Николай Кузанский проводит постоянные аналогии между человеческим искусством (ars) и божественным творением. В этой ярко выраженной ответственности человека-творца, в этом видении человека как продолжателя дела Божия по сотворению бесконечного мира, всегда открытого для дополнительных толкований, безусловно следует усматривать мощное гуманистическое начало (примечательно, что оно зародится именно в лоне метафизики, пропитанной средневековыми богословскими умонастроениями).
Творимое человеком искусство ограничено замыслом художника. Он сам полагает этот предел, то есть осуществляет себя в произведении искусства, которое, будучи органическим единством, наделенным внутри себя формальным совершенством, обретает законченность как итог творческого акта. Произведение совершенно в своих границах, так как его posse fieri, способность к формообразованию, обрела органичность сформированной и завершенной целостности, так как замысел художника и ограничивает и превосходит ее. Таким образом, в замысле сохраняется какая-то доля posse fieri, так и не воплощенной в материале. Любому произведению в своих пределах изначально надлежит выражать художественный замысел, но оно никогда его не выражает в полной мере, и поэтому художник дробит свой творческий акт, полагая ему предел в других своих произведениях.
(Santinello 1958, р. 220)