и знал, что лидер об этом знает. Но тем не менее продолжает назначать Магистра главным и поручать важнейшие операции.

– Что скажете?

– Операция была поручена всем нам, – угрюмо сказал Капитан. Сейчас он не мог ответить иначе.

– Да, – тихо подтвердил Третий, умудрившись сохранить на лице серьёзное выражение.

А толстяк, услышав, что товарищи не собираются сваливать вину на него, приободрился и следующий вопрос произнёс намного увереннее:

– Куда подевались лингийцы?

Капитан и Третий, от которых не ускользнула перемена в Магистре, обменялись быстрыми понимающими взглядами, после чего Капитан ответил:

– Взяли курс на северо-запад.

– В этом есть смысл? – Магистр неплохо знал Близняшку, но до сих пор не удосужился узнать, в каком именно районе планеты они находятся.

– Да, смысл есть, – произнёс Капитан. – Уходить отсюда на северо-запад наиболее оптимально. Там практически нет станций и баз, не ведутся разработки и потому есть лишь минимальная вероятность быть замеченными с земли или встретить патрульный цеппель.

– Они не могли угадать, куда идти.

– Свидетели утверждают, что лингийцы взяли в плен нескольких офицеров.

– Один из которых очень быстро заговорил, – ощерился Магистр. – Надеюсь, он будет жив, когда мы доберёмся до Помпилио: очень хочется поговорить с предателем особо.

На мгновение на лице толстяка появилось такое выражение, что Третьего передёрнуло. В душе. Внешне он остался невозмутим, потому что находился не в тёмной капсуле и тщательно следил за выражением лица.

– Когда мы организуем погоню?

– Рация уничтожена, – развёл руками Капитан. – Мы не можем сообщить нашим, куда направились лингийцы.

– И что?

– Будем ждать, когда до нас доберётся первый цеппель.

– А лингийцы будут безнаказанно шляться по Близняшке?!