Я принял пилюлю. После этого не прошло и минуты как почувствовал, что гномы, похоже, на время отступились от своего намерения. Взамен страха перед ними пришла некоторая эйфория, какая бывает при легком опьянении. А главное – отныне я не боялся их, этих гномов: упакованных в пачки пилюль была полная коробка. По крайне мере от той пыточной боли я был на какое-то время надежно защищен.

Доктор сказал:

– Здесь их много, думаю, вам должно хватить.

После победы над гномами я как-то на миг позабыл про малость времени, теперь отпущенного мне, даже не сразу понял последние слова доктора: «должно хватить». До какой поры должно?

И вдруг осознал со всей страшной отчетливостью – да ведь ясно, ясно же, до какой!..

Доктор давал еще какие-то наставления, связанные с приемом этих пилюль, но я уже не слышал его и только повторял про себя: «Боже, Боже!..»

– – —

По счастью, боли с этих пор я почти не ощущал, предупреждая ее пилюлями из заветной шкатулки, но с каждым днем чувствовал в себе все большее психологическое угасание. Прокурорская служба уже не увлекала меня, скорей вызывала раздражение. Сколь ничтожными все эти трепыхания казались мне теперь!

Наконец я решил сменить обстановку, как мне и посоветовал доктор Забродов, в начале июня взял длительный отпуск и отправился на Кавказские Минеральные воды, чтобы провести там в тиши и спокойствии большую часть отмеренного мне срока. И пускай хоть весь мир катится в тартарары!

…Как позже выяснилось, он, мир, именно туда в это самое время и катился. А те кровавые события, которые уготовила для меня ожидаемая тишь, они теперь, когда пишу эти строки, конечно же, блекнут на фоне той кровавой вакханалии, в которую вскорости погрузилась наша планета…

…………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………

– – —

……………………………………………………………………………………………………..

…………………………………………………………………......… <…> добавить, что, помимо развалившегося фаэтона, были и другие предзнаменования. Я в них, правда, слабо верю, но порой поди-ка с ними поспорь…

Вдруг, отшагав «прамо» версты три, я то ли услышал, то ли мне примерещилось, что откуда-то из гор донесся слабый стон. Взглянув в ту сторону, я увидел небольшой белый язык, кончик которого свисал с вершины, и догадался, что это и есть ледник Беяз Олим (что в переводе с татарского означает «Белая Смерть»), о котором я накануне прочел в журнале. Позволю себе сделать это отступление не из празднословия вовсе и не из любви к пейзажистике, а по той причине, что сей ледник также вскоре станет одним из главных «персонажей» моего повествования.

Из журнальной заметки явствовало, что ледник «Белая Смерть» сходит раз в шестьдесят лет, сметая все на своем пути и напрочь заваливая единственную дорогу – ту самую, видимо, дорогу, по которой я в этот миг проходил, а последний сход ледника имел место в июне 1854-го года. Существовало местное поверье, что сход «Белой смерти» служит предзнаменованием грядущих страшных событий. Так, якобы то давнишнее его обрушение знаменовало наше грядущее поражение в Крымской войне. .

А теперь потрудитесь, прибавьте-ка 60 лет к 1854-му, ну-тка!..

Да, да, я шагал по этой дороге 15-го июня 1914 года! Вам ничего не говорит эта дата?³ Вот и поспорь после этого с предзнаменованиями!..

…………………………………………………………………………………………………………………………………………….…<…> когда увидел наконец в свой дорожный бинокль вывеску отеля «Парадиз».

– – —

……………………………………………………………………………………………..............

…………………………………………………………………<…> уже к полудню перезнакомившись со всеми постояльцами небольшой гостиницы.

Поскольку происшедшее вслед за тем – истинная драма, то, как в драме и полагается, с самого начала перечислю всех ее персонажей, из коих далеко не всем суждено будет дожить до развязки этой истории. (Впрочем, как далее будет видно, не все приведенные сведения о них соответствуют действительности.)

Конечно, будь я опытным литератором, представлял бы их вам по ходу дела, но, увы, пишущий эти строки – всего лишь провинциальный прокурор, привкший иметь дело не с литературными персонажами, а с фигурантами, посему читателю придется довольствоваться моим скудным умением.

(Добавлю также, что, как далее будет видно, приведенные здесь сведения о них едва ли сколь-нибудь полны, и отнюдь не все соответствуют действительности.)

Итак:

Белозерцев, отставной генерал-майор (кажется, кавалерист), жизнерадостный, весьма колоритный старик лет под 80.

Ольга Витальевна Дробышевская, ок. 40 лет, мистически настроенная вдова из С.-Петербурга, судя по виду, тяжело больна, что легко угадывается по ее изможденному лицу.

Г-н Васюков (он же Ряжский), лет 35 или чуть менее. Во внешности прослеживается некоторое сходство в его лице с Наполеоном Бонапартом Первым.

Г-н Петров, 35 лет, учитель гимназии, всегда имеет какой-то затравленный вид.

Г-н Львовский, под 30, исключительно красив и с виду так же исключительно глуп.

Кокандов, 28 лет, поначалу представился помещиком Херсонской губернии. Черные глаза, твердый, уверенный взгляд.

Грыжеедов, 2-й гильдии купец, 45 лет, весьма дородный господин. Настроен исключительно патриотически.

Г-жа Евгеньева Маргарита Никифоровна, 25 лет, с виду демимонденка⁴, но представляется актрисой. Ходит в платьях с совершенно неуместными в данных условиях декольте.

Ми, изящная девушка лет 19 – 22. Ее правильной формы головка выбрита наголо, отчего кажется фарфоровой (ах, каких только изысков не породит нынешнее упадническое время!..) Выражение лица часто бывает несколько отрешенное. Говорит отрывисто, иногда подпуская вульгарные словечки, но при этом в речи присутствует некий иностранный акцент, природу которого мне до поры до времени не удавалось установить.

(Добавлю, впрочем, что, когда я ей представился, эта отрешенность на миг упорхнула, и она как-то слишком уж пристально взглянула на меня. Я обладаю хорошей памятью на лица и могу с уверенностью сказать, что мы никогда прежде не встречались, поэтому был озадачен – что же в моей скромной персоне привлекло внимание этой юной особы? Причину этого ее взгляда узнал лишь в самом финале свершившейся драмы.)

Г-н Кляпов, 40 лет, молчун, несколько одутловат, всем своим видом показывает: «Не трогайте меня!»

Г-н Финикуиди, 50 лет, московский профессор химии, член масонской ложи, о чем свидетельствует миниатюрный мастерок «вольного каменщика», болтающийся у него на ремне.

Г-н Шумский, инженер. Имеет повадки гаера, весьма пристрастен к Бахусу.

Г-н Семипалатников, ок. 40 лет, с нафабренными усиками, торчащими пиками вверх a lá кайзер Вильгельм. Молчалив, как и г-н Кляпов, но, в отличие от последнего, как-то несколько надменно молчалив.

Ну и, помимо постояльцев:

Г-жа Ахвледиани Амалия Фридриховна, в девичестве фон Дитрих, лет 50 (выглядит намного моложе), хозяйка отеля «Парадиз», вдова грузинского князя. Ходит в черном, но едва ли в знак траура, просто ей этот цвет очень идет. И вообще – исключительно хороша какой-то особой, аристократической красотой.

Абдулла (Абдуллайка), слуга, лет 30.

Дуня, лет 25, горничная. Видно по лицу: спешно хочет замуж.

Лизавета, повариха, не менее 7 пудов.

Нельзя также не упомянуть о г-не Сипяго, хотя он возникнет и будет пребывать в этом моем повествовании уже (пардон) в виде покойника.

Ну и наконец, Призрак – объект, как ему и положено, бестелесный и в природе, как это выяснится, действительно, не существующий. Так же, как и Змея, существовавшая, как окажется, лишь в воображении постояльцев пансионата «Парадиз».

Вот и весь список.

После чего позвольте приступить к дальнейшему повествованию.

– – —

…………………………………………………………………………………………………….

…………………………………………………………………………………………………….

…… <…> и, узнав от меня, что Висьолый Антон едва ли нынче повезет их на воды и обратон, после обеда (весьма недурственного) вся публика собралась в гостиной и предавалась скуке и безделью. Его высокопревосходительство генерал Белозерцев дремал в кресле, г-жа Дробышевская и г-н Васюков играли в шахматы, инженер Шумский, полагая, что на него никто не смотрит, украдкой причащался к небольшой фляжке, остальные постояльцы, включая вашего покорного слугу, читали не первой свежести газеты.

Из газет

– Бомбой анархиста убит нижегородский губернатор.

– Эрцгерцог Франц Фердинанд готовится посетить боснийский город Сараево.

– Усилиями графа Энгерта в Москве создан первый гольф-клуб.

– Германцы спустили с судовой верфи свое новое изобретение – подводный корабль измещением в 50 тыс. пудов.

– Зоологическим садом Санкт-Петербурга за 5000 фунтов-стерлингов приобретен африканский единорог. Имя 200-пудового чудовища – Малыш.

– В губернском городе К*** полицией задержан г-н Жучков, содержатель притона с малолетними рабынями. Идет следствие.

– …нет, нет и нет! – говорят лучшие русские умы…

И т. д.

– Нет, нет и нет! Это дико, дико, черт побери! – вдруг нарушил тишину г-н Кляпов.

Восклицание его не было адресовано никому, но позади него немедля образовался г-н Львовский в белоснежном костюме с пестрым, павлиньим кашне на шее и, заглядывая в газету через его плечо, проговорил:

– М-да, согласен – вправду, несколько диковато.

Кляпов отчего-то сразу взъярился:

– И это, по-вашему, лишь диковато?!

– Даже дико, не стану возражать, – покладисто согласился Львовский. – За какого-то чертова двухсотпудового единорога – пять тысяч полновесных британских фунтов-стерлингов!

– О чем вы, Боже правый, о чем вы, милостивый государь?! – еще более разгневался Кляпов. – Какой, какой еще, к чертям, единорог?! Когда какой-то растлитель – девочек, божьих созданий!.. У нас, в России! Ужас! Апокалипсис!.. А кое-кому – диковато, и только-то!.. Диковато!.. – Отшвырнув газету, он вскочил и направился к двери, бурча: – Диковато… Диковато ему, видите-ли…

Львовский недоуменно пожал плечами:

– Что я такого сказал?.. Уж, право, и не знаю, как с вами… – в ответ на что Кляпов, чуть позадержавшись в дверях, гневно ответил:

– А вам, милостивый государь, и не надо знать – «как – со мной»! Как со мной – вам знать совершенно не надобно! – Замахал длинными ручищами, ушел.

Львовский лишь пожал плечами и проговорил в пространство:

– Дурак…

При этом остальные обитатели пансионата старательнейшим образом показывали, что им нет ни малейшего дела до этой внезапной перепалки.

После продолжительной тишины генерал Белозерцев наконец обратился ко мне:

– Стало быть, я так понимаю, висьолого Антона до ужина можно не ждать?

– Думаю – да, – подтвердил я. – Впрочем, он сказал, что «щас будет обратон».

– А-а, «щас»… – вздохнуло его превосходительство. – Тогда скорей всего – завтра к утру, не раньше: у тутошних детей гор свое исчисление времени… – Далее он заговорил скорее с самим собой, нежели со мной: – Это что ж получается… Завтра он сперва вернется отвезти нас на воды, потом – обратон; в результате, стало быть, и полицмейстер и, труповозка сюда прибудет никак не раньше, чем к завтрашнему вечеру…

Я с удивлением спросил:

– Вы, кажется, сказали – труповозка?

– Ну да, – кивнул генерал, – труповозка. Карета такая, что покойников увозит… Ах, да! вам, видно, еще не успели сообщить! Постоялец наш, господин Сипяго, не далее как вчера приказал нам всем долго жить. Сейчас пребывает в подвальном лéднике, такой вот случился с ним на отдыхе выкрутас судьбы. Да вы не пугайтесь, mon cher, покойники, в отличие от нас, живых, существа вовсе даже безопасные.

Вот уж чем меня ничуть не испугаешь – так это покойниками: как-никак, прежде, чем стать прокурором, шесть лет служил в должности губернского судебного следователя, и уж всякого тогда пришлось повидать. Я лишь поинтересовался – отчего, де, сей господин Сипяго почил в бозе, и сразу ощутил напряженные взгляды остальных присутствовавших в гостиной, устремленные в нашу сторону, один лишь генерал Белозерцев оставался невозмутим.

– Гм, отчего?.. – произнес он. – Вот судебный дохтур вскроет и, надеюсь, даст себе труд сообщить… Одно лишь могу сказать: когда лет сорок тому назад, – мы тогда под Геок-Тепом⁵ стояли, – когда там одного нашего штабс-капитана змея ужалила, у него было в точности такое мученическое выражение лица…

– Да какие тут змеи?! – вмешалась Амалия Фридриховна. – Сроду в наш отель никакие змеи не заползали! (О! Как потом выяснится, заползали, да еще какие! Но только в фигуральном смысле, разумеется.) Хотя, – продолжала она, – я слыхала, в здешних краях они водятся. Во всяком случае, всем нам следует на всякий случай соблюдать осторожность.

Во мне же сразу напряглась давняя следовательская жилка. Я спросил:

– А нельзя ли мне взглянуть на усопшего?

– Чего ж нельзя? Ничего в том хитрого, – отозвался генерал. – Только, пардон, компании вам не составлю, у меня что-то в животе крутит. – После чего он крикнул: – Эй, Абдуллайка, подь-ка сюда! – Тот немедля появился, и генерал тоном, не терпящим ослушания, приказал ему: – Отведешь его превосходительство господина прокурора в ледник.

Через несколько минут очутившись в леднике, я в свете фонаря, который держал позади меня Абдуллайка, внимательно оглядел усопшего, лежавшего на скамье. Да, выражение лица у него было именно мученическое. Однажды я видел покойника, погибшего от укуса змеи; пожалуй, впрямь нечто подобное было у того на лице.

И тут на ладони у Сипяги я впрямь обнаружил след от небольшого укуса, вокруг этого следа распространилась красная сыпь. Неужто вправду змея таки заползла сюда?..

Когда я вернулся в гостиную, хозяйка пансионата настороженно спросила;

– Ну, Петр Аристархович, каково же ваше заключение? – И умоляющим голосом добавила: – Смерть, надеюсь, вызвана естественными причинами?

– Не знаю, не знаю, – уклонился я от ответа, – в конце концов, я же не врач… А не скажете ли, каков был род занятий покойного?

– Право, я как-то даже…

– Представился как коммивояжер, – подал голос господин Финикуиди, – однако, по-моему, это не так – выправка уж больно военная.

– Да, да, – подтвердил генерал Белозерцев. – Гвардейская, я бы даже сказал, выправка!

Я спросил хозяйку:

– А нельзя ли мне осмотреть его комнату?.. Конечно, понимаю – это, вероятно, идет в разрез с порядками вашего заведения, поскольку лицо я нынче не официальное…

После небольших колебаний, она ответила:

– Ах, разумеется, разумеется, делайте все, что считаете нужным.

Мы с ней поднялись во второй этаж, и она своим ключом открыла комнату.

Здесь было не убрано и не проветрено, постель оставалась не заправленной.

– Я запретила Дуне здесь убирать до прибытия полиции, – извиняющимся голосом произнесла она, – так что уж простите за беспорядок.

– Нет, нет, вы поступили совершенно правильно, – сказал я и с этими словами раскрыл стоявший на стуле саквояж.

Сверху лежал большой револьвер системы «Смит-и-Вессон», что ничуть меня не удивило: после беспорядков пятого-седьмого годов российские путешественники весьма часто вооружались в дорогу; к слову, у меня тоже в кармане лежал заряженный браунинг. Собственно, вещи покойного меня мало интересовали, я искал какие-нибудь документы и в конце концов в боковом потайном отделении саквояжа обнаружил сложенный вчетверо лист атласной бумаги.

Я развернул его и прочел:

…удостоверяется, что податель сей бумаги является ротмистром Охранного отделения Министерства внутренних дел Российской империи Борисом Васильевичем Сипяго.

Всем органам полиции и гражданского управления вменяется: в любой момент оказывать г-ну Сипяге всяческое содействие, какого он потребует.

Товарищ Министра внутренних дел

тайный советник Осипов.

Да, дело было – не приведи Господь! Убиенный оказался важной персоной из не поминаемой всуе Охранки и явно находился он тут при исполнении. Мог ли он так запросто подпустить к себе змею?..

………………………………………………………………………………………………

……………………………………………………………………………………………………