Цитаты из книги «Леонардо да Винчи»

Таким образом, Леонардо прежде других ученых понял, что птица способна оставаться в вышине не просто потому, что бьет крыльями, сгоняя воздух вниз, но еще и потому, что крылья толкают птицу вперед, а воздух ослабляет давление, проносясь поверх изогнутого наверху птичьего тела.

“Воду нельзя сгустить, как воздух”, – написал он[347]. Иными словами, крыло, бьющее по воздуху сверху, будет сжимать воздух, и в результате давление воздуха под крылом будет выше, чем давление разреженного воздуха над крылом. “Если бы воздух не уплотнялся, то птицы не могли бы держаться на воздухе, ударяемом их крылами”[348]. Нисходящее биенье крыла толкает птицу вверх и вперед.

“Посмотри на свет, – писал он. – Моргни и посмотри снова. Тот свет, который ты видишь теперь, уже не тот, что ты видел раньше, а того, что был раньше, больше нет”[333].

Он сравнивал этот застывший миг с понятием отдельно взятой геометрической точки. У точки нет ни длины, ни ширины. Однако если она начнет двигаться, получится линия. “Точка не имеет величины, а линия есть прохождение точки”. Применяя свой любимый метод рассуждения по аналогии, он продолжал: “Миг не имеет протяженности во времени, а время состоит из движения этого мига”[332].

Еще одно полезное развлечение рекомендовал он рисовальщикам, чтобы “научиться оценивать истинную ширину и длину предметов”: пусть один проведет прямую линию на стене, а другие, встав на некотором расстоянии, попробуют отрезать от стебелька или соломинки кусок такой длины, какую имеет нарисованная линия. “Тот, кто наиболее приблизится своею мерой к длине образца, тот пусть будет лучшим и победителем и получит от всех приз”[330].

Кеннет Кларк говорил о “нечеловеческой зоркости” Леонардо. Это броская фраза, но она вводит в заблуждение. Конечно же, Леонардо был человеком. Его зоркость и наблюдательность не были чем-то сверхъестественным. Напротив, они явились плодами его собственных усилий. И это важно: ведь можно не просто дивиться Леонардо – можно попытаться чему-нибудь научиться у него. Например, проявлять больше любопытства и внимательнее ко всему присматриваться.

Как и в Эйнштейне, любопытство в нем часто пробуждали явления, о которых большинство людей старше десяти лет просто перестают задумываться: почему небо голубое? Как образуются облака? Почему мы видим только по прямой? Что такое зевота? Эйнштейн говорил, что его занимали вопросы, которые другим казались слишком скучными, потому что в детстве он поздно научился разговаривать. В случае Леонардо повышенная любознательность, возможно, объяснялась тем, что в раннем детстве он полюбил природу, но при этом ему не забили голову готовой школьной премудростью.

Интуитивно ощущая, что вся природа едина, Леонардо жадно подмечал и фиксировал на бумаге связи между самыми разными явлениями. “Он постоянно искал первичные, повторяющиеся, органичные формы и, глядя, например, на сердце с расходящейся от него сетью вен, мысленно видел и сразу рисовал рядом семя, дающее побеги, – писал Адам Гопник. – Рассматривая локоны на голове прекрасной женщины, он одновременно представлял себе бурлящие потоки воды”[320]. Нарисованное им дитя в утробе смутно напоминает растительный плод или семя в оболочке.

Эмпирический метод, который применял Бэкон, предусматривал определенный цикл: наблюдения должны вести к гипотезе, гипотезу следует проверять при помощи точных экспериментов, а результаты этих опытов помогут уточнить первоначальную гипотезу.

Он даже начал посматривать свысока на тех экспериментаторов, кто полагается целиком на практику, не имея ни малейших теоретических познаний. “Увлекающиеся практикой без науки – словно кормчий, ступающий на корабль без руля или компаса; он никогда не уверен, куда плывет, – написал он в 1510 году. – Всегда практика должна быть воздвигнута на хорошей теории”[317].