– За их неповторимый вкус, – официантка закатила глаза и покачала головой, давая понять, насколько неповторим этот вкус. – Телятина с тертой брусникой – это поистине волшебное сочетание. Меньше дюжины брать не советую, не распробуете!
– Дюжину так дюжину, – согласился Александр. – За сорок минут я успею пообедать?
– Запросто, – обнадежила официантка и ушла, кокетливо покачивая полными бедрами.
В ожидании заказа Александр позвонил Рыкалову, представился, договорился о встрече и вызвал такси. Диспетчер, принимавшая заказ на машину, разговаривала очень суровым тоном, а в конце предупредила:
– Если передумаете ехать, двести рублей за вызов заплатить все равно придется.
– Я не передумаю, главное, чтобы вы до меня доехали, – ответил Александр. – В такую-то погоду.
– Сегодня разве погода? – хмыкнула диспетчер. – Так, легкий ветерок…
«Легкий ветерок» успел как следует прихватить щеки за то время, пока Александр пересекал тротуар и садился в машину. В больнице пришлось долго идти пешком к новому корпусу, потому что такси на территорию не пропустили. Но не бывает плохого без примеси хорошего – пробежка помогла взбодриться и прогнать сонливость, накатившую на Александра в теплом салоне с учетом сытного обеда.
Доцент Рыкалов, едва взглянув на Александра, включил чайник, стоявший слева от него на широком подоконнике. Пока пожимали друг другу руки и обменивались впечатлениями о погоде, вода закипела. В чашки со свежезаваренным чаем Рыкалов добавил немного из коричневой керамической бутылочки с черной этикеткой.
– Бальзам, – пояснил он. – Чисто в лечебных целях. Вы же, как я понимаю, не за рулем?
Рыкалов был похож на доктора Росса из «Скорой помощи». Не на актера Джорджа Клуни, а именно на доктора. Было в нем что-то такое, докторское, что описать нельзя, но даже если увидеть его на улице без халата и хирургической формы, то все равно сразу станет ясно, что это доктор.
– Не пойму, почему мы с вами до сих пор не были знакомы? – удивился Рыкалов. – Наш медицинский мир так тесен. С Вадимом Родионовичем вы же знакомы… А вы его, кстати говоря, хорошо знаете?
– Да не очень, – признался Александр, чувствуя, что вопрос задан неспроста. – Виделись несколько раз, разговаривали.
– Значит – не знаете, – констатировал Рыкалов. – Ничего, узнаете еще, будет возможность.
Он отхлебнул из своей кружки чаю и на секунду-другую зажмурился от удовольствия. Александр последовал его примеру. Чай и впрямь был очень хорош, согревал как тело, так и душу. Удержаться от того, чтобы сразу за первым глотком сделать второй, было решительно невозможно. Очень хорошо и уютно сидеть на удобном, не мягком и не жестком, а серединка на половинку, диванчике в маленьком кабинете с большим окном, смотреть на темную заоконную мглу и пить вкусный согревающий напиток.
– Напиток богов! – сказал Рыкалов, видя, что гостю понравился чай. – Еще бы меду ложечку, башкирского, да ординаторы весь слопали. Чудовищно прожорливые у меня ординаторы, все, что на стол ни выставишь, съедают подчистую. Благодаря им я в свои пятьдесят строен аки кипарис. Может, и разъелся бы, да не с чего. Дома два сына и вечно пустой холодильник, на работе – рота ординаторов и такая же ситуация с холодильником. Ем досыта только в гостях, такая вот оказия.
Говоря это, он улыбался, и Александру стало ясно, что доцент Рыкалов человек хороший, добрый и, судя по всему, неглупый. У глупых людей не бывает умного взгляда. Величественно-напыщенным их взгляд бывает часто, а умным – никогда. «С таким можно говорить прямо», – решил Александр и сказал:
– Я себя, Федор Васильевич, чувствую примерно как сиамский посол при дворе Людовика Четырнадцатого. Не могу понять, что тут у вас происходит. Намеки туманны, но что-то за ними кроется. Господин Званский сказал, что вы сориентируете меня на местности. Сам этим заниматься не захотел. Вадим Родионович тоже ведет себя немного странно. Сказал, что это он предложил Званскому мою кандидатуру. А разве вправе он в такой ситуации предлагать экспертов по своему выбору? И чего-то он недоговаривает, во всяком случае, такое у меня сложилось впечатление. Может, вы проясните ситуацию?
– Сориентировать? – усмехнулся доцент. – Это можно. Начну со Званского. У него есть одна весьма неподходящая для следователя черта – он любит спокойствие. С такой любовью надо в архиве работать или в музее каком-нибудь. Спокойствие для Званского – высшая ценность, а кредо его таково: «Отстаньте от меня и делайте что хотите!» Беспокойных дел он не любит, а это дело определенно беспокойное, резонансное. Нынче принято обвинять нас, докторов. И взяточники мы, и пофигисты, и бездари тупые… Один наш театр, малоизвестный, но очень современный, уже репетирует пьесу про врачей-убийц. По свежим, так сказать, событиям. Все решили, что кто-то непременно должен быть виноват, хотя следствие не закончено и суда еще не было. Пришла здоровая женщина в клинику, чтобы форму носа исправить, и умерла во время операции. Здоровая же, а умерла. Непременно врачи виноваты. И ведь не объяснишь людям, далеким от медицины, что такое операция, что такое наркоз, и как вообще оно бывает. Я никого не обеляю и не навязываю вам какой-то точки зрения, я просто говорю о том, что и там, и там, – Рыкалов указал пальцем сначала в окно, а затем в потолок, намекая на общество и властные структуры, – хотят видеть, как виновные будут наказаны. И вот тут начинается вторая часть мерлезонского балета. Кого именно считать виновным? А если учесть, что на докторе Качалове держится вся мерзляковская клиника…
Александр не сразу вспомнил, что фамилия Вадима Родионовича Мерзляков. Ничего удивительного – обилие впечатлений, усталость, горячий чай с крепким бальзамом.
– …то велик соблазн сделать козлом отпущения Словоходова или Шишманникова, но вероятнее все же Словоходова. Короче говоря, не в чем мне вас ориентировать. Просто скажу, что Званский боится неприятностей и потому хочет иметь железное доказательство вины врачей, всех или кого-то одного. Версии с неблагоприятным стечением обстоятельств он не захочет придерживаться даже в том случае, если она будет подтверждена. Народ жаждет крови, то есть – отмщения! Большие пальцы вниз![9]
Зазвонил один из двух телефонных аппаратов, стоявших на столе. Рыкалов снял трубку, выслушал, что ему сказали, и встал. Александр тоже встал, потому что без объяснений догадался, что коллегу срочно вызывают к кому-то из пациентов.
– Я же не только пластикой занимаюсь, – сказал Рыкалов, разводя руками. – Всем понемножку приходится. Рад был познакомиться, Александр Михайлович, вы мне завтра позвоните в середине дня.
– Непременно, – пообещал Берг.
Александр приготовился к длительному стоянию на ветру, но ему повезло: едва он вышел на улицу, рядом остановилось такси, из которого, кряхтя, охая и поминая откровенно недобрыми словами какого-то Ваню, начала выбираться очень полная женщина, закутанная в серый пуховый платок. Александр помог ей выбраться, достал из салона пакеты, а затем уселся на переднее сиденье и попросил отвезти его в гостиницу.
– Цэпочка! – сказал водитель, в котором без труда угадывался уроженец Средней Азии.
– Что? – переспросил Александр. – Какая цепочка?
– Хорошая, – улыбнулся водитель. – Один пассажир вышел, другой сел. Цэпочка или канвейр. Всегда бы так было…
«Сейчас отогреюсь под горячим душем, затем позвоню маме и Августе и завалюсь спать», – думал Александр, поднимаясь по лестнице на второй этаж. Он успел сделать только один звонок, когда в дверь постучали.
– Кто там? – не подходя к двери, спросил Александр, думая, что кто-то ошибся номером.
– Это я, Вадим Родионович, – послышался из-за двери знакомый голос. – Простите, что без предупреждения, Александр Михайлович, но у меня к вам важный разговор.
«Виделись уже сегодня, могли бы и о важном поговорить», – подумал Александр, поднимаясь из кресла. Он решил, что переодеваться нет смысла, запахнул поплотнее махровый халат, надетый после душа, и впустил незваного гостя, очень надеясь на то, что разговор будет коротким.
Увидев Александра в халате, Вадим Родионович изобразил смущение (именно что изобразил, по глазам было видно) и принялся заверять, что он «всего на минуточку». Но в кресло усаживался основательно, даже поерзал немного, чтобы сидеть было удобнее. Закинул ногу на ногу, сцепил пальцы в замок на животе – поза обороны. Александр понял, что разговор предстоит непростой, но с выводами не спешил. Соблюдая правила гостеприимства, предложил кофе или чай. Вадим Родионович ответил, что с удовольствием выпил бы кофе. Александр заказал в номер два двойных эспрессо.
– Хорошо вы устроились? – начал разговор Вадим Родионович.
– Как видите, – Александр обвел рукой вокруг себя.
Номер был самым обычным, с небольшой претензией на роскошь в виде затейливой люстры с плафонами-лилиями и «богатого» летнего пейзажа на стене вместо положенной в гостиничных номерах абстракции. В холодном феврале пейзаж не грел душу, а выглядел откровенным издевательством.
– При иных обстоятельствах рад бы был видеть вас у себя дома, – Вадим Родионович щедро улыбнулся и на пару секунд разомкнул руки, развел их в стороны, а потом снова сомкнул в замок, – и впредь, когда все закончится, буду рад. Учтите это.
– Спасибо, Вадим Родионович, но я предпочитаю гостиницы, потому что не люблю никого стеснять. – Александр сказал правду, а не просто отказался от предложения собеседника.
Горничная принесла кофе. Гость отпил глоток, поглядел на висевшие на стене часы и перешел к делу:
– Александр Михайлович, я намеренно дал вам возможность освоиться и составить впечатление об этом… неприятном инциденте, прежде чем начать серьезный разговор. Если бы я сразу же начал давить на корпоративную солидарность, жаловаться на то, что со мной просто хотят свести счеты и так далее, то вы бы могли плохо обо мне подумать. Решили бы, что я собираюсь использовать вас втемную. Но теперь, надеюсь, вы уже поняли, что к чему…
Александр изобразил на лице легкую степень сомнения, давая понять, что еще не разобрался в деле досконально.
– …и мы можем поговорить начистоту. – Вадим Родионович притворился, что не заметил сомнение на лице собеседника. – Мне нужна ваша поддержка, и я оценю ее по достоинству. Мир тесен, сегодня вы мне поможете, завтра я вам помогу, к тому же прошу учесть, что ваша помощь будет вознаграждена должным образом…
– Вадим Родионович! – Александр подбавил в голос капельку металла, но всего лишь капельку, совсем чуть-чуть. – Я прекрасно понимаю ваше состояние, но лучше всего будет, если мы сменим тему и больше никогда к ней возвращаться не станем. Это поможет нам обоим избежать осложнений в наших отношениях. Давайте считать, что этого разговора вообще не было, что вы заглянули ко мне для того, чтобы убедиться в том, что я хорошо устроился. Договорились?
– Не договорились, – тоже не без металла в голосе ответил Вадим Родионович. – Как мы можем договориться, если вы мне не дали договорить? Я столько времени ждал этой возможности, ехал к вам сейчас бог знает откуда, а вы не хотите уделить мне десяти минут? Да, я понимаю, что вы устали…
– Усталость здесь ни при чем, – осадил собеседника Александр. – Если вы, Вадим Родионович, пригласили меня в расчете на то, что со мной можно договориться, то вы ошиблись. Я ответственно отнесся к вашей просьбе, отложил свои дела, выкроил время для приезда, но я столь же ответственно отношусь ко всему. Так что давайте закончим этот бесперспективный разговор. Если хотите, можем побеседовать на какую-нибудь нейтральную тему.
– На нейтральные темы мы уже наговорились, – Вадим Родионович поставил чашечку на стол, мимо блюдца, так резко, что едва не разбил ее, и столь же резко встал. – Неужели вас не интересует цена вопроса? Я понимаю, когда упирается Рыкалов, но вы! Я так на вас надеялся…
– Был рад увидеться с вами, – Александр встал и протянул Вадиму Родионовичу руку, которую тот демонстративно не пожал. – Давайте считать, что этого разговора не было.
– Спокойной ночи! – буркнул Вадим Родионович и ушел.
Александр приоткрыл окно, чтобы выветрился запах одеколона, оставшийся от гостя. «Чтобы духу твоего тут не было», – подумал он. Нет, каков наглец, а? Пригласил «нейтрального» эксперта, называется. Почему он так беспокоится? Нет, понятно, что повод для беспокойства у него есть, и Рыкалов говорил о том, что «народ жаждет крови»… «Я понимаю, когда упирается Рыкалов», – сказал Вадим Родионович. Значит, с Рыкаловым он уже пробовал договориться, но не вышло? Уж не потому ли понадобилась комиссионная экспертиза? Доктор Берг как противовес? Что у них здесь происходит на самом деле?
Визит Вадима Родионовича и общая неясность ситуации вызывали раздражение. В самый раз было для успокоения нервов заняться каллиграфией, только вот кисти, тушь и бумага остались в Москве. Александр даже забыл, что собирался позвонить Августе, да так и не позвонил. Он попробовал было заняться изучением материалов, но быстро понял, что лучшее, что можно сделать сейчас, это лечь спать.
Усталость одолела раздражение, и заснул он сразу, как только голова коснулась подушки.
О проекте
О подписке