Едва я выехал из Николаева в середине августа, как к городу вплотную подошли немецкие войска. Картина была неприглядной. Вот рассказ летчика Василия Борисовича Емельяненко (1912 – 2008) о том, что происходило вокруг Николаева и в целом на юге Украины:

«…Войска Южного фронта с тяжелыми боями откатывались на восток. В первых числах августа немецко – румынские войска развернули бои под Одессой. !7 августа наши части вынуждены были оставить Николаев. В Крыму по решению ставки от 14 августа начала спешно формироваться 51-я отдельная армия. Тысячи женщин и подростков рыли траншеи и блиндажи на Перекопском перешейке.

31 августа вернулись с задания наши самолеты – разведчики. Экипажи доложили, что у Каховки и Берислава через Днепр переправляются части противника, а на восточном берегу своих войск не обнаружено. Данные разведки передали в общевойсковой штаб, а там решили, что это летчикам померещилось. «Быть такого не может, чтобы части 9-й армии Южного фронта, – наши соседи, – без боя оставили такой важный рубеж, открывающий путь в Крым. Пошлите для контрольной разведки лучшие экипажи…»

Полетели еще два экипажа, «самые лучшие», но только один из них возвратился, и то с дымным следом. Перетянул кое-как через Сиваш, плюхнулся на брюхо, недалеко от Ишуни. Подбежавшие пехотинцы вытащили из самолета стрелка – радиста с перебитыми ногами и тяжело раненого штурмана. Широкоплечий пилот в окровавленной гимнастерке сидел с поникшей головой, обвиснув на привязных ремнях. Затем он очнулся, посмотрел на военных, зло сказал:

– Противник на понтонах у Каховки переправляется, «мессера» над Днепром висят…

…В тот день, когда в Карасубазаре проводилось совещание и обсуждался вопрос о закладке баз, 9-я армия Южного фронта под ударами противника отошла за Перекоп, и Крымский полуостров оказался отрезанным от материка врагом.

25 октября после мощной авиационной и артиллерийской подготовки вражеские части прорвали Ишуньские позиции и лавиной хлынули вглубь Крымского полуострова. Эвакуированная морем из осажденной Одессы Отдельная Приморская армия генерала И. Е. Петрова начала отход через горы в Севастополь, а 51-я Отдельная армия – к Керчи. 31 октября «юнкерсы» с малой высоты бомбили запруженные улицы Симферополя, к вечеру в город ворвались немецкие танки и устремились по Алуштинскому шоссе к Черному морю.

В горах зарядил холодный дождь, порывистый ветер тревожно шумел в кронах вековых буков и грабов, срывая пожелтевшую листву. По крутым, осклизлым горным тропам гуськом брели партизаны, продираясь через густые заросли кизила. У некоторых за плечами закинуты длинноствольные японские и бельгийские винтовки, с давних пор лежавшие на складах».

Описанная известным летчиком картина стоит до сих пор у меня перед глазами, а сцена моего спешного отъезда из Николаева во всех подробностях запечатлелась до конца войны. Вхожу в кабинет начальника Николаевского управления НКВД. Там находятся: подполковник Голубев – мой непосредственный начальник, и незнакомые мне – полковник, майор и седой моложавый мужчина в штатском. В углу кабинета устроилась миловидная машинистка в форме младшего лейтенанта. Подробности этого совещания запечатлелись у меня буквально в лицах, как сценка из телесериала. Вхожу в кабинет и докладываю:

– Товарищ, генерал госбезопасности! Старший лейтенант Шепеленко явился по Вашему приказанию!

Г е н е р а л. Присаживайтесь, пожалуйста, (показывает на единственный пустой стул за большим столом, а напротив трое незнакомцев).

Г о л у б е в. Товарищ старший лейтенант, доложите комиссии о своем участии в десантировании на румынский берег. Комиссию также интересует результаты ваших допросов румынских офицеров.

Ш е п е л е н к о. Мне было поручено с опер группой нейтрализовать часовых румынской погранзаставы в районе Килии. Затем на катерах высадился основной десант. Пленных румынских офицеров мы сразу переправили на свой берег Дуная. Я успел допросить румынского артиллерийского полковника, часть которого должна была захватить плацдарм на нашем берегу. Но их корабли еще не успели подойти.

Г е н е р а л. Потому, что наши корабли заблокировали румын в самой Констанце. Продолжайте, товарищ старший лейтенант!

Ш е п е л е н к о. (Смотрит, как печатает машинистка). Этот румынский полковник сообщил, что их армия слишком медленно провела мобилизацию. Призывников оказалось много непригодных.

М а й о р. Эти сведения подтвердили другие офицеры, которых вы допрашивали?

Ш е п е л е н к о. Я допрашивал только полковника.

Г о л у б е в. Расскажите о допросе немецкого советника.

Ш е п е л е н к о. Немецкий советник, наглый и буйный старший лейтенант Кунтц, на мои вопросы не отвечал. Он был застрелен при попытке к бегству.

М а й о р. Застрелив Кунтца, вы лишили нашу контрразведку ценных сведений. Потеряли бдительность! Почему окно в кабинете было открыто?

Ш е п е л е н к о. (Волнуясь).Не смогли сразу предвидеть его поведение, товарищ майор. Окно открыли потому, что было душно. И немец нагло плюнул мне в лицо!

М а й о р. Надо было в морду дать, но не убивать.

П о л к о в н и к. Вы с Кунтцем общались на немецком? Где вы овладели языком?

Ш е п е л е н к о. Я рос в поселке Кичкас, где было много немецких колонистов. Приходилось допрашивать немецких офицеров в Испании. Те были спокойными и вежливыми.

Члены комиссии смеются.

Г е н е р а л. Что вы делали в Испании?

Ш е п е л е н к о. Часть нашего Бакинского авиаполка была отправлена в Испанию на помощь республиканцам.

Г е н е р а л. Вы, военный летчик?

Ш е п е л е н к о. Да, я закончил Качинское летное училище. Летал на И-16. После Испании бомбил японцев на Халхин-Голе.

М у ж ч и н а в штатском. Как вам удалось захватить командира парашютного немецкого десанта?

Ш е п е л е н к о. По случайному совпадению командир диверсантов Гиря принял меня за командира их отряда Голуба. Здесь можно сказать нам повезло.

М у ж ч и н а в штатском. А если бы этот Гиря опознал вас? Что могло произойти?

Ш е п е л е н к о. Вероятно, были бы жертвы. Как в моей группе, так и среди гражданских, которые были на переправе. Но, к счастью, этого не произошло. Сработала наша внезапность.

М а й о р. Когда ваши оперативники стреляли по диверсантам из толпы, – они же могли подстрелить своих! Вы рисковали, вы понимаете это?

Ш е п е л е н к о. Риск был рассчитан. Жаль я не мог стрелять в убегавшего командира диверсантов.

М а й о р. Вас обучали стрельбе?

Ш е п е л е н к о. Я занимался в спортивной секции. Имею значок «Ворошиловский стрелок». На Халхин-Голе у нас было много трофейных пистолетов и патронов.

Голубев и полковник переглянулись.

П о л к о в н и к. Все, товарищ старший лейтенант, вопросов у комиссии больше нет. Идите в приемную, мы вас вызовем.

Ш е п е л е н к о. Слушаюсь, товарищ полковник. (Выходит из кабинета).

П о л к о в н и к. Ну, что товарищи, кандидатура подходящая?

Г е н е р а л. (Обводя взглядом членов комиссии). Все согласны!

П о л к о в н и к. Редкий экземпляр! Знает немецкий, не теряется в сложной обстановке, смел, решителен. Я думаю, товарищи, начальство одобрит нашу кандидатуру. Надо срочно отправлять его в Москву.

Г е н е р а л. (К машинистке) Верочка, пригласите старшего лейтенанта.

Ш е п е л е н к о. (Закрывая дверь смотрит в след удаляющейся Верочке).

Г е н е р а л. Поздравляю, товарищ старший лейтенант! Вы направляетесь в Москву на большую и ответственную работу. Надеюсь, оправдаете высокое доверие Родины. (Жмет руку Шепеленко и подходит к телефону).

П о л к о в н и к. Как вы считаете, товарищ старший лейтенант, какие качества должны проявить наши воины, чтобы противостоять немцам?

Ш е п е л е н к о. Необходима бдительность и преданность Родине. Каждый, где бы он ни был, должен бить врага до полного уничтожения.

П о л к о в н и к. Правильно думаете! Но, чекисту еще нужно действовать с горячим сердцем и холодной головой, как завещал Феликс Эдмундович Дзержинский.

(Подходит подполковник Голубев и обнимает недоумевающего Шепеленко).

Г о л у б е в. Молодец, Шепеленко! Жаль мы недолго с тобой поработали. Подойдем к карте, надо определиться с маршрутом.

(Подходят к настенной карте, к ним присоединяются другие члены комиссии).

М а й о р. Кратчайший путь до Москвы через Харьков опасен.

М у ж ч и н а в штатском. Под Харьковом уже идут бои.

Г о л у б е в. Военная ситуация быстро меняется. Безопаснее ехать через Мелитополь, дальше на Ростов.

Ш е п е л е н к о. (К Голубеву) Товарищ подполковник! Меня направляют в тыл к немцам?

Г о л у б е в. Точно не знаю. Приедешь в Москву, там все объяснят.

Г е н е р а л. Документы, наверное, уже готовы. Не будем задерживать нашего кандидата! (Пожимая руку Шепеленко), удачи, сынок!

Пока я добирался из Одесской области до Николаева, вероятно, в Кремле состоялась не менее важная для меня сцена.

Титры: Июль 1941 г. Положение на фронтах тяжелое. По всей Украине наши армии отходят на Восток под ударами немецких танков и авиации.

Русские десантники въезжают в ночную Москву. Едут по неосвещенным улицам. Окна заклеены полосами белой бумаги. Прожекторные лучи в небе. Аэростаты. Легковой Опель, а за ним грузовые машины с немецкими солдатами движутся через площадь Дзержинского и въезжают на подворье Лубянки.

Кабинет Сталина. В дверях генерал Судоплатов П. А.

С у д о п л а т о в. Товарищ Сталин! Команда “Абверштелле Украина 202” доставлена в Москву.

С т а л и н. Присаживайтесь, Павел Александрович. Что собой представляет эта команда?

С у д о п л а т о в. Это настоящая передвижная школа для подготовки диверсантов. Автопарк школы содержит учебные классы и спец лаборатории. Полиграфическая лаборатория может печатать деньги и документы как европейских стран, так и СССР. Имеется радиооборудование, и оружейные мастерские. Основной костяк команды состоит из высококлассных специалистов.

С т а л и н. Командира допрашивали?

С у д о п л а т о в. Долго молчал, не шел на контакт.

С т а л и н. Вы его лично допрашивали? Кажется, Вы владеете немецким?

С у д о п л а т о в. Так точно, товарищ Сталин! Допрашивал! Мы ему пообещали каждый день на его глазах расстреливать солдата, начиная с нижних чинов. После этого он заговорил. Дал позывные для поддержки радиосвязи с Берлином.

С т а л и н. Что удалось узнать о командире?

С у д о п л а т о в. Это капитан Вильгельм Нойман, выпускник Берлинской разведшколы. Успешно проводил военные и идеологические диверсии в Испании, за что Гитлер наградил его рыцарским крестом второй степени. Его команда обеспечивала вторжение Вермахта сначала в Польшу, затем через Бельгию во Францию. Границу СССР команда перешла в первые дни войны. Они двигались через Львов, Тернополь, Проскуров, Винницу. Цель – выход на Киев.

С т а л и н. Тот еще прусак! Вот с кем мы воевали в Испании! Как этот Нойман оценивает свое положение?

С у д о п л а т о в. Он обескуражен и не может понять, что с ним произошло. Он уверен, что Гитлер вскоре возьмет Москву, сожалеет, что его при этом не будет на параде?!

С т а л и н. Подумаешь, Наполеон объявился! Как лучше распорядиться этим подарком от Гитлера?

С у д о п л а т о в. С началом радиосвязи с Берлинским центром мы поняли, что таких команд на Украине несколько. Пришла на ум одна идея, но это потребует больших усилий от НКВД.

С т а л и н. А конкретно?

С у д о п л а т о в. Через структуры НКВД надо подобрать и подготовить сто двадцать человек, владеющих немецким языком. Главное найти достойного командира с боевым опытом.

С т а л и н. Продолжайте.

С у д о п л а т о в. Мы эту, нашу команду, вернем Гитлеру.

С т а л и н. Вы уверены в успехе такой команды?!

С у д о п л а т о в. Уверен, товарищ Сталин! Надо только найти сильного командира. Но, где сейчас его взять?!

С т а л и н. Ваша идея, товарищ Судоплатов, заслуживает внимания. Давайте свяжемся с министром госбезопасности. (Приглашает по телефону Берия, раскуривает трубку).

Входит Берия. Судоплатов встает, руки по швам.

С т а л и н. (Машет рукой.) Заходи, Лаврентий Павлович! Ты уже знаешь, какую птицу поймали твои орлы?!

Б е р и я. Вы имеете в виду абверовскую команду? Я уже составил наградной список на командира и его десантников. Такая добыча не каждый день случается.

С т а л и н. О наградах позже. Лучше послушай, Лаврентий, что предлагает твой начальник внешней разведки. Говорите, товарищ Судоплатов!

С у д о п л а т о в. Хорошо бы привлечь через органы сто двадцать чекистов и подучить их немецкому. При этом необходим толковый командир.

Б е р и я (Удивленно). Вы хотите запустить к немцам Троянского коня?! Скорее, это будут наши русские медведи! Ну, генерал, я всегда поражался твоим задумкам! Каков, товарищ Сталин, а?!

С т а л и н. Вы, товарищ Берия, поработайте с товарищем Судоплатовым. Мне надо подумать о фронтах. Ленинград в блокаде. Враг подошел к воротам Киева.

Берия и Судоплатов выходят из кабинета Сталина.

С у д о п л а т о в. Лаврентий Павлович! Когда я смогу начать работу с командиром “медведей”?

Б е р и я (Улыбаясь). Завтра не обещаю! Через неделю позвоню.

ПРИБЫТИЕ НА ЛУБЯНКУ

До Москвы я добирался на поездах и попутках. Удостоверение работника НКВД очень помогло моему быстрому прибытию. Явившись в приемную на Кузнецком мосту, я передал мои документы дежурному капитану. Через несколько минут мне предложили пройти в здание на Лубянку. При входе в указанный кабинет, еще не успев закрыть тяжелую дверь, я услышал громкий, повелительный вопрос на немецком языке:

– Кто вы? Откуда прибыли? Докладывайте!

Обернувшись, я увидел, что за столом и возле стола сидело человек шесть старших военных. Когда пригляделся к золотым нашивкам на рукавах, это избавило меня от первоначального шока (откуда в Москве немцы?). В Николаеве меня проинформировали, что возможна встреча с высшими руководителями госбезопасности СССР. Мгновенно я выделил генерала, сидевшего в середине, и, как немецкий младший чин, доложил по-немецки:

– Господин генерал! Обер-лейтенант Шепеленко прибыл из города Николаева для дальнейшего прохождения службы!

При этом я принял стойку «смирно» и пристукнул каблуками (вспомнив, как это делали немецкие диверсанты). Кажется, мне удалось неплохо преодолеть этот внезапный психологический шок потому, что я услышал одобрительный шепот: «Какой молодец!» Мне было предложено присесть на стул напротив стола.

Присев, я стал изучать лица высших офицеров. Меня беспокоила неопределенность и цель «столь высокого приема». Генерал, имевший на кителе ордена Боевого Красного Знамени и Красной Звезды, был довольно молодым. У него были черные волосы и волевое лицо. Под его орденами был прикреплен значок чекиста. Этот значок я видел и раньше, но сейчас он почему-то поглотил большую часть моего напряженного внимания.

Генерал спросил, как я добрался до Москвы и что видел по дороге. Я рассказал о своих дорожных трудностях, о том, что везде я видел следы бомбежек, сгоревшие села и разрушенные мосты. Много вопросов было о моих родственниках, о моей работе на Днепрострое. Вопросы задавали все. Когда эта комиссия (я полагаю, это была комиссия разведуправления Генштаба РККА) довольно подробно познакомилась с моей работой и биографией, и вопросы иссякли, генерал вдруг спросил:

– Как Вы думаете, что необходимо, чтобы изгнать захватчиков с нашей земли?

– Храбрых людей у нас достаточно, товарищ генерал. Но враг пока силен. Нам нужно изучить все его стороны и нанести удар в слабое место.

– Правильно думаете. Но как это сделать?

Я решил, что меня готовят к заброске в немецкий тыл, и ответил, что для этого надо иметь своих людей в немецкой армии (об этом было много разговоров).

ВЕРСИЯ ЗАХВАТА КОМАНДЫ АБВЕРА

Я несколько раз прочитал знаменитый бестселлер генерал-лейтенанта НКВД Павла Анатольевича Судоплатова «Разведка СССР 1930–1950 гг.». Появление этого документа связано с нелепыми и трусливыми опасениями Н. С. Хрущева при его борьбе за власть с Л. П. Берия после смерти Сталина в 1953 году. Арестовав талантливого руководителя советской разведки (правой руки Берия), Хрущев способствовал появлению знаменитой книги. Судоплатов не сломался в течение 11 лет тюремного заключения, воля его оставалась твердой, убеждения незыблемыми: «…Я был и остаюсь профессиональным революционером» – пишет о себе автор. Чтобы понять эту обжигающую мысль, обратимся к высказыванию лорда Честерфилда (1694 – 1773), сделанной им в книге «Письма к сыну»: «Люди обычно бывают тем, что из них сделали воспитание и общество, когда им было от 15 до 25-ти лет, – вся последующая жизнь зависит от этих лет». Революционер и разведчик – ликвидатор был убежден, что «…ликвидации Льва Троцкого и Евгения Коновальца были продолжением кровавой гражданской войны». Разведка, контрразведка, шпионаж, терроризм – все эти моральные и аморальные понятия в любом государстве связаны с насилием, убийствами и кровавым шлейфом, тянущимся за действиями спецслужб, не прекращающим войны ни на минуту. Так работает госбезопасность всех государств. И, горе тем народам, у которых слабая служба госбезопасности.

Я не знаю, какие документы о работе советской подставной абверкоманды могли сохраниться в архивах КГБ и ГРУ. Я не знаю всех обстоятельств, которые способствовали появлению такой команды. Поэтому, чтобы читателю было понятно, о чем пойдет речь, буду ссылаться на книгу П. А. Судоплатова:

«В первый же день войны мне было поручено возглавить всю разведывательно – диверсионную работу в тылу германской армии по линии советских органов госбезопасности. Для этого в НКВД было сформировано специальное подразделение – особая группа при наркоме внутренних дел. Приказом по наркомату мое назначение начальником группы было оформлено 5 июля 1941 года. Моими заместителями были назначены Эйтингон, Мельников, Какучая. Особой группе было приказано оказывать всяческое содействие людьми, техникой, вооружением для развертывания диверсионной деятельности в ближних и дальних тылах немецких войск…

По решению ЦК партии и Коминтерна всем политическим эмигрантам, находившимся в Советском Союзе, было предложено вступить в это соединение. Группа формировалась в первые дни войны на стадионе «Динамо». Под своим началом мы имели более двадцати пяти тысяч солдат и командиров, из них две тысячи иностранцев – немцев, австрийцев, испанцев, американцев, китайцев, поляков, чехов, болгар, румын и т.д. В нашем распоряжении находились лучшие советские спортсмены, в том числе чемпионы по боксу, борьбе, легкой атлетике – они стали основой диверсионных формирований, забрасывающихся в тыл врага.