Цитаты из книги «Бывший»

Время лечит? Нет, оно проклятое, лишь затягивает раны тоненькой коркой, а потом вскрывает лезвием воспоминаний былую боль. Он

Говорят, иммигранты самые ярые патриоты оставленной Родины. Это как с мертвыми… Помнишь только хорошее, а плохое стирается и каждое упоминание становится святым.

Говорят, иммигранты самые ярые патриоты оставленной Родины. Это как с мертвыми… Помнишь только хорошее, а плохое стирается и каждое упоминание становится святым.

Он причитал, что грех такие волосы прятать в косу. Непременно распустить, завить, подрезать концы и носить как гордость всего женского рода. Ника

Характер нордический, скрытный, в порочащих связях был замечен, но не уличен.

– Вероника Алексеевна, ну разве так можно? Вы зачем ведра таскаете в вашем-то положении? Не могли меня позвать? Ника быстро посмотрела на Андрея, потом на медсестру. – Ничего, пока еще можно. – Нет нельзя! Именно сейчас нельзя. На маленьких сроках – никаких тяжестей. Андрей приподнялся на постели и посмотрел то на Нику, то на медсестру. Вероника покраснела и отвела взгляд. – Это вы о чем? О каких сроках? Нина Петровна переставила ведро поближе к тумбочке: – Вечно Антоновна воды заранее набирает боится, что отключат, а она полы в обед не помоет. – проворчала медсестра и повернулась к Асланову, – Ваша жена говорите, Асланов? А таких вещей не знаете. Беременная она. Срок всего шесть недель. Она у нас тут в обмороки падала вот и проверили сразу. Андрей посмотрел на Нику и увидел, как залились краской ее щеки. – Ниночка Петровна, оставьте-ка нас наедине на пару минут. Медсестра хотела возразить, но потом махнула рукой и тихо вышла из палаты. – Иди ко мне, – позвал Андрей. Вероника подошла к постели, но посмотреть на него не решалась. – Посмотри на меня. Она подняла на него глаза и тут же опустила. – Это правда? Дурацкий вопрос. Он знал, что дурацкий, но не спросить не мог. Она кивнула. – Значит, вот что, Асланова. Слушай меня внимательно – ведра не таскать! Ночевать не возле меня, а дома и еще готовить пригласительные открытки. Вероника непонимающе посмотрела на Андрея, но про фамилию не возразила или не заметила. – Пригласительные? – Ну да. На свадьбу. Ты за меня снова выйдешь. А то получится – мы медсестру обманули. Ника прижала руки к лицу и всхлипнула. – Отставить. Не реветь. Моему ребенку настроение не портить. И ты меня еще ни разу не поцеловала. Я вообще-то вроде как ранен и в любви и ласке нуждаюсь. Вероника засмеялась сквозь слезы и поцеловала его в губы. Андрей удержал ее за затылок. – Я люблю тебя, Асланова. Никакая ты не Серебрякова. Ты моя жена, а ошибку в твоем паспорте мы торжественно исправим. А теперь брысь домой. Нина Петровна мне уколы будет делать.

– Я искал его… Много лет искал. По детдомам и интернатам. Бесполезно. Мне даже сказали, что он умер от пневмонии. Но то был другой ребенок, с другой фамилией. С фамилией, как у его матери. Я не знал, что имя изменили. Веронике нечего было ответить. Она не представляла, что чувствует Владимир и она видела, что известие его потрясло. Просто перевернуло душу наизнанку. Его пальцы на руле подрагивали. – Я понимаю. – Ни черта ты не понимаешь, девочка! Ни черта не понимаешь! Где тебе понять?! Ты всю жизнь жила в своей скорлупе и не ведала, что есть другая жизнь. У тебя были родители, у тебя было будущее. Ты не знаешь, что такое безнадега и жизнь на улице, а я знаю. Всю жизнь скитался. Всю жизнь, как волк-одиночка. Я искал сына. Ты даже не представляешь, как искал. Я сам беспризорник. Хотел, чтобы у моего ребенка была счастливая жизнь. Ни хрена у меня не получилось. Более того, сегодня я подписал единственному сыну смертный приговор. И, дьявол, я все еще не осознал, что у меня есть сын! У МЕНЯ! ЕСТЬ! СЫН! Владимир силой ударил по рулю. Автомобиль занесло на повороте, и Ника впилась руками в сидение. – Все время он был рядом, а я не почувствовал! Где она пресловутая интуиция?! Хотя, нет. Наверное, что-то чувствовал. Ведь тянуло меня к нему. Любил его всегда, уважал. Оттого и больно было от его предательства. Вот гадство! Жизнь – дерьмо! В этот момент Вероника почувствовала перелом у себя в душе. Резкий надлом. Словно вывернули душу наизнанку, и увидела она Коршуна другими глазами. Одинокий, немолодой мужчина, гонимый всю жизнь с самого детства, детдомовский, как и ее Андрей. Битый жизнью не раз. Вот и сейчас получил нож в спину. Подложила ему судьба очередную порцию смертельного яда. Невольно Вероника накрыла его руку своей, и он вздрогнул как от удара, нахмурился, но руку не отнял. – Жалеешь? В голосе нотки разочарования и злости. – Нет. Просто сочувствую. Я – мать, я все понимаю. Владимир не посмотрел на нее, но внутренне напрягся. – Я час назад приказал в твоем Андрее просверлить маленькую дырочку, а потом сжечь вместе с машиной. Это ты тоже понимаешь? Вероника тяжело вздохнула. – Вы это говорите, чтобы я начала вас презирать? – Ты и так презираешь. А я уже привык. Меня этим не удивишь. Я не конфета, чтобы все любили. – хохотнул нервно, – и даже не сто баксов. Вероника посмотрела на его заострившийся профиль. – Если бы ваши внучки вас хорошо узнали, они любили бы вас гораздо больше, чем конфеты. Наверное, если бы она ударила его в солнечное сплетение даже тогда на его лице не застыло бы такое болезненное выражение. – Молчи, Вероника. И так тошно. Молчи. Я потом с этим разберусь. Со всем, что в душе сейчас творится. Асланова через пять минут мой снайпер в машине поджарит. Вдруг Ника почувствовала, как холодный пот заструился по спине. – Девочки! Они должны быть с Андреем. Они могут быть в этой машине. Владимир резко въехал на улицу с новостройками, где еще только зарождался новый район, и кроме подъемных кранов и гор песка и цемента ничего не было. Ни одной живой души. Остановил автомобиль. – Сиди в машине, слышишь? Сиди и не высовывайся, чтобы не случилось. – Я так не могу. – Тебя приковать наручниками или могу поверить на слово? Вероника схватила Владимира за руку. – Там мой муж и возможно там мои дети, я не буду сидеть и ждать неизвестно чего. Вы бы ждали? – Я – нет. А ты будешь! С этими словами он вышел из автомобиля и заблокировал пультом все двери. Ника закричала, ударила руками о стекло. Но Владимир уже побежал в сторону стройки.

– Я не знаю, что сказать… – прошептал он, – я не умею просить прощения. В детстве меня этому не учили. Я просто проклинаю каждый день, который я прожил вдали от тебя. Я проклинаю каждую минуту, которая сделала нас чужими. Я проклинаю каждую свою мысль о тебе в которой была ярость и ненависть, я проклинаю себя за то, что оставил тебя. Прости меня, если можешь… Слезы навернулись ей на глаза, он не мог сказать лучше. Наверное, если бы просил прощение на коленях, как она представляла в своих мечтах полных ненависти, это был бы не ее Андрей. Она любит его именно за властность, за непокорность, неприступность. Эти его слова показали всю глубину переживаний. Даже само «прости» здесь было излишним. – Почему?! – едва слышно спросила и почувствовала, как слеза покатилась по щеке и упала ему на грудь. – Корецкий. Он сделал все, чтобы я поверил. – Поверил во что?! Ника подняла голову и посмотрела ему в глаза. Он вытер влажную дорожку с ее щеки большим пальцем. – Поверил, что ты мне с ним изменяла. Он разрушил наш брак. Он бросил тебя в это пекло за то, что ты посмела ему отказать. За всем этим кошмаром стоит он

Раздирает на части бешеными толчками, впиваясь сильными ладонями в ее тело, и каждая часть сейчас кричит в немыслимой агонии удовольствия. Её, Ники голосом ему на ухо. Сжимаясь вокруг его твёрдой плоти в невероятно остром оргазме и, откинув голову к стене, с хриплым клокочущим "люблю". Ника не помнила, как они оказались в его спальне, как он снял с себя всю одежду и вновь ревниво привлек к себе. Он целовал ее всю, везде, его дерзкие пальцы исторгали из нее крики наслаждения и мольбы не прекращать, не останавливаться. А он все брал и брал, с остервенением, с каким-то дьявольским упрямством, словно наказывая ее наслаждением. Он заставлял ее кричать, умолять, плакать. Андрей слизывал ее слезы со щек и вновь вонзался в ее тело, превратив его в музыкальный инструмент, который пел под его ласками и ударами. Обессилев в его руках, опустошенная и счастливая, она наконец услышала его крик, его победное рычание и почувствовала, как горячее семя разливается внутри нее. Крепче обхватила его бедра ногами. Что может быть естественней, чем это? Он ее муж. Он принадлежит ей. Плевать на бумаги, ни одна чертова писулька не смогла этого изменить. Она всегда принадлежала только ему. Через пару минут реальность вернется к ним, но он уже не станет для нее чужим. Он вернулся. Ника позволила. Он снова с ней

– Чего ты хочешь?! – Она умоляюще посмотрела на него через плечо, подалась назад, пытаясь коснуться его разгоряченной плотью, но Андрей неумолимо прижал ее еще сильнее, не давая пошевелиться. – Душу… – шепнул ей на ухо и обжег горячим дыханием. И она поняла, чего он ждет, эта догадка была ослепительней самого оргазма, самого желания соединиться с ним. Как она раньше не догадалась?! – Я люблю тебя… – прошептала она тихо, едва слышно. – Я не слышу! – жестко произнес он, и его рука скользнула по ее обнаженному бедру и накрыла подрагивающую влажную плоть. – Я люблю тебя… – Сказала в голос и вцепилась в полу его плаща, пытаясь притянуть его ближе. – Громче! – Приказал он и наконец, коснулся пылающих складок пальцами. Ее сознание вспыхнуло, вот-вот его разорвет разрушительной волной удовольствия, дикого безумного наслаждения. – Я люблю тебя – Закричала она. Голую кожу приятно щекочет шерсть его свитера. Теперь его ладони жадно сжали ее грудь, потерли камушки сосков и сдавили самые кончики. Она закричала от остроты ощущений и закатила глаза, запрокидывая голову назад. – Еще… – попросил он и обжег языком ее затылок, чтобы тут же впиться в него зубами. – Я люблю тебя… – уже проскулила она очень жалобно, прогибаясь ему навстречу. Это так естественно говорить ему об этом. Она его любит. Она безумно его любит и всегда любила. Андрей резко повернул её к себе лицом, приподнял, подхватив под колени и резко одним сильным толчком вошел в ее тело, пригвоздив к стене как бабочку. Они смотрели друг другу в глаза, и Ника сходила с ума от его взгляда. Ни минуты на обдумывание, ни секунды на слова. Успела только выдохнуть, успела только почувствовать, как забилось сердце в груди, разбитыми острыми краями раня внутренности, потому что соскучилась по нему безумно. Соскучилась по нему дико