Бредя по дороге от Мирной к Заречью, Милош хмурился, а Ежи, которому он по глупости своей рассказал о дочке мельника, не прекращал улыбаться.

– Ну ты даёшь.

– Что такого?

– Тебе дала от ворот поворот какая-то кметка.

– В том-то и дело, что кметка. Я расслабился, думал, они все недалёкие.

– Но эта-то ведьма, – напомнил Ежи.

– Ведьма, – задумчиво согласился Милош.

С самой Хмельной ночи он не встречал других чародеев, кроме Стжежимира, но стоило пересечь рдзенскую границу, как сначала он столкнулся с фарадалами, а после с деревенской ведьмой. Милош знал, что в Ратиславии колдунов не преследовали, пусть на словах князь Мстислав клялся и божился, что запретил чародейство во всех своих землях. И всё же встретить людей, подобных себе, носивших ту же силу, что и он, было сродни чуду. Кто мог представить, что тогда ждало его в Великом лесу? Кто ещё из волхвов и чародеев остался в ратиславских княжествах?

– Какова она хоть? – полюбопытствовал Ежи.

Милош не сразу сообразил, что речь шла о Даре.

Впервые он увидел её случайно. Обернулся соколом, облетел округу, изучая земли возле Великого леса, и вдруг заметил острым птичьим взором золотой огонь на берегу извилистой речки.

Там купались две девушки. Беззаботные, молодые, нагие. У одной из них в груди пылало колдовское пламя. Милош смотрел на неё как зачарованный и не мог поверить увиденному. Чародейка, настоящая чародейка. Как он. И жила она на самом краю Великого леса. Большей удачи и представить было невозможно.

Узнать имя ведьмы оказалось легко. Недалеко от берега стояла мельница, у её хозяина было всего две дочери, старшую из них – чернобровую, неприветливую – звали Дарина.

– Она неплоха, – задумчиво произнёс Милош, а потом добавил: – Встречал и получше. А эта больно злобная.

– Наверное, испугалась, что тебя Охотники заслали.

– Она поняла, что я чародей.

– Говорят, Охотники раньше нанимали чародеев, чтобы те втирались в доверие к другим и выманивали их прямо в лапы к Охотникам.

Милош задумался над его словами и, не заметив камень на дороге, споткнулся. Левая нога отозвалась пронзительной болью, и он прорычал сквозь плотно стиснутые зубы:

– Ку-урва!

Нога задёргалась от судороги, и Милош не удержался, упал на дорогу. Ежи присел рядом, весь побледнев от беспокойства и собственной беспомощности.

– Очень больно?

– Нет, твою мать, Ежи! – вспылил Милош. – Не больно!

Друг насупился от обиды, но смолчал.

Боль в ноге постепенно затихала.

У Милоша получилось замедлить проклятие. Он взял силы у реки, после у курицы, которую купил на торговой площади, но этого всё равно было недостаточно. Проклятие не исчезло, не ослабло, только замедлилось. Милош никогда не видел подобных чар, он не знал, как их снять. Но в Великом лесу обязательно должно было быть что-то сильнее фарадальского колдовства.

Только пройти через Великий лес вряд ли было легко. Навьи духи и дикие звери опасны даже для опытного путешественника, что стоило говорить о городском целителе и его слуге? Нужен был проводник. И Милошу с трудом верилось, что деревенская ведьма не могла договориться с лешим, чтобы тот провёл потайными тропами прямо к жилищу лесной ведьмы.

Селяне рассказали про Дару всё.

– Ещё у неё есть сестра, – задумчиво припомнил Милош.

– Хорошенькая?

– Тебя что-нибудь ещё кроме этого интересует?

Ежи смутился, забубнил что-то себе под нос. Милош хмыкнул.

– Хорошенькая, – подтвердил он. – Думаю, стоит и с ней познакомиться.

* * *

Сумрак опустился на Заречье. Задорно запели девушки в деревне. Дара слушала их краем уха, а сама вглядывалась в тёмный берег реки. Она сидела на мостике, где бабы обычно полоскали бельё, правую ногу опустила в воду, будто испытывая собственную смелость – утащит на дно водяной или нет. Она знала, что нет, но страх всё равно приятно щекотал душу.

С того места, где сидела Дара, было хорошо видно покосившиеся чёрные остатки старой мельницы. Старожилы говорили, что сгорела она не просто так. Будто влюбился мельник в русалку, помутила она его разум, и однажды, совсем потеряв голову, несчастный поджёг собственную мельницу и сгорел в ней заживо. Другие рассказывали, что русалка утянула его на дно. Дара не знала, что из этого правда, но не раз видела бледную прехорошенькую девушку в ветхом, покрытом тиной платье. Лунными ночами выходила русалка на берег недалеко от обрушенного моста и тихо пела, а о чём именно, было не разобрать. Голос русалки звенел совсем как воды Звени и звучал отдалённо и неясно, даже если Даре удавалось подобраться к ней совсем близко. Русалка и сама порой с любопытством разглядывала дочку мельника, но никогда не приближалась. Утопленницами становились погубленные несчастливой любовью девы, поэтому они были милосердны к тем, кто сам никогда не любил и кто от любви страдал.

Но в ту ночь молодой месяц висел на тёмном небосклоне, и русалка скрывалась в водах реки.

– Пришла, – раздалось из-за деревьев.

Дара обернулась и увидела невысокую мужскую фигуру.

– Я же обещала.

Богдан подошёл, присел рядом. Закатанные по колени порты открывали грязные от пыльной дороги ноги. Он опустил их в воду, чуть придвигаясь к Даре. Ссутулившись, положил руки на колени и уставился куда-то перед собой. Его короткие волосы были взъерошены, широкий лоб морщился. Всем своим видом Богдан напоминал медведя, был такой же медлительный, неповоротливый, мощный.

Прошлым летом, когда минула Купала, Дара впервые почувствовала на себе его тяжёлый взгляд, и что-то затрепетало, заволновалось в её душе. Стоило парню оказаться рядом, взглянуть ненароком, и она чувствовала его присутствие всем своим естеством. Богдан был неразговорчив, часто хмур, но Даре это даже нравилось. Он не смотрел на неё с опаской, как другие.

Дара тянулась к нему так же сильно, как старалась избегать. Может, потому что все считали её ведьмой. Хороший парень не мог позвать её в жёны.

Осенью по деревне разлетелись слухи, будто Богдан собрался жениться на Зосе из Мирной, и Дара почти обрадовалась, что он пропадёт из её жизни. Но прошла зима, минула весна, а Богдан всё ходил холостым. Он теперь редко искал встреч с Дарой, а когда им изредка случалось остаться наедине, то они долго сидели рядом и просто молчали.

Но в эту ночь Богдан заговорил:

– Я слышал, что лесная ведьма вернулась.

Дара обернулась, длинная её коса слетела с плеча, и кончик угодил в воду.

– Кто это тебе сказал? – Она вытянула косу и отжала, проделала всё с намеренным равнодушием, а у самой сердце сжалось от страха.

– Жито. Он охотился на болотах, забрёл дальше обычного и увидел дым. Он говорит, что в той стороне изба Златы.

– Это мог быть просто костёр другого охотника, – возразила Дара. – Или кто-то действительно живёт в избе. Почему он сразу подумал, что это лесная ведьма?

– Кто бы ещё рискнул поселиться в сердце Великого леса? Да и Хозяин бы не пустил.

Богдан не смотрел на неё, опустив голову.

– Она скоро вернётся за тобой, твоя мать.

– С чего ты решил?

– Зачем ещё она пришла обратно в лес?

Дара хотела заглянуть ему в лицо, но даже не повернулась.

– Я не понимаю, почему ты решил, что это она. И зачем мне обо всём этом рассказываешь, тоже не понимаю.

– Потому что ты тогда уйдёшь отсюда.

– И?

– И я тебя больше никогда не увижу, Даренька.

Он всегда коверкал её имя. Дару это невыносимо раздражало, но она не подавала виду, чтобы Богдан не подумал, что его слова хоть сколько-нибудь её трогали, хоть что-то значили.

– И что с того?

– Я бы хотел этого, – Богдан помолчал. – Никогда тебя больше не видеть.

– Добрый ты, – фыркнула Дара.

– Ты тоже недобра ко мне, Даренька.

Девушка зло стрельнула взглядом, промолчала. Порой она думала, что и нет и не было у неё никаких чувств к Богдану. Ей стало скучно на мельнице, захотелось влюбиться, захотелось страсти и переживаний, вот она всё и придумала.

Но в другом было дело.

От них двоих по-настоящему ничего не зависело. Богдан не мог позвать Дару в жёны. Люди бы его осудили, зашептались бы за их спинами. Рано или поздно он бы сам её возненавидел.

Поэтому не было им двоим суждено ничего, кроме таких ночей у реки, когда они сидели на мостике и молчали. Дара подумала, что быстро пролетит лето, наступит новая осень, сваты поедут по дворам молодых девушек, и Богдана кому-то пообещают. Однажды приедут сваты и к дому мельника, но за Весняной. Богиня для Дары спряла другую нить.

Издалека, точно из-за завесы, донёсся смех молодых людей и заливистый хохот девушек.

Дара поднялась.

– Я пойду, раз ты не хочешь меня видеть, – с ожесточением сказала она.

Богдан повернулся, посмотрел на неё странно:

– Глупая ты, Дара.

Она наклонилась совсем близко к его лицу, хищно улыбаясь.

– Достаточно умна, чтобы тебе голову задурить.

И засмеялась так же зло, как сверкали её глаза, так, чтобы ему стало больнее. Дара развернулась, взмахнула косами и быстро ушла, скрываясь за деревьями. Ей вдруг опостылел и Богдан, и Заречье, и всё на свете. Она попыталась отвлечься, подумать о чём-нибудь другом, но в голове стучала лишь одна мысль: её мать вернулась. Возможно, лишь возможно, что именно она пришла в избушку в Великом лесу.

Дара вышла на деревенскую дорогу и увидела сестру, окружённую весёлой толпой. Смешливый рыжий Рычко ласково прижимал Весняну к себе. Он заметил тяжёлый взгляд Дары и тут же поспешил спрятать руки у себя за спиной.

– Веся, пошли домой, – буркнула Дара и, не оборачиваясь, зашагала по дороге прочь из Заречья.

Сестра нагнала её уже на перекрёстке, махая на прощание друзьям.

– Где ты была? Мы так хорошо посидели. Рычко рассказал, как они с отцом в Златоборск ездили. Говорит, княжеский дворец большой-пребольшой и весь разноцветный, а на берегу Вышни строят новые храмы, все из белого камня. Такие, как в Империи, о которых Лаврентий говорил.

Дара вполуха слушала сестру, молча кивая.

– Что с тобой?

– Ничего, – буркнула она. – Пошли скорее, поздно уже… и с Рычко больше не тискайся. С таким, как он, тебе делать нечего.

– Ты будешь решать, с кем мне есть что делать? – возмутилась Веся. – И мы не делали ничего непристойного…

Ночь была тёмной, а дорога до мельницы шла через поле по опушке леса. Девушкам бы стоило испугаться нечистых духов и диких зверей, но так хорошо знали они путь до дома, так часто ходили вместе от Заречья к мельнице, что каждый камушек, каждая травинка были им знакомы.

– Ты с Богданом виделась? – спросила Веся. Дара ей никогда не рассказывала о нём, но сестра догадывалась, что между ними что-то происходило. – Поэтому злая?

– Нет, он тут ни при чём, – и это было правдой. – Сегодня я встретила чародея.

– Что? Кто это? Тот рдзенец, о котором в Мирной все болтали? Он с тобой говорил? – Веся едва не подпрыгивала на ходу от любопытства.

– Да, сказал, что знает, кто я. – Дара смотрела себе под ноги, тусклый свет месяца освещал дорогу.

– Чего он хотел?

– Чтобы я отвела его к избушке Златы. Он думал, я знаю, где она.

– Девчата мне сказали, что лесная ведьма вернулась…

– Я тоже об этом слышала.

Неожиданно Веся остановилась у развилки и уставилась на тропинку, что вела в лес.

– Может, зайдём? – спросила она робко, вглядываясь в темноту.

Тропа эта вела на кладбище. Там тридцать три дня назад похоронили их новорождённого брата.

– Ночь уже, – сказала Дара. – Не стоит.

– Думаешь, ему одиноко?

Голос сестры чуть дрожал, и Дара взяла её за руку, сжала крепко пальцы.

– Он спит мирно, а дух его уже в Прави, – заверила она Весю. – Брат Лаврентий прочитал над ним молитвы, а Ждана положила обереги в могилу. Он мёртв и покоен.

Сегодня прошёл крайний срок, справили третьи поминки. Дара поёжилась от холода. Что, если душа их брата и вправду ещё не ушла к Создателю? Что, если осталась бродить по земле?

Мачеха верила, что это Дара прокляла её сыновей и потому все мальчики у Жданы рождались больными или сразу мёртвыми. И порой Дара сама боялась, что это было правдой, но каждую ночь ей снилась засасывающая тьма и горячий огонь, каждую ночь раскалялись знаки на её груди, значит, чародейская сила оставалась под замком и не могла никому навредить.

Веся прижалась к ней ближе.

– Рычко сказал, что слышал младенческий плач с кладбища. А что, если наш брат стал игошей и гуляет теперь с мертвецами?

Даре стало жутко от её слов. Среди тихого скрипа деревьев послышался вдруг младенческий крик. Она вздрогнула и потянула Весю дальше по дороге. И чем дальше они уходили от кладбища, тем горячее в груди закипала злость.

– Рычко много брешет. Наш брат умер и покоится с миром. Может, и в Златоборске твой Рычко вовсе не бывал?! Это сколько же белого камня нужно, чтобы целый храм построить, да не один? Столько, наверное, во всём белом свете не сыскать.

Они пошли быстро, боясь оглянуться.

Дорога вильнула, из-за деревьев показался их дом и переливающиеся серебром тёмные воды в запруде. Страх перед смертью и ночью остался за поворотом. Сёстры замедлили шаг, прислушиваясь к звукам полей.

– Свет горит, – с удивлением заметила Веся. – Неужели гости ещё не ушли?

И правда, из-за закрытых ставень лился тусклый свет. Дара насторожилась. Обычно дома ложились спать рано, не дожидаясь девушек с гулянья.

Они прибавили шагу.

– Так что с лесной ведьмой? – спросила Веся.

– Не знаю, – ответила Дара. – Потом поговорим.

До самого дома они не перекинулись больше ни словом. Старый пёс, которого Веся нашла в овраге несколько зим назад, кинулся к ним навстречу, облизнул хозяйке руки. Сестра ласково погладила его, а Дара распахнула дверь в сени.

Там было темно, но в избе горела лучина. Гости и правда были. Двое сидели спиной ко входу.

Ждана, заметив падчерицу, сердито поджала губы, видимо, желая сделать выговор за растрёпанные косы и помятую понёву. Старый Барсук нахмурился, а отец повернул голову, слегка кивнул в знак приветствия.

– Вот и старшая дочь моя Дарина вернулась. Дара, поприветствуй наших гостей. Они у нас на ночлег попросились. Из самой Рдзении пришли.

Дара замерла, встретившись взглядом с Милошем, а он не сдержал наглой весёлой улыбки.