Вот на веранде накрыт стол,
И Генрих вышел, поклонясь,
А граф рукой махнул, смеясь,
И с ним откушать приглашая.
Их ограждает частокол,
Ничто беседу не смущает.
Наш кучер крепок и высок,
Душою добр, лицом светел,
Он предан графу. И песок
В часах настольных остывает,
А спора жар не утихает,
И я поведаю о том.
Граф с грустью недоумевает:
Что стало с чувствами его?
Супругу любит, но они
Друг к другу всё охладевают.
Они ещё ведь не стары,
Ей восхищаются в округе,
В него другие влюблены,
Но ищет счастья он в супруге!
Когда случилось отдаленье?
И как вернуть восторг былой?
Генрих ответил: «Я порой
То же предчувствую сомненье:
С Луизой в браке я давно,
И часто наша жизнь – привычка,
Ищу к двери этой отмычку,
Ведь ключ уже канул на дно.
Но верю, что любовь живёт:
Быть может, дремлет иль болеет,
Но сердце снова запоёт,
И затрепещет, обомлеет».
«Твоей бы веры мне крупицу», —
Вздохнул угрюмо де Монтень, —
«Зову Клотильду прокатиться,
А ей то некогда, то лень.
Я приглашаю выйти в сад,
Как раньше, отдохнуть в беседке,
И я как будто виноват:
У ней в гостях опять соседки,
И мне обиднее стократ.
А раньше – как была бы рада
Со мной побыть наедине!
Она была моей отрадой.
Теперь лишь герб наш на стене
Напоминает о союзе.
И брак теперь тяжёлым грузом
Висит, как камень на спине.
Я с превеликою охотой
Её бы пригласил в Париж,
Там дни медовые, как соты,
Бурлит коктейль кафе, афиш!
Но я боюсь и приглашать —
Она Диану не оставит.
«Ну что ты, милый, я ведь мать», —
Мне неизменно отвечает».
Генрих кивнул: «Держись, мой друг!»
…И вздрогнул, словно от укола:
Вдруг между кольев частокола
Изящный веер промелькнул
И скрылся, словно показалось.
«Смириться, ждать: что нам осталось?
Ведь делают так все вокруг».
Вот философский вышел спор,
Но мы, подслушав разговор,
Последуем пока на луг:
…Гонит графиню злой укор;
Туда ведёт её испуг.
Пустой осенний бурый луг
Графиню ласково встречает.
Сегодня он – пример и друг:
Как пышно он цветёт в начале
Душистой, радужной весны —
Так и любовь, чьи дни ясны,
Порой не ведает печали,
Покуда шторм не разразится.
Тогда и чувство опалится
О пламя жизненных невзгод.
«Как долго боль та будет длиться?
О, помоги мне, небосвод!» —
Графиня горестно вздыхает
И видит – от дому бежит
Служанка, юбки подбирая:
«Я говорю – не принимаем!
А он под дверью всё кружит!»
Кто же?» – графиня вопрошает,
Украдкою слезу смахнув.
«Всё он! Смеётся, угождает,
Флиртует, видимо, смекнув —
Хозяев нет! Вновь тот смутьян,
Известный всем нам Себастьян!»
Графиня резко повернулась
И изменилась вдруг лицом:
«И ты оставила Диану
Наедине с тем наглецом?
Идём скорей! Вперёд беги!
Неси им чаю и печенья,
Её, смотри убереги
От его дерзкого общенья!»
Бежит служанка. Вслед за ней
Идёт графиня, задыхаясь,
Словно букет цветущих лет
В миг отняли, не полагаясь
На своды времени и дней.
Бредёт графиня…
Мы – за ней.
А между тем в гостиной мрачной,
Где не впускают шторы свет,
Прийти предлог найдя удачный,
Стоит подтянутый брюнет.
Широк в плечах и ростом ладен,
И по-щегольски он одет.
Из снов Дианы как украден —
Вот он – таинственный валет!
Диана смущена, стыдлива —
Не разрешён им тет-а-тет.
Он сеть плетёт неторопливо,
Он знает, что препятствий нет.
«Как Ваша матушка – здорова?»
Он вопрошает свысока.
Диана молвит только слово:
Тиха, задумчива, кротка.
Где её бойкость в обращении?
Где же уверенность и флирт?
Её наука обольщенья
Свежа, невинна, словно мирт:
Забыты все её уловки,
Приёмы, хитрости и ложь.
Она – как нежности воровка,
И шепчет взгляд: «Чего ты ждёшь?»
Беги, беги скорей, служанка,
Беседу их предотврати!
Вдруг в двери стук: то гувернантка:
Остановилась на пути
И ждёт поклон немого гостя;
Он, наконец, пришёл в себя,
Припал к руке: «Ну что Вы, бросьте,
Мадам Эдит, я здесь, скорбя
Об одиночестве унылом.
Я думал только пригласить
Диану совершить прогулку,
Мне одному так всё постыло,
И в доме шаг и вдох – всё гулко!
Вы разрешите нам уйти?»
И поклонился он учтиво.
«Ах, что Вы, Господи прости!
Вдвоём? Одни? Вот это диво!
Нет, сударь, вот и чай несут —
Останьтесь к чаю, очень просим!
Скоро родители придут.
Скажите, как Вам ныне осень?»
Диана, отойдя к окну,
Огонь со щёк согнать пыталась.
«Его я чувством оттолкну», —
Она сама себе призналась.
Он ценит так свою свободу
И к объяснению не готов…
Буду и я ему в угоду
Воздушней снов и облаков.
Он ищет юность, беззаботность,
А не пучину сильных чувств!
Ему важнее смех, вольготность…
Я подыграю. Научусь!
Вот и maman. Присяду с нею.
Где веер? Шифр сообщу.
Не откажусь. Не покраснею.
О небо, больше не ропщу!
Диана, милое дитя!
Природной чуткостью своею
Увидев все его изъяны,
Решила всё же Себастьяна
Увлечь, влюбить, собой шутя!
Взмах веера, ресницы вниз —
Её признанье улетело,
Теперь любой его каприз,
Всё, что томилось, ждало, зрело —
Уже не планы, а эскиз,
И не мечты уже, а дело…
Диана, всё ж поберегись,
Будь сильной, честной, мудрой, смелой!
Но озорство в её глазах,
В его – насмешка и лукавство.
Пускай решают небеса,
Ждать ли беду нам в этом графстве.
Диана, гостя проводив,
К себе подняться поспешила.
«Его я чувством насмешила?
И почему душа болит?» —
Горько Диана сокрушалась,
Сказать же маме не решалась,
А та глядит словно сквозь сон:
Всегда внимательная мать,
Графиня и не замечает,
Что Себастьян уж вхож к ним в дом.
Ведь ей другое докучает:
Всё продолжает вспоминать,
Тот разговор – нежданный гром!
И это так её печалит!
И, как царапина, саднит!
«Послушайте, мадам Эдит, —
Она вдруг робко начинает, —
Вы знали девушкой меня,
Такой же юной, как Диана.
Но жизнь свои наносит раны,
Часть тушит моего огня.
Скажите, стала ль я стара?
Слишком серьёзна, некрасива?
Или, быть может, я скучна?»
Мадам Эдит всё терпеливо
Слушает, порой вздыхая,
И, наконец, ей отвечает:
«Графиня, светлая моя,
Возможно, я и не права,
Но Ваш супруг по Вам скучает,
И то признать давно пора.
Вы оба молоды, красивы,
У вас есть ум, характер, стать!
Но опекать Вам так Диану
Уж стоит, право, перестать.
Верните лёгкость и игривость,
Улыбку, смех и простоту.
Во всём прекрасны, Ваша милость,
Но знайте истину одну:
Мужчине важно быть любимым,
Как и внимание дарить!
Ведь я Вам не открою Рима —
Граф Вас устал уже просить:
Он к Вам то с оперой, то с пьесой,
А Вам всё некогда и жаль,
И снова разговор Ваш пресен,
И равнодушия кинжал
Так ранит графа!
Не сердитесь. Ведь я мудрее,
Старше Вас.
Со стороны порой виднее,
Что Ваш очаг почти погас».
«Но как мне быть?» —
В слезах графиня, —
«Как же мне счастие вернуть?»
Мадам Эдит ей улыбнулась:
«Вспять время можно повернуть.
Вы вспомните, как Вы любили,
Когда лишь встретили его!
Казалось, звёзды все светили
Лишь для него, для одного!
Оставлю Вас. Где Ваш платочек?
Вдруг граф идёт уже домой.
Вам лучше бы побыть одной,
А я проверю наш цветочек.
Мадам Эдит уж удалилась,
Шёлковой юбкою шурша;
Клотильда в парке притаилась,
Присела там, и, не дыша,
Она старалась шёпот сердца
Услышать средь печальных лип.
Когда-то чувство родилось в ней,
И в сердце луч светил – Филипп!
Всю жизнь её он озарил
Своей любовью и заботой.
И ни за что не укорил,
И не просил взамен чего-то…
Ушли восторг и восхищение,
Лишь суета идёт по кругу,
Но будней этих похищенье
Вернёт она, его супруга!
Мой милый граф! Умён и щедр,
Достоин лучших дней и чувств!
Достану я из сердца недр
Всё то, чего сама боюсь:
Страсть, опрометчивость, свиданья:
О проекте
О подписке