– Я выросла вдали от сферопорта, на архипелаге, и хотя земли там было достаточно, воды и неба я видела много больше.
– Вода и небо создают идеальный простор, – негромко произнес полулежащий рядом с девушкой Помпилио. – Простор, доведенный до абсолюта.
Он не держал рыжую Киру в объятиях, но был совсем рядом, облокотился на спинку диванчика правой рукой, а левой легонько, подушечками пальцев поглаживал плечо девушки. Ему нравилось прикасаться к жене.
Они оба получали от этого удовольствие.
– Ты прав… – Кира улыбнулась. – Архипелаг – отнюдь не замшелая провинция, его большие города не затерялись бы и на Линге, они современные, энергичные, деловые, но все равно их жизнь куда спокойнее и размереннее, чем шумная суета большого сферопорта.
Они отдыхали на открытой террасе пентхауса «Ожерелье Л», в лингийском отеле небольшой – всего одна гостиница на планету – и единственной в Герметиконе межзвездной сети. Владельцы «Ожерелья» не строили огромных «заведений для всех», полностью сосредоточившись на избранных клиентах: на путешествующих хозяевах жизни, привыкших к роскоши, а не просто комфорту. Отели располагались в лучших районах сферопортов, и с террасы, на которой отдыхали влюбленные, открывался великолепный вид на столицу Линги, на ее Старый город, выстроенный задолго до того, как в универсале возникло слово «сферопорт». А когда смотришь на Старый Маркополис, то в первую очередь видишь самый большой во всем Герметиконе олгеменический храм – собор Доброго Маркуса, в нем одновременно могли молиться сто тысяч человек; неподалеку поднимается Палата Даров, в которой заседали верховные правители самого консервативного адигенского мира, а напротив, через обширную площадь, по праздникам на ней собиралось до миллиона человек, высилась городская Ратуша. Слева от собора стояли Академия Наук и Лингийская библиотека, а между ними пряталось приземистое здание Университета. Привлекали внимание колоссы Генерального штаба, Лингийского Астрологического общества, дворцы даров, музеи, соборы, башни Старой крепости…
Лингийцы не жалели денег на украшение Маркополиса, и с высокой крыши «Ожерелья Л» открывался поистине царский вид.
– Сферопорты принадлежат не планете, а Герметикону, – отозвался Помпилио, решив, что девушка ждет его реплики. – Они служат воротами в огромную Вселенную, перекрестками бесчисленных торговых путей и одновременно – лицом планеты…
– Какой же ты зануда, – рассмеялась Кира, обернувшись и прикоснувшись пальчиком правой руки к губам мужа. – Я всего лишь хотела сказать, что Маркополис не такой. Он стремительный и суетливый там, где должен быть стремительным и суетливым, но умудряется сохранять общее спокойствие. Он – как тяжелый рыцарь: выглядит неспешным, даже неповоротливым, но, если нужно, мчится с невообразимой скоростью.
– Маркополис очень быстрый, – подтвердил Помпилио. – Он – как муравейник, в нем все время что-то происходит.
– Так тебе кажется после нашего милого захолустья.
– Я люблю наше милое захолустье.
– Я знаю, – подтвердила девушка, – но сейчас мы говорим о Маркополисе.
– Он большой и красивый, но я… – Помпилио помолчал. – …но я никогда об этом не задумывался. Для меня Маркополис всегда был просто городом, частью повседневности, и я… Я рад, что у меня появилась возможность узнавать свой мир заново – твоими глазами, твоими чувствами, узнавать его вместе с тобой… – Он вновь замолчал и прищурился: – Что я сказал смешного?
– Я улыбаюсь тому, что ты улыбаешься, – мягко ответила девушка.
– Я сейчас улыбался?
– Да.
Помпилио говорил о Кире, о них, и потому на его губах появилась мягкая улыбка. Как бывает у любого человека, который коснулся чего-то для себя особенного и важного, неимоверно прекрасного, настолько чудесного, что сама мысль об этом делает его другим.
В последнее время Помпилио часто так улыбался.
– Мне хорошо, – прошептал он на ухо жене, обнял Киру и зарылся лицом в ее густые рыжие волосы. – Я счастлив.
И почувствовал, что девушка крепко-крепко к нему прижалась.
И еще почувствовал, что она тоже улыбается.
В древнейшем лингийском роду Кахлес – тысячелетней династии даров – все мужчины появлялись на свет лысыми, как колено. Брови присутствовали, усы и бороды росли отменно, но шевелюры – увы. И сколько бы чужой крови ни вливалось в семейные жилы в ходе продуманных или спонтанных браков, с какими бы семьями они ни смешивались, Кахлесы всегда оставались Кахлесами – лысыми. И еще коренастыми, плотными и крепкими. Изяществом фигуры они не отличались, издалека любого Кахлеса можно было принять за крестьянина, но их лица, породистые, твердые, словно высеченные из мермолайского гранита, с выпуклыми лбами и упрямыми подбородками, ясно указывали на высокое происхождение.
Так что внешне Помпилио Чезаре Фаха дер Даген Тур был типичным Кахлесом, и его серо-стальные глаза смотрели на мир с врожденным высокомерием.
А вот Кира, его прелестная жена, не могла похвастать древней родословной. Она была дочерью кардонийского правителя, происходила из очень богатой семьи, но по адигенским меркам считалась простолюдинкой, и когда Помпилио, родной брат лингийского дара Антонио Кахлеса, объявил о предстоящей свадьбе, имя невесты произвело эффект разорвавшейся бомбы. Самый завидный холостяк Герметикона выбрал не адигену и даже не лингийку? Предложил руку и сердце девице – офицеру кардонийской армии? Как случился мезальянс?
Свадьбу сопровождали слухи и сплетни, порой – фантастические, о ней говорили едва ли не на всех планетах, и будь Помпилио чуть менее знатен, молодой семье пришлось бы тяжело. Но дер Даген Тур – знаменитый путешественник, исследователь миров и блестящий офицер, – носил неофициальный титул любимца Линги и всего Герметикона, во всяком случае, его адигенской части; брат Помпилио и остальные дары, причем не только лингийские, горячо поддержали его выбор и сделали все, чтобы Кира вошла в высший аристократический круг.
Ей было чуть меньше двадцати пяти, и она была чудесным цветком, находящимся в расцвете женственности и красоты. Рыжие волосы, карие, с золотыми искорками глаза, маленький носик, большой рот с четко очерченными губами – образ Киры заставлял мужские сердца биться с удвоенной силой. Как написали в «Лингийском вестнике»: «…никто не смеет отрицать, что адира Кира – восхитительный бриллиант, чарующий и завораживающий».
И еще Кира была умна.
И еще – она любила…
– Так все-таки каким ты нашла Маркополис? – с улыбкой спросил Помпилио. – Суетливым или спокойным?
– Слишком светским.
– Именно слишком?
– Иногда – чересчур.
– Мне показалось, тебе понравилось быть светской дамой.
– В этом есть определенный шарм, – согласилась Кира, поудобнее устраиваясь в объятиях мужа. – Еще я оценила пышность и размах, с которыми здесь устраивают праздники: и не могу не отметить, что на Кардонии не умеют так веселиться.
– Когда мы поедем на Андану, на Большой Бал Даров, ты поймешь, что значит уметь веселиться, – тихонько рассмеялся Помпилио. – Анданийцы обожают развлечения, в этом с ними никто не в состоянии соперничать.
– «Когда»? – шутливо произнесла рыжая. – Мое мнение здесь никого не волнует?
– У тебя другие планы?
– Когда состоится бал?
– Я предупрежу тебя за пару дней.
– Осторожнее, мы можем превратиться в завсегдаев светских салонов.
– Мне нравится, как ты блистаешь, – прошептал ей на ухо Помпилио.
– Для тебя это важно?
– Для меня важно, чтобы ты была счастлива, Кира, – ответил он. – Мне нравится видеть, как ты забываешь обо всем и громко смеешься… Как блестят твои глаза… Нравится вести тебя в танце и слышать музыку: и снаружи, и внутри. И, да – мне нравится, что я больше не приезжаю на балы в одиночестве. Мне нравится, что ты производишь впечатление и…
– Зануда.
– …нравится, когда ты называешь меня занудой. Но больше всего мне нравится, что ты рядом со мной, Кира дер Даген Тур.
Девушка потерлась щекой о щеку мужа и негромко призналась:
– Иногда я чувствую пристальное внимание окружающих, их любопытство, иногда – навязчивое любопытство, но мне никогда не было неуютно, если ты понимаешь, что я хочу сказать. Ты всегда рядом, и я знала, что могу в любой момент спрятаться за твоей спиной.
– Тебе ни разу не пришлось прятаться.
– Но я могла бы. И мысль о том, что ты рядом, придавала мне сил. И наполняла теплом. Мне нравится, что ты рядом Помпилио дер Даген Тур.
Они почти год шли друг к другу.
Сначала – не зная об этом, не видя и не чувствуя друг друга. Погруженные в собственные беды и переживания. Пребывая в поиске, но не догадываясь об этом. Не зная, чего ищут, шарахаясь из стороны в сторону и, кажется, отдаляясь… И вдруг – увидев рядом с собой того, кто может помочь. А потом – разглядев в этом «ком-то» единственного…
Почти год прошел с того момента, как на их свадьбе Кира тихо сказала: «Я тебя не люблю», до признания, которое они сделали друг другу. От людей, которые пытались спастись, до счастливой пары.
Они убили и похоронили прошлое.
И знали, что поступили правильно.
Вернувшись с Фархи, Кира и Помпилио две недели провели в Даген Туре, спрятавшись от мира в родовом замке, а затем отправились на праздник, который устроили власти Маркополиса в честь окончания реставрации собора Доброго Маркуса: все расходы взяло на себя Лингийское Алхимическое общество, изо всех сил стремящееся загладить вину за неосторожные высказывания во время проведения реставрации. На самой большой площади столицы развернулось народное гулянье с винными бочками, тушами на вертелах и обязательным фейерверком, а в Ратуше устроили пышный бал, на который съехался цвет общества: лингийские дары, адигены, посланники других планет, промышленники… И Кира, для которой этот праздник стал первым после свадьбы настоящим выходом в свет, оказалась в центре всеобщего внимания.
И девушка справилась превосходно.
В первый вечер дорогих гостей чествовал дар Антонио, устроивший ужин «в честь долгожданного возвращения в свет моего возлюбленного брата и его прекрасной избранницы». Мероприятие получилось скромным, всего на две с половиной сотни гостей, и не нашло отражения в прессе. Женщины знакомились с Кирой, пытаясь понять, что отыскал знатный холостяк в рыжей инопланетнице, мужчины негромко и только лично поздравляли Помпилио с окончанием погони за Огнеделом. Месть, которой дер Даген Тур жил последние месяцы, свершилась, и именно это стало истинной причиной его возвращения.
Следующий день они посвятили неспешной прогулке по городу: Помпилио показывал Кире «свой» Маркополис, места, которые были ему памятны или дороги. Они побывали у Военной академии, в Галерее искусств… «В ней я провел изрядную часть свободного времени. – В Академии не преподают изящные науки? – Преподают, но мама считала, что недостаточно, поэтому я занимался дополнительно. – Ты умеешь рисовать? – Я бы не взялся за твой портрет, но кое-что изобразить могу»… А вечером их ждал театр, премьера знаменитого балета «Принцесса Эсмеральда», который наконец-то привезла на Лингу труппа великого анданийского театра «Август».
И лишь на третий день случился собственно праздник: большие гулянья, бал в Ратуше, танцы, фейерверк и снова танцы. Почти все мужчины в месварах – ведь это адигенский бал, женщины – в пышных, но не мешающих танцевать платьях. У Киры оно было ярко-синим, к цвету которого прекрасно подошел преподнесенный Помпилио сапфировый гарнитур.
С бала вернулись в пятом часу, проснулись в два пополудни и вот уже третий час наслаждались расслабляющим отдыхом на открытой террасе.
– Мне рассказали о тебе много интересного, – игриво сообщила девушка.
– Надеюсь, ты поверила всему, что услышала?
– А должна была?
– Разумеется.
– Что?! – не ожидавшая такого ответа Кира резко повернулась и посмотрела мужу в глаза. – Всему?!
– Тетушки любят преувеличивать, но редко лгут, – едва заметно пожал плечами Помпилио. – В целом их историям можно доверять. Во всяком случае, в основных моментах.
– То есть про ту оперную диву…
– Правда, – кивнул Помпилио.
– И о том, что ты собирался жениться на дочери дара Генри?
– Вот это уже преувеличение, – рассмеялся дер Даген Тур. – Дядюшка Генри хотел выдать за меня свою младшую, чтобы наладить отношения с Антонио. Но я решил, что дружбу и доверие между семьями можно восстановить и без таких жертв, и помирил их с братом.
– А как же младшенькая?
– Счастлива. У нее уже двое детей.
– Тетушка Тереза до сих пор обижена на то, что ты отказал во внимании ее дочери. Она считает, что вы стали бы идеальной парой.
– И сказала об этом тебе?
– Как будто между прочим.
– Тетушка Тереза всегда отличалась некоторой прямолинейностью… Ей бы подошло командовать дивизией тяжелых бронетягов.
– Сколько раз тебя пытались женить?
– Я давно сбился со счета… – Помпилио выдержал паузу, после чего тихо спросил: – Тебя все это смущает?
– Нет, – спокойно ответила Кира, вновь прижимаясь к мужу. – У каждого из нас есть прошлое. Я немного смущена, но вовсе не рассказами о твоих похождениях, а тем, что вхожу в новый мир. Ты воспринимаешь происходящее естественно, ведь для тебя они свои: все эти дядюшки, тетушки, кузены и кузины. Ты с ними вырос, и тебе все равно, что делать: исследовать только что открытую планету, сражаться с пиратами или общаться с дарами в ложе театра.
– Меня всему этому учили.
– А у меня нет твоего опыта.
– Зато у тебя есть я, – улыбнулся Помпилио. – А опыт… Опыт не поможет тебе стать адигеной.
Фраза прозвучала неожиданно и чуточку обидно.
– А что поможет?
– Ничего.
– Ничего? – изумленная Кира вновь повернулась к мужу. – Ничего?
– Ты уже ею стала, – глядя жене в глаза, ответил Помпилио. Очень серьезно ответил. – Настоящим адигенам не нужно постоянно контролировать себя, думать над своими поступками и словами. Или это становится твоей сутью, или нет. Ты стала адигеной в тот миг, когда поняла, что не можешь пойти к алтарю ни в чем, кроме кисла.
– Откуда ты знаешь, что я это поняла? – прищурилась рыжая.
– Иначе ты ни за что бы его не надела.
– Может, я решила произвести впечатление на тебя и твоих родственников?
– Ты ни за что не надела бы кисл для этого, – по-прежнему серьезно произнес дер Даген Тур. – Когда ты увидела кисл, то поняла, что выйдешь замуж только в нем.
Это было правдой, но признаваться Кира не стала. Помолчала, улыбаясь, а затем полушутя продолжила:
– И поэтому ты решил, что я стала адигеной?
– Мне довелось побывать на многих свадьбах, и я знаю, как настоящие адигены идут к алтарю.
– Только поэтому?
– Я видел, как ты вела себя после свадьбы.
– Ты наблюдал за мной?
– Как только появлялась такая возможность.
– А я – за тобой, – призналась девушка. – Я не знала, как себя вести, и не хотела ошибаться. Не боялась ошибиться, а не хотела.
– Я понимаю разницу, – кивнул Помпилио.
– У меня получилось?
– Ты быстро научилась. Почти сразу.
– Я привезла паровинг и копалась в его моторе, наряженная в простецкий рабочий комбинезон.
– И никто из подданных не шутил на эту тему.
– Что это означает? – нахмурилась Кира.
– Они признали твое право на каприз, – объяснил дер Даген Тур. – Признали адигеной.
– Или они настолько тебя боятся, что не рискуют смеяться над твоей женой.
– Когда боятся – смеются еще громче.
– Или они тебя уважают.
– Они долго тебя принимали, Кира, но приняли – когда увидели в тебе адигену.
– Это важно?
– В нашем дарстве – да.
– Почему?
– Может, потому что больше половины даров Кахлес умерло не своей смертью, а в сражениях. Или потому, что в войне с Эдуардом Инезиром, выжил только один Кахлес – Розарио, а вся семья, включая женщин и детей, была вырезана галанитами.
О проекте
О подписке