Глава 1

– Дрянь! Здесь пыль, ты не видишь? Пыль! Вот здесь и здесь!

Отчим провел толстым пальцем по краю двери, показывая мне легкий серый налет и, схватив меня за затылок, изо всех сил толкнул вперед, так, что я ударилась о дверной проем плечом и молча представила, как синяк расползается по нежной коже. Не в первый и не в последний раз. Лучше молчать, пока этот изверг не разошелся совсем, пока не вошел в раж и не схватил ремень. Отчим скор на расправу, долго думать не будет.

– Сучка неблагодарная! – замахнулся и ударил по щеке. Ему всегда нравилось бить по лицу. Как бы я не закрывалась, он обязательно попадал по лицу. – Я тебя кормлю, пою, я тебя, тварь такую, терплю…а тыыыы! Чтоб языком все вылизала! Чтоб все здесь сверкало, как кошачьи яйца! Не то шкуру спущу! Жаль, не слушал никого, не отдал тебя в детдом, когда Дарья умерла, а надо было. Че волком смотришь? Пошла убирать! Быстро! Думаешь, если морда смазливая, я тебе ее не расквашу? Могу в уродину превратить, если захочу!

Не расквасит. Товар потеряет свой вид. От боли и обиды выступили слезы на глазах, но я не смею перечить. Скажу ещё слово, изобьет и запрет в дальней комнате на неделю или выгонит на улицу во дворе ночевать, как в прошлом году зимой. А сейчас осень – дождь и сырость. Даже псы спрятались в своих будках и не выходят. И никуда мне не уйти. Город маленький, таежный. Все друг друга знают. Поймают и лично к отчиму приведут. Он здесь не последний человек. Турбаза своя, гостиница для рыбаков и охотников. Часто всякие крутые приезжают в заповеднике поохотиться. И рядом один из самых крупных промышленных городов на Севере. Туда недавно сам президент пожаловал. Кортеж мимо нашей гостиницы проезжал, все к окнам прилипли и сотовыми щелкали. У меня сотового никогда не было. Отчим считал, что мне он ни к чему. Говорить мне не с кем, а мне никто звонить и не должен. В школе когда училась, все говорили, какой он светлый человек, как сиротку воспитывает и не выгнал после смерти жены чужого ребенка, обеспечивает, кормит. Знают его и уважают. И бежать некуда и не к кому. После очередных побоев в полицию пришла, а меня отвезли домой и лично в руки отчиму сдали. Сказали, чтоб совесть имела на святого человека клеветать. Конечно святого, он же всех их здесь кормит и охота бесплатно, и рыбалка, и столы им накрывает, а они за это молчат и на многое глаза закрывают.

Оставалось только терпеть и ждать неизвестно чего. Чуда, что ли, какого-то. Но чудес не бывает. Я это поняла, когда мама умерла у меня на руках, мне тогда еще и девяти не было. И когда отчим второй раз женился на молодой и капризной торговке мехом с местного рынка. После похорон и полгода не прошло. Вместе они составили отличный тандем, вместе у них прекрасно получалось надо мной издеваться. А когда дети свои появились, то я стала девочкой для битья, а еще ужасно раздражала мачеху, ее трясло от одного моего вида. Меня отселили в маленькую каморку в гостиницу, и я вместе с персоналом драила туалеты, кухню и лестницы. С меня спрашивали втройне. Я и посуду мыть должна, и по комнатам убираться, и стирать вещи хозяйских детей.

Постояльцы и не знали, что я родня хозяину. Чаевые иногда удавалось прятать, но чаще их отбирал Гордей или Лиля – дети отчима и этой меховой королевы. Выворачивали мне карманы и просто брали деньги себе.

– Здесь ничего твоего нет. Ты и так нам должна. Скажи спасибо, что отец тебя здесь держит и кормит.

Огрызаться и ссориться смысла не было. Все равно накажут, да так, что потом жить не захочется. Проще отдать деньги.

Отчим снова пнул меня в плечо и сунул тряпку мне в руки.

– Ни крошки, ни волосинки! И к вечеру чтоб оделась прилично. Чумаков приедет. Тебя хочет видеть. Все. Детство кончилось – будешь отрабатывать, дармоедка чертовая. Долги нам с Раисой отдавать. Ох как я ждал этого дня. Даром, что ли, вырастил красавицу? Теперь можно и дивиденды получать!

– Я… я учиться хотела поступить. Я бы уехала и…не была бы в тягость.

– Уехала? Я тебе уеду! Вот к Чумаку жить пойдешь, и он пусть решает, куда тебе ездить.

– Жить? Не отдавайте, Константин Андреевич! Умоляю. Все, что хотите, делать буду.

– Вот! Вот он и ответ! За все годы отцом ни разу не назвала, а я с рождения воспитывал! Даже в три года, когда говорить начала, сказала «дядя»! Чумаков тебя купит, и он решать будет, что с тобой делать.

– Не пойду к Чумаку! Не пойду!

За лицо схватил и щеки сдавил.

– Пойдешь, мразь! Еще как пойдешь! Ляжки свои раздвинешь и за меня расплатишься! Чтоб доволен Антон остался! Или утоплю гадину! До смерти забью, а потом утоплю!

Внутри все сжалось, сдавилось от предчувствия, от понимания, что теперь мне не спрятаться и не избежать моей участи – быть отданной местному царьку Чумакову Антону, который давно глаз на меня положил, еще три года назад больно щипал за бедро и сальными глазами провожал, когда в городе встречал или к отчиму приезжал. Всегда просил, чтоб за столом я прислуживала. Но у отчима все «по совести».

– Как восемнадцать стукнет, бери и дери во все дыры, а пока что не тронь. Я детьми не торгую. Пусть расцветает. И деньги готовь, такая ягодка дорого стоит. Да? Хоть какой-то от тебя толк – красивая, как и мать твоя была. Шлюшка подзаборная. Не целкой мне в семнадцать досталась, брюхатая. Но я ее так хотел, что все простил и взял порченую.

И бил, беспощадно бил все мое детство, я помню, как Константин Андреевич измывался над моей мамой. И умерла она после очередных побоев. Но, конечно, причина смерти была указана совсем иная.

Схватил меня за подбородок и плотоядно улыбнулся. Нет, отчим не был педофилом, он был просто жестокой и жадной тварью, которая решила продать меня Чумакову за государственную территорию вокруг заповедника, он хотел ее заполучить себе под платный водоем и ради этого был готов на что угодно.

Маленькая и незаметная я часто слушала, о чем он говорит со своими гостями и постояльцами. Потому что я всегда была никем и ничем. При мне иногда говорили такое, что вся кровь к щекам приливала или тошнило беспощадно.

– Подпишешь мне бумаги, Антон, и зарегистрируешь здесь все. По осени карпов запущу в водоем, амуров и карасей. С весны начнем рыбаков впускать за абонплату. Здесь будет не просто заповедник, а золотое дно.

– Мэри мне отдашь, и подпишу, что захошь, Костя.

– Какая она Мэри, на хрен? Маруська. Это первая моя княжну со своей девки растила. В голову ей всякую херню вбивала. Мэри, бл*. Сдалась она тебе. Подожди еще несколько лет и на Лильке моей женишься.

– Я женат, ты забыл?

И оба расхохотались, чокнулись полными кружками с пивом, и Чумаков мне подмигнул.

– Ох, Марьяна, озолочу, когда моей станешь. Забудешь про работу. В мехах и шелках ходить будешь.

И губы толстые облизал, а меня стошнило от одной мысли, что под борова этого лечь придется. И ведь придется. Отчим от слов своих не откажется. Он давно о водоеме этом мечтал.

Нина, моя подруга из обслуги, утешала меня, когда я рыдала от ужаса и понимания, что не спрятаться и не избежать этого унижения. Рыдала, пока время неумолимо близилось к вечеру, а на кухне готовили роскошный ужин для постояльцев и гостей. Пахло жареным мясом и копченой рыбой так, что желудок сводило. Обслуга сможет поесть поздно вечером после того, как гости разойдутся по номерам.

– Ничего, Мариш. Потерпишь немного. Больно только в первый раз, пока целку рвать будет, ты, главное, расслабься и думай о чем-то другом. В потолок смотри и охай-ахай, чтоб его завело. Он попыхтит и отвалит. Немолодой уже, надолго его не хватит, а ты вырвешься с каторги этой, в столицу возить тебя будет, оденет, обует. А то вон на тебе туфли с позапрошлого года и пуховик дочки этого урода донашиваешь, а Чумак тебе и шубу купит, и сережки красивые. Говорят, он добрый мужик, хороший.

– Был бы хорошим, жене бы не изменял! И он старый. Он старше отчима. Меня тошнит, когда смотрю на него.

– Ну…много ты понимаешь. Мужики, они все изменяют, поверь. Да и какая тебе разница? Пусть изменяет. А для тебя хорошим будет.

– Не могу я…не могу продаваться. Как проститутка какая-то. Мерзко мне. Мама бы не позволила ему так со мной.

– А что мама, Марин? Он бы ее избил и все равно по-своему сделал. А проститутка…ну знаешь, сейчас девяносто процентов молодых женщин так живут. Проститутки и содержанки, любовницы. Что делать? Жизнь нынче такая жестокая. Кушать хочется, гаджеты хочется, жить красиво хочется, вот и находят себе кого побогаче, и обслуживают, и деньги копят, чтоб потом, когда сиськи обвиснут, было на что жить. Начни с Чумакова, собери денег и уезжай в столицу, там, может, повезет, еще кого-то найдешь побогаче. Ты красивая, Марин. Очень красивая. Волосы роскошные, черные, глаза зеленющие, как у ведьмы, тело, как у модели с журнала. Красота – это все, что у тебя есть. Вот и пользуйся. Продавай подороже. Жаль, конечно, что самое дорогое достанется хмырю этому. С девственностью могла бы себе такого мужика отыскать…но не у нас, конечно. Не в нашей дыре.

– Не могу с Чумаковом…не могуууу, он же жирный, старый. Фуууу…я в речке утоплюсь. Камень на шею надену и в водоеме этом проклятом утоплюсь. Не хочу так жить, не хочу, как все…Как подумаю, что он меня лапами своими трогать будет, целовать, лезть между ног…

– Дура! – тряхнула меня за плечи. – Ну ты и дура! Живи! Назло отчиму и сучке его, назло всем живи. Мы же бабы, мы умные, мы хитрые. Все равно выбора нет.

– Может, не приедет Чумаков. Смотри, как разбушевалось все на улице. Ураган, ливень. Говорят, даже самолеты не летают.

– Так он же не летать будет, а на «ситроене» своем примчит. Ооо, слышишь? Легок на помине. Кто-то приехал. На эти выходные почти не бронировал никто. Гостиница полупустая. Сезон окончен.

Она к окну подошла и шторы раздвинула:

– Хм…нет, это не Чумаков. Из чужих кто-то. Двумя машинами подкатили. Охотились, видать, или проездом здесь. Ни хрена себе. Реально шишки какие-то. Марин, смотри. Иди сюда. Я такие тачки только по телеку видела. Олигарх какой-то с охраной пожаловал.

Она видела, а у меня и телека нет. Отчим считает, что все гаджеты – это для ленивых. Если есть время на отдых – значит, мало работы. Я, конечно, иногда, когда их с Королевишной комнаты убирала, включала телевизор и даже фильмы смотрела. Особенно, если они уезжали отдыхать. У меня тогда тоже праздник был. А так новости то на кухне услышу, то в газете прочту. А на самом деле меня не интересовали новости. Я больше книги читала. Брала из огромной библиотеки отчима и ночью под одеялом с фонариком пожирала. У него всегда и классика, и новинки появлялись. Он книги коллекционировал, но не читал. Ему вечно один из постоянных гостей привозил – какой-то видный издатель столицы. Зато читала я.

– Иди посмотри. Сегодня вкусно поужинаем. Такие гости и осетра могут заказать, и виски дорогой, а потом от них столько объедков остается.

От ее слов заурчало в животе и засосало под ложечкой. Я слезы размазала по щекам и к окну подошла. Внизу припарковались два тонированных джипа, из одного вышел мужчина, подбежал к передней двери, услужливо распахнул, тут же раскрывая зонт над головой другого мужчины в черном пальто с приподнятым воротником. В полумраке видно только русые волосы и мощный силуэт. Он осмотрелся по сторонам и пошел к корпусу гостиницы. По бокам тут же выстроились еще двое без зонтов, руки сложили за спиной и провели мужчину внутрь здания.

– Сейчас начнется сумасшествие, со всех шкуру драть будут. Побегу на кухню, посмотрю, что там с ужином. А ты не грусти и к вечеру готовься. Чему быть, того не миновать.