Путь через африканский ад
В то время как авангард генерала Дезе отправился к Даманхуру, армия Бонапарта, оставив раненого Клебера во главе 9-тысячного гарнизона, через три дня двинулась на Каир через пустыню. Она состояла из четырех дивизий под командованием генералов Ренье, Бона, Дюгуа и Виаля. Туда же по Нилу поплыли корабли контр-адмирала Перре, «отважного моряка из порта Сен-Валери-сюр-Сомм».
Переход через раскаленную солнцем безжизненную пустыню стал поистине чудовищным испытанием для французских солдат. В своих наглухо закрытых синих мундирах, обремененные оружием, ранцами, боеприпасами и различным добром, они брели, обливаясь потом и страдая от жажды, не понимая, зачем их забросили так далеко от Франции, в эти раскаленные пески, где нет и не может быть никакой добычи. «Куда он нас ведет? Ради чего все это? Надо быть безумцем, чтобы пускаться в такое предприятие!» – роптали солдаты и офицеры. От жары и жажды некоторые из них сходили с ума и кричали, как дети, другие нападали друг на друга. По свидетельству канонира Брикара, «жара заставляла их бросать трофеи, и немало было таких, кто не вынес испытания и пустил себе пулю в лоб». У многих сдавали нервы. На подходе к Даманхуру солдаты разных дивизий едва не перестреляли друг друга в ночной неразберихе. Даже генерал Дезе пришел в отчаяние. Он писал Бонапарту из Богагире: «Ради бога, не оставляйте нас в этом положении. Войско теряет бодрость и ропщет. Велите нам быстрее идти вперед или отступить: деревни не что иное, как опустошенные хижины».
Но Наполеон не придавал значения погоде в тех странах, где осуществлял свои великие проекты. И, планируя поход в Африку и Азию, вовсе не озадачивался тем, что боевые действия там придутся на самые жаркие месяцы – июль и август. Он даже не подумал сменить солдатскую экипировку, а может, просто не успел это сделать
в связи с поспешностью подготовки экспедиции? Скорее же всего, руководствуясь тем, что «тот имеет право жертвовать чужими жизнями, кто своей не дорожит», он сам, стоически перенося все невзгоды пути, ожидал от своей армии такого же самопожертвования. Но уже через неделю в ее рядах созрел офицерский заговор. Его зачинщик, генерал Мирер, объявил Бонапарту ультиматум. Тот презрительно отверг его, и генерал застрелился.
Но не только адские погодные условия создавали трудности французам. В редких населенных пунктах, встречавшихся на их пути, они видели пустоту и ужасающую нищету. Здесь нельзя было достать ни воды, ни хлеба, ни вина. Уходя из своих домов, бедуины заражали или засыпали колодцы.
Опасность подстерегала французских легионеров на каждом шагу. Оказалось, что племена, подписавшие с Бонапартом договор в Александрии, получили «фетфу» от улемов и шейхов Каира, приказывавшую им взяться за оружие для защиты веры. Она была написана после того, как Ибрагим-бей, один из двух (вместе с Мурад-беем) «египетских дуумвиров», собрал на совет всю каирскую знать. Там были мамелюкские беи, улемы и другие вожди, на время забывшие про внутренние распри. Присутствовал турецкий наместник. Из своей резиденции в Гизе прибыл Мурад-бей, и именно его поставили во главе мамелюкского войска. Поэтому на всем пути следования по пустыне пешие колонны французов сопровождали арабские всадники. Они набрасывались, словно акулы, на отставших солдат, убивали их или уводили с собой. Так, во время стоянки под Даманхуром неосторожно удалившийся на сто шагов от передовых постов генерал Мюирер был пронзен бедуинскими копьями. Изредка мамелюки нападали на французских солдат из засад, а получив отпор, вихрем скрывались на своих великолепных конях от погони. Вот что В. В. Бешанов писал об арабских воинах: «Каждый воин-мамлюк был вооружен четырьмя пистолетами и холодным оружием. Все они были прекрасными наездниками и искусными противниками в рукопашной схватке. Одиночный французский улан, как правило, проигрывал в сабельном бою такому воину. Но мамлюки не знали строя, военной дисциплины и не представляли себе возможностей регулярного войска. Они видели, что французская армия малочисленна, и Мурад-бей был уверен, что ему удастся легко разгромить завоевателей».
С многочисленной конницей мамелюков французы впервые столкнулись в сражении у Шубрахита. Каждый из этих всадников действительно был вооружен саблей, карабином, мушкетоном, четырьмя пистолетами и обслуживался тремя-четырьмя пешими слугами. По обычаю, эти отважные воины-феодалы, угнетатели феллахов-землепашцев и арабов-купцов, носили с собой все свое золото и драгоценности, чтобы в случае гибели уйти на тот свет вместе с ними. Поэтому их ятаганы были усыпаны драгоценными камнями, а одежда изумляла роскошью.
Только утром 10 июля армия Наполеона достигла Нила у Рахмании. По словам А. Иванова, «люди – от солдата до генерала – бросились в реку, не снимая одежды». Но вместо полноводной реки перед ними оказался тщедушный ручеек, теплая и мутная вода которого вовсе не освежала. «И это – житница Рима и Константинополя? Немудрено, что и сам Египет, “дар Нила”, столь убог! Несколько человек умерли, выпив слишком много воды. Многие заболели дизентерией, наглотавшись арбузной мякоти». Ропот и недоумение в солдатских рядах возобновились. Поэтому Бонапарт терпеливо разъяснял своим солдатам, что «воды Нила, который в данный момент так мало соответствует своей репутации, начинают подниматься, и скоро он оправдает все, что они о нем слышали; что они становятся лагерем на копнах ржи, и скоро у них будут мельницы и печи; что эта земля, столь голая,
однообразная и печальная, по которой они передвигаются с таким трудом, скоро покроется нивами и даст обильный урожай, который напомнит им о плодородии берегов По и о тамошнем изобилии; что у них есть чечевица, бобы, куры, голуби, что их жалобы преувеличены, что жара, без сомнения, чрезмерна, но станет переносимой, когда они будут на отдыхе и переформировании; что во время Итальянских кампаний переходы в июле и августе также были весьма утомительными».
Впервые армия с недоверием отнеслась к словам своего вождя. А. Иванов пишет: «Куры и голуби? Он в самом деле думает накормить ими многотысячную армию? Зачастую он сам съедает на обед лишь тарелку чечевицы. Генералы и офицеры возмущаются пуще солдат. Наполеон признает, что “несколько солдат бросились в Нил, чтобы найти в нем быструю смерть”. Откровенно говоря, и сам он не в восторге: “При высадке в Египте меня удивило, что от былого величия у египтян я нашел только пирамиды и печи для приготовления жареных цыплят”».
Но, несмотря ни на что, французские легионеры не потеряли своей боеготовности. Когда 13 июля 8-тысячное конное войско мамелюков напало на них у Шебриза, они отбили атаку, нанеся противнику жестокий урон, который поразил нападавших. После сокрушительного поражения мамелюкской конницы среди арабов, по словам В. В. Бешанова, распространилась такая версия: главный французский генерал, которого они называли Кебиром, «волшебник, а все его солдаты связаны невидимыми нитями и могут мгновенно и одновременно поворачивать в нужную сторону, когда он дергает эти нити». Надо сказать, что так оно и было, конечно же, не в буквальном, а в переносном смысле: Бонапарт был действительно искусным кукловодом, уверенно направлявшим свою армию на взятие Каира.
Трехцветное знамя над пирамидами
Узнав о неудачном сражении мамелюков у Шебриза, каирские беи и шейхи всерьез взялись за оборону города. Тысячи людей строили укрепления. Чтобы прокормить их, ввели специальный налог. Купцы делали пожертвования, а духовенство устроило шествие со знаменами, музыкой и молитвами.
Тем временем французская армия 19 июля достигла небольшого местечка Улем-Динара, что в 20 километрах от Каира. Здесь французы впервые увидели возвышающиеся у горизонта великие пирамиды. «Они казались тремя огромными скалами», – так напишет впоследствии о своем первом впечатлении об этих древнейших памятниках культуры Наполеон. Целый день был дан армии на отдых после изнурительного перехода по пустыне, а затем противники начали готовиться к бою. Мамелюки заняли позицию на левом берегу Нила, между селением Эмбабе и пирамидами. 20 июля французская армия снялась с бивуака. Перед началом решающего сражения с арабской конницей Бонапарт обратился к своим легионерам со словами: «Солдаты! Сорок веков смотрят на вас сегодня с высоты этих пирамид!» Оценивая важность этого призыва, английский историк А. Тойнби писал: «…Наполеон сознавал, что прикоснулся к струне, звук которой способен тронуть даже невежественное сердце самого грубого солдата… Можно быть уверенным, что Мурад-бей… и не подумал подбодрить своих нелюбознательных товарищей аналогичным напоминанием». Вторя ему, А. Иванов подчеркивает: «Своим призывом Бонапарт напомнил соратникам, что они – представители нации Вольтера и Руссо, что любой француз – философ и, кроме того, – еще и личность, делающая Историю!»
На рассвете 21 июля французская армия встретила авангард мамелюков Мурад-бея, который рассеялся уже после нескольких пушечных выстрелов. Но основные силы арабской конницы были впереди. Ее правый фланг, находившийся перед селением Эмбабе, состоял из 20 тысяч янычар, арабов и каирских ополченцев и имел на вооружении 40 пушек. В центре египетской армии был кавалерийский корпус из 12 тысяч мамелюков, имевших по 4^5 слуг. Левый флаг, примыкавший к пирамидам, насчитывал до 8 тысяч арабов-бедуинов. Таким образом, в боевой линии протяженностью до шести километров находились более 60 тысяч человек и около трехсот египетских судов. Что же касается французской армии, то, по словам Наполеона, он располагал только 23 тысячами солдат. Жители Каира, впечатленные таким внушительным войском, собрались на правом берегу Нила, чтобы понаблюдать за решающей битвой. Весь город замер в ожидании, веря в победу своей многочисленной армии. О другом исходе сражения египтянам было страшно даже подумать: ведь они считали, что в случае поражения станут рабами европейцев.
Между тем Бонапарт оценивал ситуацию по данным своей разведки. Лагерь противника был защищен наспех вырытыми траншеями, которые могли служить препятствием только для кавалерии, тогда как его пехотинцы могли с ними легко справиться. А вот для арабской пехоты, неспособной из-за отсутствия порядка к боевым действиям на равнине, эти полевые укрепления представляли единственную защиту. Здесь были установлены пушки на морских лафетах, которые были неподвижными и не могли маневрировать. Таким образом, пехота и арабы, действующие на левом фланге, особой опасности не представляли. Исходя из этого, Наполеон решил, что главный удар следует нанести по корпусу мамелюков, находящемуся в центре.
Первой против мамелюков он выдвинул дивизию Дезе, за ней на некотором расстоянии проследовали дивизии Ренье, Дюгуа, Виаля и Бона. Все подразделения двигались в полном молчании. Когда Мурад-бей догадался о намерении французов, то попытался помешать им завершить свой маневр. Он решил бросить свою кавалерию в атаку на французских пехотинцев, пока те были еще на марше. Мамелюкские всадники с быстротою молнии проскакали между дивизиями Дезе и Ренье и окружили их. Но Дезе успел перестроить своих солдат так, что
перегруппированные в пять колонн они составили каре длиною 300 метров по фронту и 50 метров вглубь. Внутри строя находилась кавалерия, а по флангам – артиллерия. Такую же перегруппировку сделал и маршал Ренье.
Сам Бонапарт находился в дивизии Дюбуа. Она заняла позиции между колоннами Дезе и Нилом, отрезая противника одновременно и от Эмбабе, и от реки. Такое расположение дало возможность открыть огонь из орудий в тыл мамелюкам. Вскоре, по словам А. Иванова, «пустынная равнина, покрытая редкими пальмами, стала ареной легендарного и экзотического боя, в котором стойкость и выучка солдат революционной Франции взяли верх над первобытным фанатизмом всадников Аллаха». Яростная схватка с арабской кавалерией продолжалась около часа. За это время поле сражения сплошь покрылось телами убитых и раненых. Некоординированные действия мамелюкских всадников не принесли им желаемых результатов: все их наскоки разбились о несокрушимые французские каре. В результате Мурад-бей был вынужден с тремя тысячами всадников отступить к Гизе по дороге в Верхний Египет. Оставшиеся за пределами каре мамелюки попытались укрыться в укрепленном лагере, но его атаковала дивизия Бона, а захват генералом Рампоном рва и дамбы прервал сообщение между Эмбабе и Гизой, отрезав арабам путь для отступления. Видя разгром своей кавалерии, арабские пехотинцы вышли из боя и бросились к Нилу, чтобы на небольших лодках или вплавь перебраться на другой берег. Часть из них спустилась по левому берегу реки и в сумерках разбежалась по пригородам Каира.
Пока шла битва на суше, французский речной флот, значительно уступавший египетскому по численности, медленно поднялся по Нилу. На его суда подняли больных и раненых легионеров, а также тех, «которые не носили оружия… и не могли быть полезными в сражениях, и на лошадях коих можно было посадить несколько человек». Моряки сражались бок о бок с пехотинцами, особенно проявив себя в рукопашной схватке.
На следующий день Мурад-бей несколько раз пытался атаковать французские позиции. Он надеялся восстановить связь со своим укрепленным лагерем и облегчить отход тем, кто в нем остался. Но когда командир мамелюков понял, что сделать это уже невозможно, то приказал поджечь собственный флот, а сам ушел в Верхний Египет. Битва за Каир унесла немало жизней: потери египтян составили около 10 тысяч убитыми, ранеными, утонувшими и плененными. Они лишились всех своих пушек. Французы же потеряли всего 300 человек.
24 июля Наполеон торжественно вошел в Каир. С этого времени в течение трех лет над древними пирамидами Египта развевались трехцветные знамена Французской Республики, а жизнь египетской столицы была подчинена новому политическому режиму. Характеризуя организацию управления в завоеванной французами стране, академик Е. Тарле писал: «…во-первых, власть должна была быть сосредоточена в каждом городе, в каждом селении в руках французского начальника гарнизона; во-вторых, при этом начальнике должен находиться совещательный “диван” из назначенных им же наиболее именитых и состоятельных местных граждан; в-третьих, магометанская религия должна пользоваться полнейшим уважением, а мечети и духовенство – неприкосновенностью; в-четвертых, в Каире при самом главнокомандующем должен состоять тоже большой совещательный орган из представителей не только г. Каира, но и провинций. Сбор податей и налогов должен был быть упорядочен, доставка натурой должна быть так организована, чтобы страна содержала французскую армию за свой счет. Местные начальники со своими совещательными органами должны были организовать исправный полицейский порядок, охранять торговлю и частную собственность. Все земельные поборы, взимавшиеся беями-мамелюками, отменяются. Имения непокорных и продолжающих войну беев, бежавших к югу, отбираются во французскую казну».
Бонапарт и тут, как и в Италии, стремился покончить с феодальными отношениями, что было особенно удобно, так как именно мамелюки поддерживали военное сопротивление, и опереться на арабскую буржуазию и арабов-землевладельцев; эксплуатируемых же арабской буржуазией феллахов он отнюдь не брал под защиту. Все это должно было закрепить основы безусловной военной диктатуры, сосредоточенной в его руках и обеспечивающей этот создаваемый им буржуазный порядок. Наконец, настойчиво провозглашаемая им веротерпимость и уважение к Корану были, кстати, настолько чрезвычайным новшеством, что российский Святейший синод, выдвинув, как известно, весной 1807 года тезис о тождестве Наполеона с «предтечей» антихриста, в виде одного из аргументов намекал на поведение Бонапарта в Египте: покровительство магометанству и т. п.
О проекте
О подписке