Глава 2

Страшно было всю дорогу. Два мужика по обе стороны от меня даже не шевелились и на меня вообще не смотрели. Сидят на полном морозе. Я попыталась пнуть каждого по очереди локтями, но им было совершенно по фиг и на это. Ублюдки связали мне руки сзади рукавами моей же куртки, и теперь я сидела, как псих в робе. Связали, потому что я царапалась и норовила выколоть кому-то глаз. С удовлетворением посмотрела на три ссадины на щеке борова. Так тебе и надо, урод, жаль, у меня когти не ядовитые, а то б воспалилось, но надеюсь, что достаточно грязные. Посмотрела на дорогу в лобовом стекле, и стало еще страшнее, какая-то местность с частными домами и недостроем. Все, Сенька, тут тебя и похоронят, и могилы родителей ты никогда не найдешь. Так и будешь валяться в безымянной ямке, и тебя сожрут черви. От мысли об этом что-то закопошилось в желудке и начало тошнить. Я ужасно боялась насекомых и червей в том числе.

– Куда вы меня везете, придурки? Меня искать будут. Ясно? Вашему мэру потом не поздоровится. Может, его вообще педофилом сочтут и судить будут. Вы подумайте, как это серьезно. Вы без работы останетесь, сопьетесь, будете бомжами. Отпуститееееее! Сволочииии!

Ноль эмоций. Вот же ж уроды. Я начала орать еще громче, чтоб заставить их просто меня выкинуть, но вместо этого красномордый надавил мне на щеки и засунул мне в рот мою же шапку. Лучше б молчала. Эту шапку последний раз лет сто назад стирали. Мне ее Славка подарил незадолго до своей смерти. И я нарочно ее в стирку не отдавала. Вот теперь буду жевать грязь и пыль. Это боров точно за бомжей разозлился. Мы приехали довольно быстро в какой-то недострой с двором, заваленным мусором и огромными кусками пенопласта, белые шарики разнесло по земле, и казалось, что именно здесь выпал снег. Представила себе, как он орошается моей кровью и становится красного цвета. Точно. Вот здесь они меня убьют, потом во дворике прикопают. Я мычала от страха, потом успокоилась, увидев, что машина проехала через двор и выехала на другую дорогу. Черт. Так можно и заикой стать.

Мы въехали на территорию каких-то невозможно крутых особняков, на которые и смотреть было страшно, не то что представлять себя внутри них. В таких живут обычно маньяки и замуровывают свои жертвы в стены. Да, да, да, у меня прекрасное воображение, и я хочу быть писателем. Если доживу. Но и снова мимо, джип понесся дальше и затормозил возле шашлычной на проселочной дороге. Мои следующие мысли вообще полный треш и хардкор, я их даже проговаривать вслух не стану. Меня в холодный пот бросило, и я мысленно начала вспоминать молитву, которой меня учила баба Дуся, наша уборщица. Но вспомнить так ничего и не смогла.

Из машины меня достали за шиворот и буквально отнесли внутрь здания, пронесли мимо деревянных столов, в какое-то отдельное помещение, посадили на стул и придавили к спинке руками. Ну вот и все. Сейчас свяжут и будут резать на шашлык. Я зажмурилась так сильно, что перед глазами начали расходиться круги.

– Не надо со мной ничего делать. Пожалуйста. Я так ляпнула. Я же ребенок. Никому ничего плохого не сделала. Отпустите меня!

– Армен, принеси мне вина и мясо, как обычно. Ты знаешь.

Голос… я слышала его всего лишь один раз, но сейчас тут же узнала, и мурашки порасползлись в разные стороны, покалывая кожу. Начала саднить щека, и разболелся нос. Запоздалая реакция. Даже представить страшно, что я увижу в зеркале.

– Так как там тебя зовут?

До меня не сразу дошло, что сейчас он говорит со мной, а еще больше разозлило то, что кляп у меня изо рта так и не вытащили. Я замычала, и тут же рот освободился. Сплюнула на пол, а губы вытереть так и не смогла, пришлось елозить физиономией о куртку.

– Есения зовут.

Так и не открывая глаз.

– Фамилия!

– Назарова.

Никакой реакции. Подошел, видимо, официант, что-то поставил на стол. Я открыла один глаз, потом другой. Барский сидел напротив меня и аккуратно разрезал мясо на мелкие куски совершенно спокойно. Вблизи он казался мне еще страшнее.

Каждое движение размеренное, не резкое. Вначале долго на пальцы его смотрела. Ногти ровно острижены, аккуратные, чистые, на запястье вены проступают.

Потом перевела взгляд на лицо. Не красивое, грубоватое, ассиметричное, с крупным носом с горбинкой, полными губами, квадратным подбородком и широкими скулами, покрыто седоватой щетиной. Волосы аккуратно зачесаны назад и поблескивают сединой на висках и над высоким лбом, через который пролегают три морщины. Он снял пиджак, и теперь на нем была надета темно-серая жилетка поверх голубой рубашки, на рукавах поблескивают какие-то брошки. Никогда таких не видела, но смотрится шикарно. Поднял на меня взгляд, и я сильно вздрогнула. А вот глаза у него, и правда, страшные. Нет, они очень красивые, большие, с тяжелыми веками, с глубокими морщинками у висков, длинными ресницами, и в то же время их выражение заставляет покрываться мурашками и судорожно втягивать воздух. А бледно-голубой цвет завораживает и в то же время отталкивает из-за холода, которым от него веет.

– И? Что ты еще говорила. Повтори.

– Так… ничего особенного. Отпустите меня. Что плохого я вам сделала? Я пошутила ведь.

Я перевела взгляд на мясо, и в животе громко заурчало. Стало стыдно и захотелось провалиться сквозь землю. Но он даже не обратил внимание. Промокнул губы салфеткой и отпил вино.

– Ты фамилии и имена назвала. Знакомые мне фамилии и имена. Ты ведь зачем-то все это сказала. С какой целью? Кто ты такая?

– Я… Назарова Есения, и вы… вы знали моих родителей.

Даже бровью не повел, продолжил резать мясо, отправил небольшой кусок в рот и снова посмотрел на меня.

– Вряд ли я знал именно твоих родителей. Но мне интересно – откуда появилась… эм… версия о нашем близком знакомстве у… тебя.

Уголок его рта чуть приподнялся в презрительной слабой усмешке, и я сглотнула слюну, посмотрев в очередной раз на его тарелку.

– Я есть хочу. Может, сначала покормите меня? Вы ведь не разоритесь… а я вам очень благодарна буду.

Прищурился и внимательно на меня посмотрел. Потом подозвал официанта.

– Принеси ей… Что принести, м?

Я не знала. Понятия не имела, что вообще можно заказывать в ресторанах.

– То, что у вас. И салат какой-нибудь. А еще хлеб и торт хочу. Не важно какой, но чтоб крема много было и шоколада. И… и мороженое.

Официант перевел взгляд на Барского, и тот едва заметно кивнул.

– Ну. Я весь во внимании.

– Сначала хавчик, потом все остальное.

Захар потер подбородок и отправил в рот кусок мяса, рассматривая меня, как мерзкое насекомое, словно раздумывая – придавить и размазать или дать бежать дальше.

Прожевал мясо очень тщательно, запил вином. Он даже ест красиво. Весь чистый, лощенный, как с обложки журнала. Я такая убогая по сравнению с ним, облезлая, грязная и страшная. Спрятала ногти, сжав руки в кулаки. Если бы он не лишил меня всего и не уничтожил моих родителей, я была бы как с картинки и покрасивее, чем он. Наверное. Это все его вина. Волка этого матерого.

Мне принесли еду, и от восторга я заерзала на стуле, живот издал несколько ужасных звуков, от которых всю физиономию залило краской. Но я видела только мясо и кружочки картошки рядом. Набросилась жадно, глотая большими кусками, давясь и не зная, что первым откусить и отправить в рот.

– Откуда узнала про Сергея и Людмилу? В интернете прочла?

Я шумно выдохнула.

– Нет. Не в интернете! Они мои родители… ясно?! Я не лгу! Даже больше – я знаю, что вы были друзьями! И мои родители были очень богатыми людьми, вы вместе вели бизнес… а теперь он стал только вашим!

Приподнял одну бровь и откинулся на спинку стула, чуть склонил голову вбок. Какой же он холодный, страшный, равнодушный. И в то же время каждое движение завораживает, все в нем какое-то идеальное, мощное, сильное до сумасшествия, и я эту силу ощущаю вибрацией в воздухе. Официант тут же появился с чашкой и дымящимся чайничком, под рукой газета. Убрал тарелку, поставил чайник и положил газету перед Барским. Поставил пепельницу.

– Допустим, ты не лжешь. И как ты это докажешь? Документы, свидетельство о рождении, фотографии?

Ничего этого у меня не было. Более того, я даже не знала, как выглядели мои родители.

– Надо будет – покажу и документы, и фотографии.

Солгала я и с наслаждением проглотила картошку. Божеее, я такое никогда не ела. Или ела, но очень давно.

– И откуда ты взялась? Живешь где?

Вот прям щас я тебе все и рассказала. Потом ты меня выследишь и прибьешь.

– У тетки живу, – ответила с полным ртом, потянулась за стаканом с соком, – на окраине города. В школу хочу и буду в институт поступать на дизайнера.

Взгляд Барского стал вдруг злым и очень колючим, я даже невольно поежилась.

– И чего же ты хочешь, Есения Назарова?

– Денег, – заявила я и посмотрела на него, сунула в рот картошку, кусок хлеба, – а не то я всем расскажу про вас и моих родителей, как вы их…

В эту секунду моя тарелка была отнята, он швырнул ее на соседний стол.

– Встала и пошла отсюда!

Очень спокойно, но взгляд полосует по нервам так, что у меня дух захватило и стало настолько жутко, что я подавилась едой.

– Что? …

– Вон пошла, я сказал, пока тебе ноги не переломали и язык за вранье не отрезали.

Но я с места сдвинуться не могла. Его реакция была неожиданной настолько что меня опять начало трясти от страха. Тут же появились его охранники.

– Увези ее отсюда. На площади выбросишь, где взял.

– Как на площади?… Почему?

Он больше на меня не смотрел, взял газету. Официант тут же налил из чайника чай.

– Я все расскажу… ясно? Что вы меня выкрали и приставали, денег предлагали.

– Я передумал. – отпил чай, аккуратно поставил чашечку на блюдце. – Вези ее в лес, отрежь ей язык и брось ее там.

У меня глаза от ужаса расширились и в горле пересохло.

– Нет-нет… я пошутила. Не надо. Никому ничего не скажу. Правда. Ой, не надо. Вы же не звери?

Охранник схватил за шиворот опять и потащил к выходу.

– Не надооо. Я пошутила. Пожалуйста… вы же добрый, вы же детям помогаете. За чтооо? Я всего лишь пошутила.

Но меня никто не слушал. Барский погрузился в чтение, а боров тащил меня, как мешок, к машине. Я начала пинаться, орать, как резаная, пытаясь вырваться.

– Угомонись, не то пришибу! – рыкнул красномордый и запихал меня в машину. Уже в другую. С затемненными стеклами.

Там я просидела довольно долго, пока Барский не вышел из шашлычной и не направился к нашей машине. Сел на переднее сиденье и махнул рукой. Джип сорвался с места, заиграла музыка. Очень спокойная. Старая какая-то. Эпохи динозавров.

Черт, ну вот почему со мной всегда именно так, а? Всегда через задницу. Я же только что ела самое вкуснейшее блюдо в своей жизни и, кажется, контролировала ситуацию, а потом вдруг он, как маньяк, на меня вытаращился и вышвырнул… а вдруг, и правда, язык отрежут? Пока ехали, я ерзала туда-сюда, то в окно выглядывала, то умоляюще на красномордого смотрела.

– Отпустите меня, я, правда, молчать буду. Ну пожалуйстааа. Нет у меня никакой тетки, с детдома я. Такую оборванку слушать никто не станет, тем более воровку. Я всего лишь пожрать хотела. И ничего больше. Божеее, неужели за это вы меня убьете?

На меня не обращали внимание, и от этого игнора мне хотелось орать и биться в истерике. Потом увидела, как машина остановилась на площади, и шумно выдохнула. Меня вышвырнули возле обочины, и я больно ударилась задом об асфальт.

– Язык отрезал, как же! Кишка тонка! Трусливая тварь! Урод жадный! Сволочь! Убийца!

Окно приоткрылось, и я как всегда дернулась от этого невыносимо-ледяного взгляда.

– Увижу тебя еще раз – останешься без языка точно, усекла?

Красномордый осклабился и провел большим пальцем по шее, а Барский уже говорил по сотовому, совершенно забыв обо мне.

Я плюнула им вдогонку несколько раз, хотела встать с асфальта, как почувствовала на затылке чью-то лапу. Меня рывком приподняли и пару раз тряхнули.

– А вот и рыжая сучка! Ну что, попалась?

Твою ж мать. А он здесь откуда взялся, колобок этот в форме и в жилетке? Только его мне сейчас и не хватало.

– Попалась-попалась!

И пнула его ногой по сахарной косточке, потом укусила за щеку, и едва он с воплем разжал свои грабли, дала деру, что есть мочи. Сегодня я в ментовку не поеду, меня и так выдерут за то, что смылась. Ну, зато хоть вкусно перекусила. А с Барским я еще разберусь. Немного подрасту и все узнаю про него и родителей. Ему ведь стало интересно… я это видела. Не просто так меня в ту шашлычную приволок. Далеко я все же не убежала, у Колобка была машина с мигалками и два напарника, и они быстро меня догнали. Пока били ногами по лицу, я голову прикрывала и тихо поскуливала.

– Дрянь проклятая, выбл***к малолетний, я ж тебе все почки отобью, сука ты ободранная!

– Тихо-тихо, Палыч, зашибешь ее!

– Так она мне полщеки чуть не откусила. Псина дикая. В машину ее. И кроме кошелька, сумку с вокзала на нее повесь и барсетку с рынка. Дело заводи. Она у меня еще попляшет, прошмандовка вонючая!

Я прикусила губу и зажмурилась. Ну вот и все. Мне конец. Либо в колонию отправят, либо Степановна потом живого места на мне не оставит. Наверное, лучше все же второе… я потерпела бы. В колонию нельзя. Никак нельзя. Оттуда людьми уже не возвращаются.