– Об этом в другой раз. А сейчас давайте поблагодарим наших докладчиков и будем собираться в дорогу. После собрания мы решали с Тиссеном каким образом команде надо добираться до Львова. Так как Жовква находилась, практически, в часе езды от Львова, то решили, что я с Паульсом, офицером связи лейтенантом Функом и водителем выеду раньше и выясню у коменданта города, куда он определит нашу команду. Я попросил Тиссена уже во Львове просветить членов команды на счет протестантизма и лютеранства. В детстве я посещал лютеранскую церковь немцев – меннонитов, находившуюся в нашем поселке Кичкасс. Об этом я рассказывал Тиссену. Только на курсах подготовки к разведывательной работы я узнал, что немцы – меннониты – это одна из ветвей западно – европейского протестантизма. Они проповедуют смирение, отказ от насилия и верят во «второе пришествие» Христа. Очень много меннонитов в США и Канаде, хотя зародилась эта ветвь протестантизма в XVI в Нидерландах. Якоб Кооп, владелец александровских заводов сельхозтехники и благодетель нашей семьи, проживавшей в Кичкассе, думаю, был одним из руководителей местной общины меннонитов. В 1916г. он вместе с общиной уехал в Соединенные Штаты. Мне кажется, что Кооп, с его коммерческим талантом, был инициатором продажи многовековых дубов, произроставших на острове Хортица, Александровскому управлению российских железных дорог. Община меннонитов получила тогда кругленькую сумму. Им немка Екатерина Вторая отдала в вечное владение уникальные земли запорожских казаков. В частных разговорах с немецкими военнослужащими я никак не мог взять в толк, почему так рьяно – от солдата до генерала, немцы считали «завоеванные» земли на Востоке своими и вождевленно стремились ими владеть после окончания «победоносной войны». Почему, черт возьми, в начале войны мы – рядовые владельцы общей «социалистической» земельной собственности так плохо защищали эту как-бы свою собственность ?! Ответ на этот жгучий вопрос я не смог получить и через полвека после войны, когда в парламентах России и Украины шла ожесточенная борьба вокруг земельного вопроса: отдавать ли землю в частные руки и кому?! Если бы в империи, созданной Петром, были здравые законы, регулирующие продажу и наследование земли, если бы эти законы выполнялись, – никаких разрушительных революций в стране могло и не быть. Увы я, как и многие россияне, наверное, идеалист: разве наше просвещенное правящее меньшинство согласится рискнуть когда-нибудь и выделить из бескрайних российских территорий наделы по десять соток и продать их за символическую сумму своим обнищавшим гражданам? Задав себе этот вопрос, мне кажется я нашел ответ – почему хорошо вооруженная, состоявшая из профессиональных военных Белая гвардия проиграла Красной. В рядах белогвардейцев было слишком мало собственников земли – им нечего было защищать, а красные были сплошь безземельными. Революционные ленинские лозунги были, хотя и беззаконными, но обладали мощной взрывной энергией: «Земля – крестьянам, фабрики – рабочим !». Людям за даром обещали дорогостоящую собственность.

Не спалось.Ход моих мыслей остановил Тиссен.

–Слушай, Вилли, а как на самом деле ты выбрался из Испании? У меня там погиб брат. «Без вести пропавший при выполнении интернационального долга». Такую справку семья получила из наркомата обороны.

–Все, кто вернулся оттуда, давали подписку о неразглашении. Крайне запутанная история. Ни ты, ни я, никто из нашей команды не может знать, что будет с нами через день. Я тебе расскажу. Но только тебе, Йоганн!

–Но ты уже на собрании нарушил запрет о неразглашении!

–Считай,что это не было нарушением государственных секретов. Ведь любая тайна когда-нибудь должна стать явью! Это дрянная история, Йоганн!

– Хочу послушать тайную историю на сон грядущий! Надеюсь, в ней не замешана женщина!

–Какие женщины, Йоганн! Я в этом французском лагере едва не сдох! Не только я, но и тысячи добровольцев со всей Европы! Ну, вот слушай. Весь фокус в том, как нам удалось известить советское посольство во Франции о том, где мы находимся.То есть рассекретить месторасположение французского концлагеря. Там нас кормили только брюквой.Вся травка была выщипана. Потом задули ветры и настали холода. Умирало все больше и больше, ведь близко под почвенным покровом располагались скальные породы. Трупы никто из охраны не убирал, и из них сооружали блиндажи, подобие землянок. Мертвые согревали своими телами живых.

–Трупы не воняли?

–В них не оставалось источников запахов. Это были кости, обтянутые кожей, и несколько ссохшихся комков мышц на ногах. Просыпаюсь утром от холода. Солнечный свет пробивается сквозь шторку. Вышел по нужде. А, когда заходил в свою землянку, пришлось шторку приоткрыть, и я увидел, как луч Солнца выхватил на противоположной «стенке» розовое яркое пятно на фоне темных одежд мертвецов. Я подошел к пятну и увидел через разорванный комбинезон, что это надкушенная ягодица трупа. Жуткое чувство пронзило мозг! Боже, правый! Кто-то из наших пытался есть человеческую дохлятину! Я закрыл, как смог искусанную ягодицу одеждой. Кровь стучала в висках. Я стал соображать, как рассказать об увиденном командиру.

– Вы же были военнопленными! Должна же была выполняться конвенция по защите ваших прав. Фашисты превратили людей в животных!

– Йоган, я был потрясен! Но я понимал, что не каждому могу рассказать об увиденном. Могли произойти эксцессы и столкновения с охраной! Только после отъезда возниц, питающих нас брюквами, я поделился тревогой с командиром.

– Его не вырвало?!

– Нет! Он спокойно доел свою брюкву и выслушал меня. Похвалил за то, что не рассказал другим, а потом он на минуту задумался. Ему было под пятьдесят. Смотрит так на меня отстраненно, как-будто меня нет, и тихо сиплым голосом говорит: «Слушай, Шепеленко, следующую задницу начнут жрать твою! Тебя устраивает такая перспектива?». Потом он замолчал и начал озираться вокруг. Мне показалось, что он стал опасаться, не услышал ли, кто наш разговор. Он привстал и пошел к ближайшему трупу. Потом обошел еще нескольких. Остановился возле одного, который лежал лицом кверху, постоял и вернулся ко мне. Спрашивает: «Ты обратил внимание на того блондина, одетого в светлый пиджак? У него рот открытый, и кольцо на левой руке. Золото должно нас спасти! Только золото! Это единственный наш шанс!»

– Жуть!

– Командир предложил мне оповестить всех летчиков, а танкистов и артиллеристов он посвятит в план вместе с комиссаром. Он сказал, что надо делать все в тайне, и самое главное – не вызвать подозрений у охраны. Зубы и кольца снимать в полной темноте.Ну, вот целый месяц добывали это проклятое золото. Встал вопрос кому его давать. Сначала комиссар предложил подкупить охранника, но посчитали, что это рискованно да и охраннику, как военнослужащему сложно будет добраться до Парижа. Комиссар нашел знакомого француза – коммуниста из лагерников и попросил его переговорить с возчиком воды. Француз дал возчику несколько колец и попросил привезти бумагу и карандаш и пообещал ему еще золота. Написали записку в наше посольство, возчик сказал, что в Париж поедет его родственник. Через три дня француз приносит комиссару большую брюкву. В брюкве записка на русском: «Ждите комиссию». Через пару дней мы увидели, как из долины забираются на наш склон три машины. Они проехали лагерные ворота и остановились возле особняка коменданта. Из машин вышли люди в штатском и с помощью охранников установили три стола. Комендант объявил через рупор, что русские должны подойти к столам и зарегистрироваться. У всех лагерников ни у кого не было документов, но те, кто хоть немного знал русский были зарегистрированы. На следующий день подали грузовики, и нас отвезли на вокзал в крупном городе. Кажется, это был Лион. Разместили нас в плацкартных вагонах. В дороге давали в день по маленькой чашке бульона и по куску хлеба. С Белорусского вокзала мою группу, человек 150 -200 отвезли в какое-то здание в Марьиной роще. Недели две кормили бульоном, потом отправили в Крым в военный санаторий «10 лет Октября» в Алупку. Было запрещено выходить с территории санатория.