На небольшой сцене, наполовину скрытой тяжёлой портьерой, на высоком табурете сидел сухопарый гитарист, длинными пальцами перебиравший блестящие серебром струны. Задумчивая мелодия мягко вилась между столиками, а приглушённый свет раскрашивал вино золотыми искрами.

Ужин получился отличным.

– Рад, что у тебя снова всё хорошо, – усмехнулся Святомир, после чего сделал большой глоток красного вина. – Я уж думал, придётся дарить то кольцо с изумрудом.

– То есть я поторопилась? – улыбнулась ведьма.

– Я думал, но не решил.

– Если долго думать, всё может измениться.

– Всё – это что?

– Всё – это то, что тебя окружает, – объяснила Велена. – Или часть этого. Какая-то часть…

– И эта часть захочет от меня уйти?

– Или измениться…

Люд сделал ещё глоток и усмехнулся.

Он искренне считал, что полностью всё контролирует.

На самом деле Святомир был не таким уж мужланом, какими обычно описывают и считают белобрысых выходцев из Зелёного Дома. Хорошее образование, цепкая память и аналитический склад ума делали его интересным собеседником, при этом он был достаточно воспитан и хорош физически. Девяносто – для люда не возраст, а самый расцвет зрелости, так что Велена не жаловалась… И не стеснялась выходить в свет, потому что с виду Святомиру можно было дать не больше пятидесяти, а то и сорока пяти. Две едва заметные морщины пересекали высокий лоб, залегла складка между бровей, но внешности люда это не портило. Скорее, добавляло благородства. Он носил длинные волосы, в которых уже начала появляться серебристая седина, и обычно перехватывал их вычурной заколкой с тонкой острой шпилькой…

Велена хорошо помнила, как на их втором свидании Свят вонзил эту шпильку в глаз официанту, принёсшему отравленные напитки. А потом стоял над трупом, стирая салфеткой кровь с тыльной стороны ладони, а ко́нец, владелец заведения, суетился, заверяя, что такое больше не повторится, охрана, пропустившая «фальшивого» официанта, уже наказана, и тот, кто позволил себе такую «глупость», тоже вскоре будет наказан. Хозяин так сверкал глазками, делая особенный акцент на этом «наказан», что Велена не усомнилась – процесс исполнения наказания будет долгим и поучительным. Сами ко́нцы – существа мирные, но за репутацией своих заведений следят строго и знают, к кому обратиться в случае необходимости.

Святомир небрежно ответил, что сам заплатит за ужин – во всех смыслах, – ко́нец предложил бесплатный «царский стол» в качестве компенсации, и на этом недоразумение было улажено. А через пару дней один из недругов Свята разбился за рулём своей дорогой спортивной машины, но об этом Велена узнала лишь спустя месяц…

А в тот момент она просто смотрела на стоявшего над мертвецом люда – спокойного, невозмутимого, уверенного в себе, – смотрела с восхищением. Именно тогда Велена поняла, что рядом с таким мужчиной она сама станет львицей. И почти не просчиталась… Почти, потому что всего через три года их знакомства люду пришлось уехать из Тайного Города.

А здесь, вдали от столичных интриг, оставалось лишь умирать от скуки и тосковать… Или позволить себе наслаждаться салонами, магазинами и вниманием своего мужчины, который стал находить всё больше приятного в её обществе.

Велена позволила туфельке соскользнуть на пол и легко, дразня, погладила кавалера пальцами ноги. Люд улыбнулся, опустил правую руку под стол и мягко, с очевидным обещанием, прикоснулся к Велене в ответ. Ведьма чуть раздула ноздри.

– Уезжаем?

– Скоро…

Оба понимали, что ужин окончен. От него осталась лишь томительная пауза, делающая десерт слаще.

Сейчас люд попросит счёт, и…

– Что он здесь делает? – едва слышно прорычал Свят.

Едва слышно, но именно прорычал: ему не понравилось то, что он увидел.

Ведьма открыла глаза:

– Кто?

– Ты его не знаешь.

Велена обернулась и быстро оглядела зал. Пожилая пара за столиком у окна, едят молча, видимо, наговорились за долгую жизнь. Компания в углу: три девушки с тремя кавалерами, смеются громко, но не настолько, чтобы привлекать внимание или вызывать раздражение. Высокий мужчина – ведьма отметила, что довольно симпатичный, – остановился в проходе. Справа от него метрдотель с меню в руках. Видимо, мужчина зашёл поужинать, собрался выбрать столик, но что-то его остановило. Точнее – кто-то: присутствие Святомира.

– Чтоб тебя! – выругался люд.

– Ты его знаешь?

Вместо ответа антиквар вытащил из-под стола руку, и Велена принялась нащупывать сброшенную туфельку.

– Ты его знаешь?

– Помолчи пока.

– Свят!

– Это старая история, – сквозь зубы ответил люд, – потом.

Ему был неприятен чел, но именно неприятен – люд его не боялся.

– Он выглядит слишком молодым для старых историй, – заметила ведьма, наконец-то нащупавшая туфлю.

– Из ранних.

– А-а…

Опасности не чувствовалось, только неприязнь, поэтому Велена вилкой подцепила с тарелки последнюю креветку, съела её и запила вином.

А челу надоело играть в «гляделки». Он что-то сказал метрдотелю, судя по всему – отказался от ужина, и медленно подошёл к столику парочки.

– Вот уж не думал, не гадал.

– Не ври, Лисин, ты знал, что я в городе, – резковато отозвался люд.

– В городе, но не в этом ресторане.

– Здесь хорошая кухня.

– Мне рекомендовали.

– Завтра оценишь.

– Почему вы решили, что я ухожу?

– У тебя от меня делается изжога.

– Похоже, это взаимно.

Велена едва сдержала улыбку. Знала, что Свят озвереет, и приложила все силы, чтобы сдержать её.

– Что ты забыл во Владимире?

– Прибыл по долгу службы.

Ответ вызвал у Святомира понимание.

– Здесь вроде бы тихо? – прищурился люд.

– Поэтому вы сюда переехали?

– Переехал, чтобы изменить легенду. Рассказать тебе, сколько я живу?

– Баобабы, говорят, до тысячи лет дотягивают. Но не хвастают этим.

Велена отвернулась и закусила губу. Люд тяжело засопел.

– Когда уезжаешь?

– Не раньше, чем соберусь.

– Не попадайся больше на глаза.

– Если увидите меня, зажмурьтесь.

– Не хами.

– Всего доброго.

Чел улыбнулся, отвесил полушутливый поклон и вышел из зала. Велена же повернулась к спутнику и чуть приподняла брови, показывая, что не прочь услышать подробности. Почему странный чел так себя вёл, а главное – почему Свят позволил ему хамить.

И первая же фраза дала ответ на оба вопроса.

– Служба утилизации, – неохотно пробормотал люд, сделав большой глоток вина.

Дальше мог не продолжать.

Эта организация отвечала за соблюдение жителями Тайного Города режима секретности и занималась сокрытием от человских глаз магических проявлений, как случайных, так и преступных. Служили в ней представители всех рас, и в том числе челы, подчиняться которым людам было особенно неприятно: ведь официально представители ныне господствующей на Земле расы считались их вассалами…

В общем, всё было запутано.

Однако через секунду выяснилось, что Свят недолюбливал Лисина по другой причине.

– Несколько лет назад он вскрыл одну неприятную для нас историю… Лютополк тогда переборщил, повёл себя необдуманно, и Лисин нас крепко прижал. Но всё в прошлом…

– То есть ты не думаешь, что он приехал сюда за тобой?

– Нет, конечно, я чист. – Люд допил вино. – Но мне действительно интересно, что он тут забыл?

– Кто-то из магов наследил?

– Кто-то из магов очень сильно наследил, – уточнил Святомир, сделав акцент на слове «очень». – Служба утилизации не часто посылает агентов за пределы Тайного Города.

* * *

Из открытого окна доносились голоса, точнее, один голос, зычный и глубокий, перекрывающий даже вой радиоприёмника: тётя Лида отчитывала похмельного внучатого племянника, за полночь явившегося ночевать к бабке, чтоб не прибили родители. Тётя Лида возмущалась, племянник невнятно отругивался, и спокойствие сохранял лишь полуперс Сёма, лениво развалившийся на подоконнике. Но в конце концов и он не выдержал воплей, спрыгнул в цветник и, безжалостно раздвигая астры, полез на соседский участок, посреди которого виднелись чёрные руины. Настя слышала, как он фыркает, пролезая между обгорелыми балками.

– Вот рожа обормотская! – объявила высунувшаяся в окно тётя Лида.

– Кто? – улыбнулась Настя, которая как раз прошла через калитку и была в трёх шагах от крыльца.

– Да Сёма, будь он неладен! Что ни день, лазит к вам, а потом все половики в саже.

– Извините.

– Да уж…

Соседка осеклась, а потом захлопотала и потащила Настю в дом – пить чай. Однако из окон гостиной открылась ещё более безрадостная картина: заросший золотыми шарами и мальвами забор, за которым чернел обвалившийся остов родного дома Насти. На самой вершине которого восседал Сёма. Заметив Настю, он тоскливо мяукнул и принялся топтаться, точа когти. Видно было, как сыплются вниз крошки угля.

– И не знаю, что он к вам всё лазит, – пробормотала сокрушённо соседка. – Кормила его, что ль, бабка Софья-то?

Настя кивнула, сдерживая слёзы.

Кормила. Бабушка кормила всех кошек на улице, а Сёма, ненасытный пушистый Сёма, приходил к ним каждое утро, пока у соседей ещё спали, а бабушка уже готовила на кухне кашу – на четверых: себе, внучке, правнуку и коту. Видимо, котяра сильно скучал по соседской каше, раз повадился лазить на пепелище.

– Мы с девочками собрали тебе чуток денежек. – Соседка положила на стол пёстрый потёртый конверт с бабочками и надписью: «С юбилеем, дорогая Лидия Карповна!»

– Это мне в прошлом году семьдесят гуляли. Хотела другой конверт купить, да что-то забегалась. Потом думаю: надо ли, ведь не праздник. Главное ведь не конверт, а то, что внутри.

Она с улыбкой смотрела на Настю, и та поняла, что обязана при дарительнице заглянуть внутрь. Заглянула, благодарно улыбнулась. Подарок был не велик, но, зная, на какие пенсии живут соседки, Настя расчувствовалась. Обняла сияющую от удовольствия тётю Лиду, разрыдалась и, нашаривая в кармане платок, выбежала на улицу, пробормотав, что опаздывает на работу.

Но, проходя мимо сгоревшего дома, замедлила шаг. В открытую калитку видно было всё как на ладони: и закопчённые стены, и прогоревшую крышу, и пушистого полуперса, сидящего на самой высокой балке с видом царя горы.

– Сёма, – позвала Настя. – Сёма, кис-кис!

Кот мяукнул, но спуститься не пожелал.

«А может, он слезть не может, боится?» – подумала девушка.

Вошла в ворота, затем, помедлив, ступила на пожарище, оказавшись примерно в гостиной, и протянула ладони вверх, чтобы кот мог прыгнуть ей на руки.

Сёма же сначала потоптался на балке, осыпая девушку пеплом и крошками гари, а потом – с грацией, доступной лишь кошкам, даже таким откормленным, – прыгнул на другую балку, с неё – на край осыпавшейся стены и нырнул между досками. Настя машинально шагнула следом и едва не запнулась за тускло блестящую ручку с кольцом. Кот, мгновение назад скрывшийся под обломками, мяукал откуда-то снизу.

«Ручка? Откуда?»

У бабушки был подпол, однако вход в него находился в другом месте, на кухне, и та ручка выглядела не так презентабельно, как эта.

«Странно, что она не испачкалась и не обгорела…»

Кот снова мяукнул. Ручка призывно торчала из небольшой груды обгоревших деревяшек. Настя сглотнула, не решаясь сделать следующий шаг… Но уже через несколько секунд поняла, что выглядит глупо: это был дом бабушки, у которой могли быть секреты от внучки. И сейчас пришло время вступить в законное владение этими самыми секретами.

Настя с усилием потянула за кольцо и, к своему удивлению, сумела поднять деревянную крышку в полу. Что-то поехало, с шумом обрушилось, подняв облако сажи, открылся маленький подпол, и Настя увидела вездесущего кота, сидящего рядом с небольшим сундучком.

– Клад?!

И Сёма, как показалось удивлённой девушке, одобрительно подмигнул ей, подтверждая: «Клад, клад! Хватай, пока дают». И показался разумным. Именно разумным…

– Ох…

Сундучок оказался старинным, деревянным, отделанным медью. Из скважины призывно торчал ключ, который Настя тут же повернула и откинула крышку.

И увидела лежащую на бордовом бархате книгу. Даже беглого взгляда было достаточно, чтобы понять, что это не просто рассыпающаяся от старости книжица, а настоящая драгоценность. Книгу не украшали ни камешки, ни орнамент, кожа обложки была толстой и грубой, а бумага на обрезе – жёлтой. Девушка осторожно взяла раритет в руки, медленно раскрыла и прочитала сделанную перьевой ручкой надпись: «Дневник сей являет собой собственность Михаила Николаевича Морозова». Буквы были выписаны с изяществом и ноткой самолюбования, со всеми ерами и ятями. Первая запись датировалась 1917 годом. Первого февраля автор праздновал полгода своего заточения в камере какой-то крепости. Зачитавшись, молодая женщина запоем проглотила первые страницы дневника, и потому не сразу услышала громкий голос соседки:

– Настенька!

А услышав, сунула книгу в сумочку, мягко, бесшумно закрыла люк и поднялась.

– Настя! Ты где? Неужто провалилась? – Около остатков дома стояла тётя Лида. – Настя!

– Я здесь!

– Слава Богу. А я гляжу в окно – ты к дому пошла, а потом посмотрела, уж и нету. И на дороге никого, только Сёмка, дурак лохматый, по углям скачет и блажит. У, морда толстая, чтоб тебя! – напустилась она на кота. – Все беды из-за тебя. Полезла девчонка тебя снимать и провалилась.

Настя заверила соседку, что цела, ещё раз поблагодарила за помощь и беспокойство, погладила кота и вышла на улицу.

И никто из присутствующих, включая кота, не заметил стоящего у забора мужчину: невзрачного и серого, заурядного, как мешок с удобрениями, по виду – типичного мелкого клерка. Лицо его было из разряда тех, которые не вспоминаются уже через минуту после прощания: смазанные черты, выцветшие глаза, мышиного цвета волосы, причёсанные на пробор.

Проводив уходящую девушку взглядом, мужчина удовлетворённо улыбнулся, достал из кармана телефон и, легко порхая пальцами по дисплею, набрал СМС: «Посылка доставлена». После чего, всё ещё держа телефон в левой руке, сделал странный знак свободной ладонью – и кот, до этого напряжённо следивший за хозяйкой и девушкой, потрусил в сторону своего дома. Замеченное Настей выражение, почти человеческое, исчезло из его глаз, и теперь полуперс ничем не отличался от кошачьих сородичей.

Сёма вернулся на подоконник, уже прогретый солнцем, и завалился на спину, подставив лучам мягкое персиковое пузо.

* * *

Утренний луч скользил по заросшей травой старинной кладке. Его свет маслом сочился в трещины, но отступал, наталкиваясь на незримое препятствие. Только в этот час, случись кому-то из туристов оказаться в нужном месте, счастливчик увидел бы… нет, не башню, а лёгкий, смутный образ её, едва уловимый флёр в окрашенном золотистым светом утра воздухе. Долю секунды древняя башня казалась совсем реальной, а ещё реальнее – её дрожащее в воде отражение. Но мгновение – и видение рассеивалось. И поражённому, щиплющему себя за бедро путешественнику оставалось лишь тереть глаза – перед ним снова лежали остатки крепостных сооружений да поблёскивающее зеркало реки.

Но даже видение это дано было увидеть немногим, и только в день летнего солнцестояния – крепость ревностно хранила свои секреты.

Таинственный фантом был тенью прошлого, отражённой в зеркальной водной глади, поскольку истинные тайны боятся солнечных лучей. Их место во тьме, в глубинах, которых не достичь корням однолетних трав, чей легкомысленный век слишком краток. Только отрёкшиеся от солнца черви, слепые повелители подземных тоннелей, способны познать древние тайны.

Черви, кроты… Древние старцы крепости были такими же слепыми, как эти существа. В свете факелов их бледные лица казались посмертными масками, гипсовыми слепками с лиц тех, кем они некогда были. Их глаза, выбеленные чёрными перстами тьмы, были неподвижны, а сухие пальцы медленно перебирали янтарные чётки. Никто уже не помнил, кто из них вышел победителем в схватке со временем, а кто проиграл – тёмный лабиринт уравнял всех, сделав хищными человеческими червями, охраняющими не человеческую, а чью-то другую, жадную и страшную тайну.

Тайну, которая дорогого стоит…

– Энгель! К тебе!

Настя с досадой отложила дневник, сунула книжку в сумочку, а сумочку – в нижний глубокий ящик стола. Столичная клиентка пришла раньше времени. Видимо, от скуки.

– Да, я жду…

Однако мысли девушки были далеки от маникюра: отвлёкшись от дневника, Настя стала перечислять в уме пункты плана, который составила вчера в больнице: собрать немного денег, перебраться в соседний областной центр, пока фальшивый капитан Лисин не выяснил, что Кирилл Климов – внук Софьи Энгель, и ещё…