Кто-то легонько щекотал лицо. Это точно была не травинка, не волосок. И не муха – вчера только новую липучку повесила. Приоткрыв глаз, я скосила его на то место, где было щекотно, и вскрикнула от неожиданности. Страшная корявая морда вся в шипах и наростах торчала надо мной и пристально смотрела, словно гипнотизировала. Потом морда раскололась пополам, как будто Гуинплен улыбнулся. Широкая пасть с шипами, похожими на зубы, – наяву ли, в кошмаре?
На мой ор не сбежались толпы. Только Николай появился в кухне, горестно простонал: «О, Лариска!» – , потом нежно схватил чудище в объятья и испарился.
"Сон", – подумала я. И снова закрыла глаза. Но уснуть мне не удалось. Николай тихонько позвал:
– Люба! Прости, пожалуйста, но Лариска очень дружелюбная и общительная! Ты ведь не слишком испугалась?
– Я? Нет, – пробормотала, натягивая одеяло повыше на грудь. – Это же кошмар, да?
– Мою ящерку часто называют кошмаром, – усмехнулся жилец. – Но она безобидная!
– Ящерка?!
Я резко села на раскладушке и уставилась на него, пытаясь проснуться. Какая ещё, нафиг, ящерка? Ящерки миленькие, маленькие, а это чудовище в колючках и в наростах!
– Называется бородатая агама. Абсолютно безопасная!
– Только не для моей психики.
Я вдруг заметила, как Николай смотрит на меня и отнюдь не в глаза, опустила взгляд и быстро прикрылась. Маечка на бретельках сползла, почти открывая грудь. Жилец смутился:
– Извини. Ну и за Лариску тоже.
– Сколько времени? – пробурчала, потянувшись за мобильником.
– Полдевятого.
Из моей груди вырвался душераздирающий стон, и я упала обратно на подушку, натянув одеяло на голову, отчего пяткам сразу стало прохладно:
– Блинский блин, ну неужели я никогда не высплюсь по-человечески?
– Спи-спи, я ухожу.
– Поздно…
Кое-как завернувшись в тонкое одеяло, поднялась, но на кухне сразу стало тесно. Попросила:
– Нажми кнопочку на чайнике, пожалуйста! И выйди, дай диван сложить.
– Сей момент!
Николай щёлкнул выключателем на чайнике и передвинулся ближе к двери:
– Извини.
– Да хорош уже извиняться!
Мне захотелось бросить в него чашкой из раковины, но стало жалко чашку. Ну, и жилец всё-таки, обижать нельзя. Деньги нужны кровь из носа.
Николай пробормотал что-то неразборчивое, но мне показалось, что он снова извинился. Да что ж такое… Во всяком случае, из кухни он исчез, дав мне возможность натянуть штаны и пуловер. Сейчас попью чаю и схожу в магазин, потрачу вчерашние чаевые на еду.
В супермаркете через дорогу я купила кило пельменей и пачку творога. Аришка давно сырников просила, да всё руки не доходили. Подумав, взяла майонез и кетчуп – кто этого Николая знает, что он с пельменями любит. На вечер приготовлю им драники, картошка ещё осталась. Может, салатик какой-нибудь с помидорами к пельменям? И хлеба, хлеба булку забыла!
В результате вышла из магазина я с двумя пакетами, полными под завязку. Потащилась к дому, как старая тётка, всей кожей ощущая усталость и тяжесть мешков. Тележку, что ли, купить? Тогда точно буду выглядеть как соседская бабуся, которая каждый день таскается на базар… Да пофиг. Для кого мне летать птичкой и излучать красоту и молодость? На работе вон улыбаться задалбываюсь, но там я обязана. А на улице ничего никому не обязана. Даже вот этому симпатичному парню, который окинул меня долгим взглядом и усмехнулся. Не исключено, что его насмешил мой вид.
Едва удержавшись, чтобы показать ему язык, я поспешила домой. Вот моё гулкое парадное с облупившейся краской на стенах и щербатыми перилами. Вот моя дверь с поцарапанной обивкой, в которой не хватало гвоздиков. Вот мой ключ…
Ой!
Открыв дверь, я наткнулась на спину Николая, который балансировал на табуретке и забивал в стену дюбель.
– Что ты делаешь? – недовольно спросила, протиснувшись в коридор.
– Вефалку вефаю, – ответил жилец невнятно, потом вытащил шурупы изо рта и вежливо пояснил: – Я же её вчера оборвал. Вот, ставлю на место.
Он положил молоток и взял дрель, которая обычно пылилась в кладовке. С натужным «вж-ж-ж» вкрутил первый шуруп. Я закатила глаза. Сейчас всех разбудит… И точно. Всего через несколько секунд дверь в комнату сестры приоткрылась, и Катя выглянула в коридор, зевая во весь рот:
– Что за шум? Спать невозможно! Ой! Вы кто?
Сняв палец с кнопки дрели, мужчина на табуретке широко улыбнулся:
– Здрасьте, Николай!
– Новый жилец, – пробурчала я, пронося сумки на кухню мимо сестры. – Доброе утро.
– Доброе. – Катька сунулась за мной, шёпотом спросила: – А где ты его откопала?
– На Фонтанке, когда с работы домой шла.
– Ни фига себе! Ты уже с улицы жильцов приводишь?
Новый «вж-ж-ж» заставил меня поморщиться. Или это был возмущённый вид сестры?
– Кать, отстань, а? Кстати, могла бы вечером посуду помыть.
– Ты вообще во сколько вернулась вчера?
– В полчетвёртого. А что?
– Ничего! Тебя никогда нет дома! А когда есть – ты спишь! А Аришке весь вечер было плохо, между прочим!
Со вздохом я открыла холодильник и запихнула в морозилку две пачки пельменей. Разложила остальные продукты и ответила, постаравшись скрыть раздражение:
– Работать же надо кому-то. Кать, не доставай, пожалуйста! Включи чайник.
– Сверлит! – откликнулась сестра, нажав на кнопку. – Аришку разбудит!
– Зато вешалка болтаться перестанет.
– Она и так нормально висела…
– Пока не упала.
Катька хмыкнула и ушлёпала к себе. Её место занял заглянувший в кухню Николай:
– Хозяйканама, принимай работу! Я там биль, биль, всё пробиль!
– Как пробил? Куда пробил?
С перепугу я выскочила в коридор, но жилец засмеялся:
– Шутка, эй! Ты что, «Нашу Рашу» не смотрела?
– Я телик вообще не смотрю. Не заметил? У меня его нет.
Вешалка с виду держалась нормально. Осторожно взявшись за крючок, я подёргала, потом повесила куртку, вторую, обернулась:
– Вроде не падает.
– Обижаешь! – усмехнулся Николай. – Заслужил ли я чай?
– Заслужил.
– Только давай я сам заварю.
Я внимательно посмотрела на него, раздумывая – обижаться мне или пропустить мимо ушей. Решила пропустить. Пусть шутит. Я люблю мой чифирёк.
Впрочем, Николай умел не только приколачивать вешалки. Чай заваривать он неожиданно тоже умел. Сначала он отмерил пять ложечек заварки без горки. Потом залил буквально каплей кипятка и прикрыл заварочный чайник крышкой. Положил в чашки рафинада. Подмигнул мне:
– Сейчас будет не чай, а симфония!
– А у меня что тогда?
Я сидела на диванчике и подшивала подол Аришиного нового платьица. Мелкая плохо росла в высоту, зато в ширину – как и положено в её возрасте. Николай помотал головой:
– Ты обидишься.
– Вот ещё.
– Ладно. Я предупредил. У тебя блатной шансон.
– Ах-ах!
Я только хмыкнула, постаравшись вложить в этот звук как можно больше язвительности. Тоже мне, знаток музыки нашёлся! И вот ведь нормальный человек вроде, а на всё своё мнение имеется… Аж противно.
Николай заглянул в заварочный чайник и довольно улыбнулся:
– Ещё немножко!
Долил ещё раз закипяченной водой и снова закрыл крышкой. А я вдруг вспомнила и спросила:
– А ты работаешь где-нибудь?
– Я фрилансер. Сайты делаю.
– Фрила-ансер…
Это плохо. Это очень плохо. С этими фрилансерами никогда не знаешь: будут деньги, не будет денег… Они кормятся заказами, а нет заказов – нет оплаты за комнату. Может, его за это жена выставила из дома? Мало зарплаты приносил, бездельничал… Ящерица ещё эта. Страшная.
– Держи.
Передо мной появилась кружка, от которой поднималась тоненькая струйка пара. Запах… Запах был восхитительный. Просто божественный. Глянув на Николая, который стоял у стола и чуть ли не лопался от нетерпения, я отхлебнула глоток и зажмурилась. И правда, симфония. Такая… классическая, с духовыми, с дирижёром, со скрипками! Иногда ребята-бармены ставили по приколу. Чайковский, что ли.
– Спасибо, вкусно.
Николай хмыкнул:
– И всё? Вкусно – и всё?!
– А что, надо прилагательными разукрасить? Или наречиями?
– Ну, я не знаю… Как-нибудь развей тему, что ли.
– Очень вкусно, – из вредности добавила я, и тут из коридора раздался звонкий радостный вопль:
– Косицка!
– Опа, Аришка на свободном выгуле! – я отложила шитьё на полку для книг и встала. – Интересно, где она кошечку нашла?
Николай, которому открывался лучший вид на коридор, пробормотал с улыбкой:
– Ну, это не совсем кошечка.
– Опять?!
Моя племяшка, смешно тряся светлыми хвостиками на макушке, сидела на корточках и тянула ручки к шипастой морде бородатой агамы, которая застыла, припав животом к полу коридора.
– Ариш, иди ко мне, заяц! – тихонечко позвала я. – Оставь… зверюшку.
– Косицка! – мелкая глянула на меня светящимися глазёнками, и я невольно улыбнулась – такой Аришка была счастливой. Вот только губки никак не порозовеют… Пальчики тоненькие, ногти голубые… Эх, малявка моя…
– Это не кошечка, – вмешался Николай, потеснив меня с прохода.
– Сабаська?
– И не собачка. Это Лариска.
– Лялиська! Халёсяя?
– Очень хорошая.
– Алиська погладит?
– Погладь, не бойся.
– Нет уж, не надо никого гладить! – воспротивилась я. – А вдруг укусит?
Николай обернулся на меня с таким выражением на лице, будто я заявила, что слоны несут яйца:
– Лариска не кусается! Она травоядная и иногда ест насекомых. А людей не ест.
Пока мы препирались, Аришка бесстрашно гладила мерзкую ящерицу по треугольной голове, а животина жмурилась. Надеюсь, от удовольствия, а не от мыслей, как получше укусить мелкую.
Мы образовали весьма живописную скульптурную группу, которую приметила Катя, выходя из комнаты. И спросила:
– А чего вы тут застыли? Ариш, что ты там нашла?
Разглядев находку, Катерина издала вопль, напомнивший мне сирену противопожарной безопасности, которую включали у нас в городе иногда, чтобы проверить работу оборудования. Даже подъём на третьей ноте был точно такой же – высокий и стабильный. Ящерица припала к полу и юрко побежала к двери жильца. Ариша вздрогнула и огорчилась вслед:
– Лялиська… Мама пугала.
– Не смей трогать эту гадость! – взвыла Катя, хватая мелкую на руки. – А вы… Вы! Я не понимаю подобной безответственности! Запирайте ваше чудовище в клетку! Люба! Как ты могла пустить в квартиру человека с животным?! Ариша больна, вдруг с ней случится приступ?!
– Тётя Юба, хацю Лялиську! – проныла мелкая, и я со вздохом улыбнулась ей:
– Мама сказала нельзя, значит, нельзя. Пойдём, я тебе какаушку сделаю! А потом будем сырники месить.
– У меня самого чуть приступ не случился, – буркнул Николай, поспешно ретируясь вслед за Лариской. – Простите.
Опять извиняется… Вот же! Лучше бы следил получше за своей зверюгой!
В два я увернула воду под кипящими пельменями и пошла в коридор. Постучавшись в дверь жильца, громко спросила:
– Николай, ты обедать будешь?
Шаги. Дверь открылась, и жилец высунул голову:
– А если буду?
– Тогда прошу на кухню.
– Приглашаешь? Кто платит за банкет?
– Не банкет, а всего лишь пельмени, – я пожала плечами.
– Темнота-а-а… – он покачал головой и отмахнулся: – Всё, иду.
Повернувшись, я наткнулась на сестру. И испугалась:
– Кать, ты чего?
– Аришка!
Катя тряслась мелкой дрожью и кусала губы. Я схватила её за плечи и встряхнула легонько:
– Чего?
– Приступ у неё, опять! Задыхается!
– Собирай ребёнка, а я в «Скорую» звоню.
Внутри всё всколыхнулось, залило жаром и опало. Так, мобильник. Выключить пельмени. Номер сто двенадцать. Полис, паспорт, папка с Аришиными выписками…
– Блинский блин!
Скорая занята!
– Что случилось?
Николай заглянул на кухню и стал свидетелем, как я нервно тыкаю в сенсорный экран. Бросила коротко:
– У Арины приступ, а Скорая не отвечает!
– Я отвезу, спускайте её в машину!
– Да не надо, ответят же…
– В машину! – рявкнул Николай и скрылся.
Зажмурившись, я приняла решение. Пока Скорая приедет… Даже с мигалкой… Пока разберутся, куда везти… На машине будет быстрее.
– Катя! Готовы? В машину, давай, давай!
– А Скорая? – замороченная сборами Катька держала в охапке синеющую Аришку, которая хрипела с каждым вдохом и выдохом и только цеплялась за куртку матери скрюченными пальчиками.
– Не спорь, бегом!
В машине Николай спросил, заводя мотор:
– Куда едем?
– В первую детскую, знаешь? Тут недалеко, на Авангардной!
– Понял.
До больницы мы домчались, наверное, даже быстрее, чем довезла бы Скорая. Николай вполне мог бы принять участие в ралли Париж-Дакар, думала я, отчаянно цепляясь за поручень на дверце. Катерина рыдала в голос, пугая Аришку, которая единственная вела себя молодцом.
После моего крика «Ребенку плохо!» в приёмном покое каталка появилась в течение нескольких секунд, молодой врач принял папку с документами и попытался выспросить у Кати симптомы, но мне пришлось отпихнуть невменяемую сестру:
– У неё АЛА с ДМЖП, единственный желудочек, ждём операцию Фонтена в Германии, внезапно стало плохо.
– Спасибо, ждите в приёмном покое.
И я, проводив долгим взглядом каталку, вернулась к Николаю, который растерянно топтался посреди помещения:
– Всё, теперь только ждать.
– Ну, будем ждать, – кивнул он, присаживаясь на скамейку.
– Не, мне надо домой, переодеться и на работу.
– Уверена? Может, отпросишься?
– А деньги кто мне заплатит, если я отпрошусь? Давай уж, вези меня домой.
Оставлять Аришку и Катю, конечно, не хотелось. Но выбора у меня не было. На кого надеяться, кроме как на себя? Надо собирать на операцию, нам не хватает совсем немного…
Уже в квартире я ахнула, вспомнив:
– Пельмени! Я выключила пельмени или нет?
– Судя по отсутствию запаха гари – выключила, – усмехнулся Николай и пошёл в свою комнату. Я же бросилась на кухню. Выдохнула: газ и правда не горел. Как говорила Катька, у меня не мозги, а калькулятор. Но, убей бог, не помню своих действий. Ладно, и то хорошо. Только пельмени совсем размокли, превратившись в склизкую массу с комочками фарша. Пришлось вылавливать всё это безобразие шумовкой прямо в помойное ведро.
– Слушай…
Николай стоял в дверях и выглядел растерянным.
– Что, опять ящерицу потерял? – съязвила, но он помотал головой:
– Ноут пропал. И планшет.
От неожиданности я выпустила шумовку, и та с грохотом упала в кастрюлю с мутной водой. О нет. Только не это!
– Ты комнату запирал?
– Забыл.
– Ясно.
Решительно отодвинув его с прохода, я бросилась в комнату матери. Ну зараза! Опять начала! За что такое наказание?! Что такое ужасное я сделала в прошлой жизни, чтобы мне высшие силы послали подобную мать?
Комната оказалась не заперта. Забыла. Ну конечно! Запах холодного пепла и перегара витал в полуголой комнате, концентрируясь над женщиной, грузной, грязной, с серым лицом и сальными волосами. Женщина налила в гранёный стакан водки и выпила на одном дыхании, даже не поморщившись. Схватив за плечо и едва преодолевая отвращение, я затрясла мать, крича ей в ухо:
– Ты что сделала? Ты опять вещи из дома выносишь? Опять воруешь?
Она отставила полупустую бутылку, и на меня глянул один глаз. Второй не дофокусировался и смотрел в стену. Мать прочистила горло и хрипло каркнула:
– Отвали! Чё орёшь? Это не я!
– А кто?
– Не я! Садись, выпей с матерью! Уважь…
– Да пошла ты!
Я пнула ногой картонку, из которой торчали горлышки полных бутылок, и те недовольно звякнули. Ясен пень, не она… Никогда не она… И телик не она, и микроволновку первую, и кофеварку… Хоть бы допилась уже вконец, хоть бы кто водки палёной подсунул!
Выскочив в коридор, я наткнулась на Николая, который, прищурившись, смотрел на меня. Блин. Блинский блин! Придётся ему деньги возвращать, да ещё доплачивать за ноут. И планшет какой-то…
– Я очень сильно извиняюсь, – пробормотала, не зная, куда девать глаза. – Я верну деньги за всё… Извини, пожалуйста!
– Теперь ты извиняешься! – сострил жилец. – Быстро женщина обернулась. Тут что, ломбард есть?
– Скупка, буквально через две дороги… Её там уже знают все.
– И вопросов, конечно, не задают, – пробормотал Николай, доставая мобильник из кармана.
– Прости, я обязательно верну деньги, – снова покаялась я. Все остальные слова, как, впрочем, и эти, казались мне совершенно пустыми и глупыми. Дважды человек мне помог, а я его так подставила. Молодец, Любка, ничего не скажешь…
– Мишань, привет!.. Да, я, да так, по-старому… Слушай, у тебя на Автово есть кто толковый?.. Тряхнуть хозяина скупки на предмет торговли краденым… Да, вот прям щас, да… У меня, у кого ж ещё украли! Ноут и планшет графический, номера серийные я тебе скину СМСкой.
Я испуганно взмолилась:
– Пожалуйста, Николай, я ведь сказала, что верну деньги!
Он отмахнулся и продолжил:
– Ага, спасибо! Ясен квасен, с меня поляна! Всё, жду!
Отключившись, он спрятал телефон и глянул на меня:
– Слушай, хозяйка, а обеда не будет?
О проекте
О подписке