Не знаю, что в меня вселилось в этот момент, я просто схватила ее за волосы и выволокла из шатра прямо туда, к костру, где мужики распивали дамас и жарили на огне картофель из запасов этой наглой, высокомерной суки. Раскрошенный хлеб и этот голосок, которым она так саркастически-невинно послала меня к Саанану, сорвали мне все планки. Мне хотелось крови, криков и ее боли. Много боли, чтоб упиться ею, чтоб захлебнуться и перестать видеть в ней себя.

– Эй, что приуныли? Я вам десерт принесла.

Толкнула девчонку в снег, увидела, как округлились глаза моих людей и вытянулись лица. Они знали наши законы – мы не насилуем женщин и детей, мы не обижаем пленных. Я подошла к ней сзади и полоснула по материи кинжалом, а потом сдернула с нее платье до пояса.

– Давайте. По очереди. У вас же никогда не было такой вкусной и красивой сучки? Что смотрите? Оттрахайте эту тварь.

– Дали.

– Не лезь, Бун. Я хочу, чтоб ее отымели. Сейчас и здесь. При мне.

Я обошла девчонку со всех сторон, видя, как зажмурилась, дрожа от холода, как прикрыла грудь руками. Красивая…породистая сучка. Мне хотелось, чтоб она ползала на коленях и умоляла пощадить ее. Сломать эту гордыню, пройтись грязью по белому холсту Ода Первого, испачкать его кровью.

– Как ты там сказала? Удел слабых молиться? Можешь начинать.

Вдали послышался шорох и приглушенный топот копыт. Из-за деревьев показался наш разведчик. Керн!

Наконец-то! Слава Геле! Вернулся. Чтоб его. Я обернулась к оторопевшим мужикам:

– Когда я вернусь, залейте ее тело кровью и спермой. Не щадить, но и не убивать. Приступайте.

Стиснув челюсти, стараясь не думать о девчонке, которая сдавленно закричала, едва я отошла с помощником за шатер. Послышался хохот рыжего Ласа и снова крики. Я не сомневалась, что именно этот начнет первым.

– Рассказывай, что там?! Почему так долго? Я уже думала, убили тебя.

Ударила по плечу и сильно сжала.

– Заметал следы. Лассары повсюду, моя деса. В Лурде мятеж. Маагар Вийяр захватил замок. Дас Туарн обезглавлен.

Это было мгновенно, я ещё не успела осознать всё, что он сказал, как тут же поняла, что я должна это остановить. Меня как молнией поразило. Даже в голове сверкнуло, и волчица во мне оскалилась.

Я развернулась, быстрыми шагами… туда, к шатру.

– Хватит!

Но ослепленные похотью и многодневным голодом по женской ласке мои воины меня уже не слышали. Я дала им волю к насилию, и они не преминули ею воспользоваться. Склонились к девчонке и рвали на ней одежду, рыча, как животные.

Им иммадан! Проклятье! Их уже не остановить. Я метнула нож, и он со свистом вонзился в дерево прямо у головы рыжего, который навис над бешено орущей девчонкой и пытался раздвинуть ей ноги. Лезвие царапнуло ему висок.

– Всё! Отбой! Разошлись!

Он встал с колен, слегка пошатываясь, застегивая ширинку, глядя на меня бешеными глазами. С пьяной ненавистью за то, что помешала.

– Разошлись, я сказала…трахнешь кого-то в первой же деревне, в которую войдем. Обещаю. Остынь. Снегом умойся. Всё! Пошёл отсюда!

Я наклонилась к девчонке, рывком подняла со снега и, сдернув с себя плащ, укутала, как в кокон.

– Отдышись! Эй…Посмотри на меня!

Схватила за скулы, вглядываясь в затуманенные слезами глаза.

– Не тронет тебя никто. На! Глотай!

Сунула ей в руки дамас и заставила выпить.

– Вот так. Пошли. Начнем сначала.

Подтолкнула обратно к шатру.

***

Я смотрела на нее и на всех этих огромных, грязных мужчин, с сальными улыбками приближавшихся ко мне. Я слышала их развязные голоса и видела, как загораются неприкрытой похотью пьяные глаза. Холод пробирался всё глубже, уже не под одежду, он проникал под кожу, заставляя съеживаться. Но я не могла унять дрожи не от него, а от страха, охватившего все тело. Отступала назад, качая головой и онемевшими губами умоляя не подходить, пока не уткнулась спиной во что-то и не услышала громкий мужской смех над ухом.

– Попалась, куколка. Такая сладкая. Слаще сахара.

Огромные руки перехватили меня под грудью и начали лихорадочно ощупывать всё тело, сжимая до синяков. Я закричала, пытаясь отбиться от наступавшего спереди громилы с похотливой улыбкой во весь рот, одновременно извиваясь и пытаясь сбросить с себя руки того, кто стоял сзади.

Папочка, помоги мне! Пожалуйста, помоги!

Мне казалось, я кричала это вслух, то вгрызаясь зубами в потные руки насильников, то крича от боли, от пощёчин и щипков. А в голове траурной мелодией один вопрос. Всё тот же, что и в последние месяцы. "За что?" Почему всё это происходит со мной? С нами. Мое бесчестие сейчас значило больше, чем смерть. Для Ода Первого, а, значит и для Туарнов.

Я закричала, выгнувшись от дикой боли, когда один из них больно сжал руками мои запястья, выворачивая руки, а второй, грязно ругаясь, пытался раздвинуть мои ноги.

А потом всё резко закончилось. Мне даже кажется, я на мгновение потеряла сознание, так как пришла в себя уже стоящей на ногах и закутанной в какую-то тряпку. Горло обожгло крепким напитком, опалившим внутренности, а предводительница этих нелюдей что-то говорила мне и толкала к своему шатру. Будто издеваясь. Словно игрушку какую-то. Я остановилась, как вкопанная, а потом бросилась на нее и схватила одной рукой за волосы, второй стараясь влепить ей пощёчину.

– Не трогай меня, дрянь, – чувствуя, как накрывает истерикой, – не трогай меня никогда!

***

Ее истерика была такой естественной сейчас, какой-то правильной и вызывающей невольное уважение. Она боялась и в то же время не прогибалась, как трусливая овца, как ее служанка, которая чистила сапоги моим людям и уже легла с одним из них в шатре при других воинах, а завтра ляжет с другим, если этот пошлет куда подальше, и так, пока не найдет постоянного. Здесь все по рукам ходят. Жить хотят, любви и ласки. Не осуждала никогда, но и понять не пыталась.

Я перехватила ее хрупкие руки и глядя в огромные, наполненные слезами глаза, почувствовала, как всё внутри сжимается в тугой узел. Я слышала, что она там кричала…слышала каждое ее слово. Мне казалось, что я отгородилась своей ненавистью и жаждой крови…только потому что девчонка не утратила остатки благородства и не превратилась в ту, в кого превратилась я, и всё же слышала, как она звала на помощь…Я тогда звала маму. Вот так, как и она. Плакала и звала маму…пока ее другие твари у меня на глазах…

Мое живое отражение…ещё не сломанное, но уже поставленное жизнью на колени, преданное и поруганное проклятым ублюдком Вийяром. Я опустила насильно ее руки, продолжая смотреть ей в глаза и сжимать тонкие запястья.

– Нет больше папочки, Лориэль…никого больше нет. Тебя предали так, как предали в свое время меня. Маагар дас Вийяр взял Лурд и казнил твоего отца.

***

Я не поверила ей. Я смотрела в ее большие синие глаза, из которых исчезли ненависть и ярость, и мне хотелось смеяться. Откуда ей знать? Ещё пару часов назад, когда солнце стояло высоко, она не знала моего имени, а сейчас, в сгущающихся сумерках она смеет мне нести такую весть?

Засмеялась истерически, громко, чувствуя, как снова пробирает дрожь от холода, он забивается под плащ и касается ледяными пальцами моих плеч и спины.

– Ты лжёшь. Мой отец жив…Маагар Дас Вийяр не мог пойти против своего отца.

***

Я сильно сжала ее руки, чувствуя, как и сама холодею внутри. Вот это неверие…это отрицание. Я тоже долго не могла поверить, что выжила только я. Долго не могла поверить, что нас предал тот, кто сидел с нами за одним столом ещё несколько дней назад.

– Мой разведчик вернулся из Лурда. В Талладасе новый велиар – старший сын Ода Первого. Твоего отца обезглавили. Вийяры не всегда держат свое слово.

Тряхнула её за плечи, заставляя смотреть на меня. А мне стали казаться невыносимыми её огромные глаза и слезы, застывшие в них…И каким-то кровавым узором складывались картинки…

– Мою семью он предал точно так же. Идем в шатер, холодно здесь. Давай. Застудишься босиком.

***

Меня втащили в шатёр и оставили там одну оплакивать свое горе. И за это я была благодарна ей сейчас. Той, которая только что едва не позволила растерзать меня. Той, которая сообщила с какой-то долей сочувствия в голосе эту новость. Но мне не нужно было ее сочувствие. Я хотела одного – одиночества, чтобы полностью отдаться этой опустошенности, в которую меня только что окунули. Я не верила ее словам и продолжала тихо всхлипывать, сжимая замерзшими пальцами плечи, впиваясь ногтями в кожу, чтобы унять ту боль, которая сейчас резала будто ножом. Изнутри. Я чувствовала каждое его движение, извивалась от проникновений острого лезвия, продолжая убеждать себя в том, что такого не может быть. Зачем Оду Первому предлагать мне замужество и отправлять дары в Лурд, если он мог с самого начала поступить именно так: захватить город и уничтожить нашу семью? Или сын всё же ослушался своего отца?

Лезвие под кожей всё быстрее наносило удары, заставляя выть от нестерпимой боли и непонимания. Я молилась. Да, я молилась Иллину и всем остальным богам, которых только могли почитать люди, чтобы всё это оказалось страшным сном. Конечно, сном. Сейчас Тила разбудит меня, и мы спустимся к моему отцу. Он улыбнется устало и пригласит меня к скудному обеденному столу. Живой и здоровый. А потом…потом я буду умолять его гнать посланников из Лассара в Преисподнюю, откуда их отправили к нам. Вот только сердце сжимали холодные тиски осознания, что в любом случае нас ждал именно такой исход.

Я не знаю, сколько времени провела наедине с собой. Очнулась только когда предводительница разбойников снова вошла в шатёр и, скрестив руки на груди, встала передо мной, глядя сверху вниз.

– Я уважаю твое право оплакивать свои потери. Но в нашем отряде есть те, кому не повезло ещё больше, чем тебе. И все они, несмотря ни на что, всё ещё хотят жить и мстить. Я предлагаю тебе, Лориэль дас Туарн, остаться с нами и идти на Лассар, отомстить за свой народ и своего отца. Или же убираться отсюда прямо сейчас. Пришло время сделать свой выбор, девочка.

Я горько засмеялась, чувствуя, как продолжают катиться из глаз слёзы, как сжимается желудок от страха, и всё ещё колотит от мысли, что придется выбирать. Да и о каком выборе говорит эта женщина? У меня не осталось ни дома, ни близких. Мне некуда возвращаться, и мне больше не к кому идти.

Встала, чуть пошатываясь от слабости в коленях, схватившись за ее протянутую руку, и посмотрела в уверенное лицо Далии. Увидела по глазам – она знала, что я выберу.

– Я остаюсь с вами.