Глава 6. Карина

– Боже, как же я теперь ненавижу вот эту его улыбочку. Нет, скорее, ухмылочку… – подумала про себя, и по телу прошла волна какого-то непонятного отвращения. Отошла от двери столовой, где провела несколько минут, подсматривая за отцом.

Как иногда все может измениться всего лишь за одно мгновение. Еще недавно я мечтала о том, чтобы он опять улыбался. Счастья желала. Чувствовала, что на душе наконец-то становится спокойнее. Дурой была. Думала, что сможем жить дальше, рисовала в голове идиотские картинки семейных ужинов, елок на Новый год и радостных возгласов от очередного подарка с ярким красным блестящим бантом. Не знаю, почему именно красным, но так мне виделось. Так по-детски банально… Может быть, потому что у меня этого не было никогда. Была только мама, которая любила меня за двоих. Да какое там за двоих, она заменила мне всех. Никого не было у нас на всем белом свете, кроме друг друга. И я так эгоистично жаждала все это наверстать, пусть мне давно не пять, и даже не десять, что готова была забыть весь этот кошмар, который нам пришлось пережить. Простить ему смерть мамы… сжав зубы, глотать слезы по ночам после очередного кошмара, потому что было ради чего. Ради будущего, в которое я наконец-то начала верить. Только зря… Наивная дура. Идиотка, которую обманывали те, кому осмелилась опять довериться. Отец… Господи, наверное я не смогу опять назвать его так. Никогда. Противно. Гадко и больно. Что опять поступил так со мной. Он обещал! Обещал отомстить. За меня и за маму. Он обещал!

Приложила руку к щеке… опять слезы. Только не от жалости к самой себе, а от обиды и ненависти. Что предал меня опять. Нас предал. О своих лживых обещаниях забыл, и теперь сидит вот там и ухмыляется… О ней, наверное, думает. Я этот блеск в его глазах давно заметила. И как смотрит иногда вдаль задумчиво, только взгляд уже другой. Вообще он стал другим. Взгляд вроде тот же, слова, тон голоса, только все равно, он не тот, что раньше. Словно легкость какая-то в теле появилась. Хоть напряжен, как обычно, задумчив, суров, морщина между бровями неизменная, но словно дышит иначе. Полной грудью наконец-то… Я все это чувствовала… Просто подумать не могла, что все дело в этой суке. Змея… вот она кто. Подлая и лицемерная. А какой еще могла быть дочь у такого отца? В душу влезла, подругой прикидывалась, обнимала меня, по волосам гладила, слезы утирала, а после этого к папе в койку… Гадина. Подлая тварь. Что же ты с ним сделала. Что он вообще нашел в тебе? Боже-е-е-е, как же я их ненавижу. Обоих. Пусть сдохнут! Исчезнут… а я. Я буду собирать себя по кусочкам. Заново. Я умею. Научилась. Спрячу горькие воспоминания куда-то глубоко, настолько, что сама забуду, куда их засунула. Заставлю себя забыть, хотя и знала, что болеть будут… ядовитой занозой. От мимолетного взгляда на случайного прохожего, который будет похож на Андрея Воронова или звуков знакомой песни когда-то любимой Лексы…

Черт! У меня все равно до сих пор в голове не укладывалось… Как же это жестоко. Я же обожала ее. Душой прикипела, так, словно нашла наконец-то родного человека. Не могла понять, как такое возможно. Виделись всего несколько раз, а чувство, как будто душу родственную нашла. Легко так с ней было, просто, даже о самом больном говорить. Чувствовала, как оковы с себя сбрасываю… А взамен? Ложь и подлость. Почему? Боже, почему? За что ты меня постоянно наказываешь? В чем провинилась? Или это тот случай, когда детям приходится искупать грехи родителей?

Я до сих пор этот момент помню, как сообщение на телефон пришло. Музыку слушала, наушники воткнула и смотрела в потолок, думала о том, что нужно здесь все поменять. Захотелось свою комнату преобразить, переклеить обои и поставить вот в том левом углу вазу в виде переплетающихся женского и мужского тела в белом и черном цвете. Когда я ее на витрине увидела в торговом центре, она мне сразу понравилась. Папа уже не раз спрашивал, определилась ли я, кем хочу стать, и вот чем дальше, тем отчетливее понимала, что меня влечет дизайн. Хотелось начать менять мир вокруг себя… Создавать уют, гармонию, научиться читать людей и воплощать их внутренний мир во внешнем пространстве. А когда еще раз на дверь и стены посмотрела – рассмеялась. Ужас, неужели это и правда моя комната? Эти мрачные плакаты, темные занавески на окнах… вот она – обитель депрессии. Поднялась резко, распахнула шторы, форточку открыла и вдохнула воздух полной грудью. Руки в стороны развела, потягиваясь… Не знаю, почему-то подумалось мне тогда, что все непременно будет хорошо. У нас у всех… и вдруг увидела, как замигал дисплей смартфона.

Так-так, кто у нас там… А когда нажала на иконку с изображением конвертика, телефон из рук выпал, и я схватилась за край стола, чтобы не упасть. Перед глазами поплыло все, превращаясь в черные круги, и ноги вдруг ватными стали. Как же вздох сделать? Обхватила пальцами горло, как будто это помочь могло… Потому что пошевелиться не могла, казалось, что чья-то стальная рука сердце пальцами сжала, не давая возможности хоть какое-то движение сделать. Там… там фотография. Папа с ней. Не просто рядом. Целует… Господи. Этого не может быть. Нет! Это, видимо, чья-то злая шутка. Монтаж. Фотошоп. Да, точно! Миллион оправданий и версий за секунду возникло, но их гул в ушах заглушал, и пульсация в висках. До тошноты и какого-то дикого отчаяния, что это не обман. Хотела верить, что все не так, только душа все чувствует намного острее и знает все… знает… и это знание приходит намного раньше, чем осознание. Когда не нужны никакие доказательства. А ты кричишь немым криком, не хочешь верить, уговариваешь себя, успокаиваешь, ненавидя ее, свою душу, потому что она знает… все именно так.

В комнату тогда кухарка зашла, притащила поднос какой-то, а меня от одного вида еды затошнило. Она запричитала, что я бледная, что скорую вызывать нужно, а когда я выйти хотела, она мне путь загородила… и я тогда сквозь зубы процедила, что сейчас из окна сигану, и тогда мой отец ей голову свернет. Видимо, тон моего голоса был далек от шутливого, и она оцепенела. Я в ванную тогда зашла и закрылась, включив холодную воду и хлопая себя по щекам. Внутри бурлит все, только поняла, что если сейчас скандалить начну – только хуже будет. Выяснить все нужно. Что там у этих двоих… И сделать все для того, чтобы отцу из головы дурь выбить. Седина в бороду, черт бы его побрал… Во рту вдруг горько стало, сплюнуть захотелось от мысли, что между ними было что-то… Вот в этом вот доме, за несколько метров от меня. В его спальне, на его кровати, которую он должен был с матерью делить… Опять задыхаться начала, смотря на себя в зеркале, и глаза яростно вспыхнули. У меня у самой от этого взгляда мороз вдоль спины пробежал… Ненависть. До неконтролируемого желания избавиться от того, кто причинил боль… Не важно, какой ценой. Чтоб исчезла. Навсегда и насовсем. Они думали, что смогут до последнего меня за идиотку держать, а потом перед фактом поставить? Совет да любовь? Черта с два! Если он свои клятвы забыл, то я нет! Не бывать этому! Уничтожу… собственноручно! Не замечала в себе раньше такого. Наверное, так происходит, когда переступаешь личную грань, становясь другим человеком. И не всегда этот шаг мы делаем в момент самого большого несчастья, которое с нами случается. Как в той известной поговорке, что можно вынести тысячи бед, а потом сорваться от того, что в чае слишком много сахара.

Телефон на автомате взяла, и пальцы словно сами нужный номер нашли…

– Настя, – справляясь с очередным приступом удушья, – привет…

Она, видимо, почувствовала, что я не совсем в порядке, это было слышно по ее взволнованному голосу.

– Карина! Ты где? С тобой все в порядке? Алло!

– Я дома, не волнуйся!

– Карина, что у тебя там происходит, – наверное, услышала шум воды, – ты молчи, я сама буду говорить. Отвечай только «да» или «нет»…

Я даже впервые улыбнулась, правда, невесело. Забавно… Прям как игра в детективов. Я понимала, конечно, ее мысли – подумала, что я опять во что-то влипла, и вот теперь, когда в угол загнали, хвост поджала и звоню, чтоб меня вытащили. И ведь, что самое главное – она готова была это делать. Помогать. Вытаскивать. Не от большой любви, конечно. Вернее, от большой, только не ко мне, а к отцу моему. Я была уже достаточно взрослой, чтобы улавливать все эти женские эмоции. Ревность тщательно скрываемую, раздражение, если внимания достаточно от отца не получала, попытки со мной подружиться и сблизиться. Ее давно перестала устраивать роль доброй и закадычной подруги и по совместительству любовницы, пора было выходить на другой уровень. Да что тут говорить, я и сама уже почти смирилась ней в роли собственной мачехи.

– Насть, да я правда дома. В ванной просто. Тут ушей много под дверью, сама понимаешь. Разговор есть…

– Может, объяснишь наконец-то?

– Я тебе сейчас ММS брошу. Жди….

Пауза… секунда, пять, десять. Что, неприятно? Еще бы…Знаю, что неприятно.

– Откуда у тебя это? – голос дрогнул, и я услышала, как она сделала глоток. Интересно, сейчас она тоже обойдется своим белым вином, или в бокале что-то покрепче?

– А разве это важно, откуда?

– А зачем ты мне это прислала? Твой отец взрослый человек, он сам разберется со… – опять глоток, – своей личной жизнью.

– Хм, ну раз так, то… – замолчала, давая ей время передумать. Я не такая идиотка, чтобы поверить, что ей плевать. Да тут даже элементарное самолюбие должно сыграть. Поматросил и бросил. Кому это может нравится? – Я-то думала, тебе подобные картинки не особо по душе, как, например, мне.

– Не одобряешь выбор отца, Карина? – вот они, нотки заинтересованности в голосе. Какая разница, что она вдвое старше меня, человеческие эмоции одинаковы что в шестнадцать, что в тридцать пять. Тем более, если речь идет об обиженной женщине.

– Скажем так, я думала, он будет другим. И не намерена менять свою точку зрения…

– Он уже знает, что ты в курсе?

– Нет… но скоро примчит. У нас, знаешь ли, работает достаточно истеричек запуганных, которые ему о каждом моем шаге докладывают. Думает, я тут вены резать собралась.

– Значит, убеди его, что это очередной всплеск гормонов и язык за зубами держи.

– И что нам это даст?

– Хотя бы то, что он не будет с тобой осторожничать и пытаться что-то скрыть.

– Как хорошо ты его знаєшь… – вкрадчиво сказала я, но внутри кольнуло что-то. Все же мысль о другой женщине рядом с отцом до сих пор приносила боль.

– Далеко не хорошо, но некоторые вещи изучить успела.

А Настя заметно взбодрилась. Еще бы, сама того не ожидая, получила в одном лице и союзницу, и мотивированного исполнителя… Только самое главное во всем этом было то, что я готова была на все что угодно, лишь бы прервать эту связь.

Когда отец приехал тогда, весь взволнованный и бледный, в первый момент мне хотелось влепить ему пощечину и наговорить кучу гадостей, выплескивая всю свою обиду и злость, только сдержалась. Сжимая пальцы в кулаки, впиваясь острыми ногтями в кожу, пытаясь улыбаться и шутить, что пора менять прислугу, а то с такими сердобольными и до инфаркта недалеко.

Он осматривал меня с ног до головы, обнимал, не видя, как я от злости сцепила зубы, осматривал руки и заглядывая в глаза.

– Карина… что здесь произошло, пока меня не было?

– Да нормально все… – чувствуя, как застревает в горле то самое слово, которое я должна произнести, – пап. А где ты был?

Не ответил сразу, а у меня вопрос в голове вертится «скажет правду или будет подло врать», и вслед за ним надежда трепыхаться начала, что не сможет в глаза соврать.

– По делам, моя хорошая…

Полетела надежда стремглав вниз, разбиваясь и кровью истекая, дергается в предсмертных конвульсиях и хрипит, никак подохнуть не может.

– Что за дела? Ты никогда не рассказываешь…

– Расскажу, Карина. Когда решу – сразу расскажу, а пока… нечего.

С того дня я стала шпионом в собственном доме. Пока что мне не удалось разузнать многое, только обрывки фраз, какие-то телефонные разговоры. Я очень ошибалась, когда думала, что это будет легко. Отец вел себя так, словно вокруг враги, даже когда оставался наедине с самим собой. Даже когда к нам приезжал Макс, они разговаривали, как обычно. Ну или же просто я не до конца понимала, о чем речь. Меня это злило. Не знаю, что больше: то, что я ничего пока не узнала, или же то, что не понимала, что конкретно я ищу. Пролетали дни, о Лексе ничего не было слышно… Неужели он забыл ее? А что, если все это и правда какая-то нелепая случайность? Вот эта фото, слухи, мои домыслы… Каждый раз, когда меня одолевали подобные сомнения, я опять смотрела на снимок.

До чего же сложно было делать вид, что ничего не изменилось, улыбаться, спускаться на завтрак, наблюдать за тем, как он пьет свой черней кофе без сахара, от которого можно было умереть прямо на месте. Гадость несусветная! Вот как сейчас. Отпивает из чашки, а мне хочется съязвить, что не молодой уже, пора сердце беречь, тем более с такой молодой любовницей. Кусаю себя за язык или щипаю больно, чтобы так паршиво на душе не было и чтоб не проговориться раньше времени.

– Па-а-ап, – говорю, как привыкла, а саму тошнит от своего же лицемерия.

– М-м-м, – почти не отрывая взгляда от планшета. И что же там его так сильно увлекло? Не замечала за ним раньше такой страсти к гаджетам. И читает так увлеченно. Не зная своего отца, подумала бы, что он листает страницу с пошлыми анекдотами.

– Я тут подумала…

– Так-так, я весь во внимании.

– Я бы так хотела на уикенд куда-то за город уехать, ты сможешь? – и не дожидаясь ответа, затараторила, – Па-а-ап, всего на два дня. Даже на полтора. Ну неужели у тебя не найдется времени для любимой дочери?

– На полтора, говоришь?

– Да! Всего полтора! Ура-а, спасибо, я знала, что ты согласишься, – и по-детски захлопала в ладоши, а когда увидела свое отражение в оконном стекле, саму себя проклинала за это идиотское представление.

– Куда от тебя денешься, съездим, конечно. И правда, отдохнуть немного нужно…

– Вот! И я об этом. Тем болем мы так мало времени проводим вместе. – И теперь контрольный, чтоб не отвертелся. – Я же скуча-а-аю…

Обняла… выдерживая положенные секунд тридцать, чтобы можно было освободиться от его захвата. А когда он ушел, схватила быстро смартфон, чтобы набрать SMSку Насте.