Глава 2. Дарина

На самом деле каждый из нас – театральная пьеса, которую смотрят со второго акта. Все очень мило, но ничего не понять.

© Хулио Кортасар, “Игра в классики”

Я не чувствовала, что это мой дом. Ничего здесь ни о чем мне не напоминало и казалось чужим. Словно меня позвали ненадолго в гости, и я вот-вот должна буду уйти в другое место. Я даже поглядывала на часы в моей комнате, считая какие-то эфемерные минуты до момента, когда надо будет домой. Они назвали эту комнату моей, но роскошь и вот этот изысканный вкус разве могли быть моими? Хотя я точно знаю, что мой любимый цвет – синий, и в комнате этот цвет сочетался с белоснежным. Мне нравилось это сочетание. На полке игрушки – медведи. Ничего лишнего. Как будто я ни к чему этому не прикасалась годами, и внутри поднималась паника – а вдруг они все мне лгут? Вдруг это не моя жизнь и не мое все? Но в таком случае – зачем? Что я могла дать такому человеку, как Андрей? Ведь моего брата, и правда, звали именно так, как и второго Славиком. И если снова и снова смотреть на старые фотографии, то я узнавала знакомые черты – это они. Мои братья. Так похожи на маму. Особенно Андрей. Господи, столько лет я потеряла из своей жизни. Уже месяц живу в этом доме. Месяц полной прострации, полной рефлексии. Я стою на месте, ничего не вспоминая, ничего не чувствуя. Мои воспоминания обрываются кошмаром, в котором я прячусь под кроватью в приюте, и чьи-то ноги в лакированных туфлях прохаживаются между постелями девочек. Он выбирает, и я молюсь, чтоб не заглянул вниз. Чтоб не выбрал меня. Первое время я и здесь пряталась под кровать. Идиотка… если верить им всем, мне уже за двадцать, а у меня в голове я еще в школе учусь. И когда пытаюсь что-то вспомнить, виски разламывает на части. От боли хочется орать.

Со мной работает психолог и Фаина. Только чем чаще я хожу по врачам, тем больше понимаю, что это бесполезно, я ни черта не помню и, возможно, не вспомню уже никогда.

Но несмотря на то что дом не казался мне родным, в нем царила приятная атмосфера. Жена Андрея ворковала с малышом, и когда я смотрела на него, мое сердце сжималось такой щемящей нежностью, мне казалось, что будь у меня мой малыш, я б до безумия его любила. Так же, как и Александра. Очень юная, почти одного возраста со мной. Красиваяяя. Как с обложки журнала. О боже, неужели я живу и общаюсь с такими людьми? Я? Дашка – облезлая мышь с изгрызанными ногтями, вшами в голове и вечно грязным телом. В это верилось с трудом, но день ото дня я убеждалась, что все именно так, как все они говорят. Почти так. Потому что все же интуиция подсказывала – они говорят мне далеко не все. Чего-то я не знаю. Есть какой-то пробел во всех рассказах об этих годах. Я попыталась разговорить слуг, но они словно языки попроглатывали. Но я думаю, это Андрей их так «воспитал», они все ходили как тени, почти незаметно. Предпочитали отвечать коротко «да» или «нет». Андрей иногда бывал очень властным и серьезным, но не со мной, не с Каринкой и не со своей женой. Ближе всех ко мне оказалась именно Карина. Она в первую же ночь пришла ко мне спать. Мы вместе валялись под кроватью, и она рассказывала мне страшные истории, чтобы отвлечь меня от тех… от настоящих страшных.

Меня все еще мучили приступы головной боли, но Фаина дала мне таблетки, и, благодаря им, я справлялась с мигренью, или что там еще бывает после трепанации черепа. Иногда мне казалось, что меня вскрыли, перемешали там все в голове, перебили и собрали заново, сшили белыми нитками, типа так и было, а на самом деле что-то сильно перепутали. Андрей и Карина говорили, что за эти годы ничего примечательного не произошло. Наверное, даже неудивительно. У меня никогда ничего особенного не происходило. Вряд ли я перестала быть серостью и со мной произошло что-то необыкновенное. Чудес много не бывает – чудо уже то, что мой брат нашел меня и забрал у отца. И я не могла поверить, что со мной это происходит на самом деле. Что у девочки, которая часто засыпала от голода и мучилась головокружениями, теперь есть своя комната, свой гардероб, своя машина и, о боги, свой смартфон, ноутбук и кредитная карточка.

Первое время я с опаской подходила к зеркалу. Мне казалось, там вообще не меня показывают. Я не могу быть ею, а она определенно не может быть мной. Но фотографии говорили об обратном – это именно я.

Вот эта девушка с короткими волнистыми волосами, аккуратным макияжем и… нет, вот это точно не про меня – С МАНИКЮРОМ! Вот нонсенс, и я понятия не имею, как и кому удалось заставить меня перестать их грызть. Конечно же, я все исправила – сгрызла их до мяса в первые же дни. А еще меня преследовал навязчивый запах больницы. Я постоянно его ощущала, он забивался в ноздри и мешал мне дышать. Казалось, он въелся в каждую пору на моем теле. Я очень тщательно вымылась под душем несколько раз, не переставая удивляться окружающей меня роскоши.

Мои вещи аккуратно висели в шкафу на вешалках. Все это мало походило на гардероб Дашки из приюта, убегающей к отцу алкоголику, но меня заставили поверить, что это мое. И я подносила их к лицу, трогая материал, рассматривая, принюхиваясь к запаху собственных духов. Да, у меня была французская парфюмерия и косметика, к которой было страшно подойти, не то что прикоснуться. Но определенно это все могло бы мне нравиться. Ничего не заставило меня решить, что это не было моим. Но на некоторых вещах держался еще один запах… мужской. Очень свежий и в то же время терпкий из невероятно дорогих. Такое чувствуется инстинктивно. Он неуловимо исходил от воротника пальто, от рукавов жакета, на вырезе вечернего платья, от перчаток и шалей. Я перенюхала все свои духи – этого среди них не было. Но он почему-то казался мне моим… словно человек, который пользовался этим парфюмом был очень близок со мной, но это не Андрей. От него пахло совсем иначе. Более тяжелыми ароматами.

Дольше всего я пребывала первые дни перед зеркалом, рассматривая себя с ног до головы. Изучая свое тело… потому что оно сильно изменилось. И дело не только в сильно остриженных волосах, которые немного отросли, но все равно смущали меня своей длиной. На улицу я выходила в шарфике. Александра научила меня красиво завязывать его на голове и обматывать шею. Но без него первое время я выйти не решалась. Потом жена брата отвела меня к стилисту, и я обзавелась модной прической, чуть прикрывающей уши. Меня постоянно не покидало ощущение, что я какая-то чужая. Странная. Непонятная я и не на своем месте. Мне чего-то страшно не хватало, и это повергало меня в панику.

Когда первый раз разделась наголо и рассматривала свое тело, мне казалось, что оно и не мое вовсе. Я стала женственной. И грудь… у меня никогда не было такой груди. Я прикрыла ее руками. Как сильно время меняет человека. И я искала на себе все отпечатки времени, которые можно было заметить. Дырочки от серег в ушах, цепочку с диковинным цветком или белую полоску на безымянном пальце правой руки. Я рассматривала ее постоянно – на этом месте точно было кольцо. Такие следы остаются, если долго носить какую-то вещь, не снимая. Почему именно на этом пальце? Внятного ответа никто не дал. Пожали плечами, сказали, что у меня было много колец, и это могло быть любое из них. И они были правы – у меня, и правда, было много колец. Я перемеряла все, но ни одно из них не было такого размера, как след. Может быть, его сняли в больнице и забыли отдать? Я спрошу у Фаины. Любая мелочь важна для меня. Может быть, я увижу это кольцо и что-то вспомню.

Сегодня был день рождения Карины, и к вечеру должны были съехаться гости. Точнее, как я поняла, из-за меня приедут только самые близкие родственники. Андрей не хотел, чтоб меня мучили вопросами. Я и сама была не готова к вечеринкам и огромному количеству гостей. Я с детства ужасно не любила большие скопления людей. Я впадала в ступор, и мне панически хотелось сбежать и забиться в угол. Ближе к вечеру я все же решилась пересмотреть свой гардероб снова.

Ничего себе, сколько вещей! Не помню такого гардероба у себя. Я это ношу? Вот это? И вот это тоже? Одно платье короче другого, все какое-то прозрачное, обтягивающее, вызывающее или наоборот – костюмы и жакеты, юбки до колен и узкие платья. Я все это сама выбирала? Будь это шкаф Александры, я бы не удивилась, но чтоб я вот это носила?! Но ничего другого там не нашлось, кроме моих новых джинсовых штанов и пары блузок, которые мы купили с Кариной. Все вещи, скорее, напоминали сценические костюмы, ну или по крайней мере мне так казалось. На глаза попалось красное платье с мелкими блестками, полупрозрачное, без излишеств, до колен. Более или менее скромное из всего, что здесь было. Правда, когда надела, обнаружила разрез сбоку. Невольно восхищенно потрогала материал и вдруг почувствовала снова тот неуловимый мужской запах, который держался на многих других вещах. Я поднесла платье к лицу и закрыла глаза. Нет… никаких воспоминаний. Возможно, я ходила в этом платье на свидание…, наверное, у меня был парень. Если это вообще возможно. В приюте я с мальчишками обычно дралась, и никаких романтических чувств они во мне не вызывали… никто, кроме старшеклассника Димки Плетнева. Редкого бандита. Когда видела его, сердце начинало тревожно дергаться, и ужасно хотелось, чтоб заговорил со мной или заметил. Но он ни разу не взглянул даже, кроме того раза, когда меня ударил его одноклассник, и мы познакомились с Димой – он набил ублюдку морду. Больше мы не общались. Я ходила и вздыхала, а он встречался с самой красивой девочкой на районе – домашней. Дочкой полковника милиции.

Я порылась в ящиках в поисках колготок, но кроме чулок ничего не нашла.

Черт. Нет, я не могла этого носить. Это не про меня и не обо мне вообще. Я пока надену, я их порву своими огрызками. Завтра же поеду за новым гардеробом. Какого черта я все это на себя натягивала? Как будто кого-то соблазняла. Но ведь, может, так оно и было? Может быть, у меня был роман с каким-то очень серьезным человеком, и я даже любила его… Но тогда почему его не было в больнице, и никто мне о нем не рассказал? А потому что он тебя бросил. Вот и все.