Она пошла впереди, больше не оборачиваясь, отчего Вячко не мог разглядеть её лица.

– Тебя обидели?

– Не меня, мой народ, – пояснила Югра. – Нас прогнали далеко, отобрали все земли. Мы оставили свои дома и теперь прячемся.

Вячко растерялся. С тех пор как князь Ярополк велел заложить город Нижу, многие племена, большие и малые, сами собрались под его знамёнами. Они подчинялись законам и платили дань. Встречались недовольные, те, что требовали больше прав и больше земель для себя, но златоборские князья умели уговорить их вождей, задобрить подарками и лестью. В Ратиславии царил мир. Неужели Вячко что-то не знал о том, как правил в Ниже его брат?

Во время привала выпала возможность наконец поговорить.

– Расскажи, что случилось с твоим народом?

Охотница пытливо разглядывала Вячко, решая, стоит ли отвечать.

– Мы много лет жили в этих землях, пока не пришли чужаки. И тогда нам пришлось уйти.

– Почему? Вас обижали?

– Убивали.

Больше она ничего не сказала, как бы Вячко её ни упрашивал.

А к вечеру они пришли к дому охотников.

Он стоял на высоких сваях, и чтобы подняться, нужно было забраться по приставной лестнице. Югра достала из-за пазухи дудочку, дунула в неё, и разнёсся раздражающий звук, точно сотня комаров окружила их со всех сторон.

Дверь приоткрылась, и показался невысокий старик в драных одеждах. Он смотрел перед собой, не поворачивая головы. Югра крикнула что-то на незнакомом языке, и старик скрылся в доме ненадолго, вновь показался в дверном проёме, держа в руках лестницу. Он спустил её вниз, Югра проверила, крепко ли та встала на топкую землю, и полезла первой, за ней Вячко.

Дом оказался тёмным и сырым, пропахшим насквозь болотной гнилью. Мебели не нашлось вовсе, у стен на полу лежали в беспорядке шкуры, посередине стояла жаровня, а над ней в потолке зияла дыра, через которую уходил дым.

А на деревянных столбах, что держали крышу, были вырезаны знаки животных: заяц, собака, крылатый змей.

Вячко насторожённо осматривался, по привычке продумывал, как действовать в случае нападения, а хозяева рассматривали его самого.

Старик был такой же невысокий и желтокожий, как и его внуки. Вячко взглянул на него и едва сдержался, чтобы не отшатнуться назад, встретившись с совершенно белыми глазами Ики. Радужка отчего-то была белой, и только зрачки чернели в странных пугающих очах.

Вячко совладал с удивлением и низко поклонился, пожелав Ики долгих лет жизни, но тот не ответил. Старик, прищурившись, посмотрел на гостя и перевёл взгляд на внучку. Югра снова заговорила на родном языке. Вячко наблюдал за хозяевами и пытался понять, о чём они вели речь. Девушка говорила, её дед молча кивал, мотал серебряной тонкой косичкой за спиной.

– Ики ослеп от старости, – после объяснила Югра Вячеславу. – Поэтому у него такие глаза. Ты не пугайся.

Вячко кивнул, недоверчиво поглядывая на старика. Встречались ему в Златоборске и те, что потеряли глаза в бою, и те, чьи очи остались на месте, но утратили способность видеть. Становились они тогда бледными, будто краску водой смывало, но никогда молочно-белыми.

– Ты понравился ему, – продолжила тихо шептать Югра. – Он разрешил тебе остаться.

Вячко кивнул и коротко поблагодарил за приглашение. Ики не ответил. Он не понимал по-ратиславски.

Тем же вечером, когда княжич захотел расспросить старика о дороге к Великому лесу и попросил Югру перевести, девушка уговорила обождать:

– Сегодня только вернулись. Отдохни, утопленник, сил наберись, – усмехнулась она. – Я приготовлю саламат из той утки, которую подстрелил Олоко. Тебе понравится. Будь нашим гостем, у нас никто не бывает.

И Вячко согласился. Вечером они собрались у жаровни, расселись в круг на старых, проеденных молью шкурах. Валил дым, уходя в небо, дом довольно трещал от тепла, а за его стенами на болотах беспокойно хлюпала трясина.

Ужин был вкусным, а разговор – приятным. Вячко угостили напитком, который сохранил на «особый день» Ики. Это был крепкий, горький настой, от которого по телу разливался жар. Усталость и леность охватили княжича. Олоко, мастеря стрелы, поглядывал на него с неодобрением. Сам он пить не стал и, покончив с ужином, отсел в сторону. Ики быстро поел и, укутавшись в шкуры, задремал.

У огня осталась одна Югра. Она расспрашивала Вячко о его жизни, о Златоборске и обо всей Ратиславии.

– Расскажи, а правда, что в ваших землях есть люди-ящеры? – спросила она.

Вячко пьяно засмеялся.

– Ты, верно, говоришь о Змеиных царях? – догадался он. – Но они живут не в Ратиславии, а далеко за морем. Очень давно, ещё до моего рождения, мой дед, князь Ярополк, сразил их Царя и…

Он запнулся, осознав, как глупо проговорился. Никогда прежде не замечал он за собой такой болтливости. Рука, которой он держал кружку, вдруг стала непослушной и тяжёлой, и напиток едва не пролился на пол.

Югра переглянулась с Ики, который, как вдруг выяснилось, не спал. Олоко молча привязывал перья к стреле.

– Значит, твой дед – князь, – произнесла задумчиво Югра. – Это по-вашему – владыка, верно?

– Я… я, – запинался Вячко, не в силах придумать отговорку. – Верно, мой дед был владыкой, правителем.

– И ты тоже? – с любопытством спросила охотница.

Ики не сводил с княжича своих белых глаз, отчего Вячко сделалось не по себе.

– Нет, пока нет, – неохотно признался он. – Я служу в дружине.

– А потом?

– Потом стану княжить, но буду подчиняться старшему брату.

– Ты боишься, – будто с удивлением заметила Югра.

Вячко возмутился её словам.

– Я вовсе не боюсь, но…

– Тебе и не стоит, огонёк, – улыбнулась она. – На болотах никому нет дела до князей и царей. Мы здесь все равны.

Больше они не заговаривали о Ратиславии, и он успокоился. Югра отдала гостю шкуру оленя, чтобы укрываться от холода ночью, и стоило Вячко опустить голову и закрыть глаза, как он провалился в глубокий сон.

* * *

С наступлением нового дня княжич загорелся желанием немедля отправиться в путь, но Югра позвала его с собой осматривать сети на озере, и к вечеру он так устал, что совсем позабыл поговорить с Ики. На третий день Югра предупредила, что старик занемог, и его стоило оставить в покое. На день четвёртый Вячко позабыл, зачем ему было нужно идти в Великий лес.

Мёртвые болота приняли его.

Он стал лучше понимать эту неспокойную землю: рыбачил вместе с Югрой и чинил избу с Олоко, привык к странному белоглазому Ики и даже научился говорить пару слов на его языке.

Один день сменялся другим, минул месяц липень, перевалил за середину серпень, а жизнь на болотах оставалась неизменной. Теперь Югра звала с собой на охоту одного Вячко. Он, конечно, соглашался. Югра чудесно умела слушать. Ей было важно всё, что он говорил о своём детстве, о матери и братьях, о Добраве и дружине. И, может, так бы и шла жизнь Вячко, но одной ночью он проснулся от шороха.

Оглядевшись в темноте, он заметил, как медленно приоткрылась дверь. У порога стоял Олоко. Снаружи лился тусклый свет. Охотник посмотрел за порог и вдруг шагнул вперёд, упал камнем вниз. Вячко хотел позвать его, но побоялся разбудить остальных. Подкрался к двери, замер на краю, поражённый увиденным.

В ночи среди зелёных топей порхали словно бабочки яркие огоньки. Они кружили вокруг дома, разгоняли ночь, мерцали в чарующем танце. Были они не больше воробья, но летали в отличие от птиц медленно и совсем невысоко над землёй.

Девять огоньков насчитал Вячко. Они подлетели нестройной вереницей к Олоко, и тот протянул руку, бормоча что-то себе под нос, но стоило ему коснуться света, как он вдруг закричал, попытался вырваться, но огонёк разросся и заглотил руку по самый локоть.

Вячко бросился назад к своей лежанке, схватил меч. Вскочила Югра. Заворочался на своих шкурах Ики.

– Что?.. – только и спросила девушка, а Вячко уже кинулся к распахнутой двери и спрыгнул вниз.

– Назад! – нагнал его крик.

Княжич упал на мягкую землю прямо в середину огненного хоровода. Духи пели, кружа вокруг, звенели трелью их голоса, и не разобрать было ни слова.

Вячко кинулся к Олоко, взмахнув мечом, рассёк напополам духа. Тот вспыхнул чуть ярче, но оружие никак ему не повредило. Светлячки разгорелись жарче, заплясали, подступая ближе, песня их переливалась серебром. Княжич ударил снова, свет затрепетал, но дух остался цел.

Словно птица слетела на землю Югра, в руках её пылало полено. Огонь не отпугнул светлячков, но, наоборот, привлёк, и Вячко бросился к девушке, чтобы защитить.

– Прочь! – толкнула его Югра. – К земле пригнись!

Вячко не привык уклоняться от боя. Он встал впереди, заслонил собой Югру и Олоко, потянулся к духу мечом, а светлячок вспорхнул и коснулся его лба.

И огонь вспыхнул так ярко, что всё вокруг погасло, потонув в беспамятстве.

Рдзения

Сокола долго несли в мешке. Он потерял счёт времени, теряясь в забытьи. Боль и чары жгли тело, лишали рассудка. Временами вспыхивал свет, и тогда Ворон-оборотень доставал его, чтобы дать напиться, а после прятал обратно в мешок, и снова обрушивалась непроглядная тьма.

От каждого покачивания мешка у сокола сильнее болело сломанное крыло. Милош не знал, что случилось, не понимал, почему его держали в неволе, и едва помнил себя самого.

– Осторожно, Здислава, он ранен.

Сокол очнулся снова в чужих руках.

– Надо в клетку его сапереть, – прошепелявил старческий голос. – Фтоб не убефал.

– Улететь он всё равно не сможет, крыло сломано. Чернава, ты сможешь его вылечить?

Оперения коснулась лёгкая рука. Сокол затрепетал от страха, он хотел бы вырваться, но так ослаб, что едва пошевелился.

– У него сломано крыло и с лапой что-то не так, видишь, как подгибает?

– Так сможешь? – нетерпеливо спросил Ворон.

Милош скосил глаза в сторону. В полумраке он разглядел смуглую женщину в чёрном платке.

– На нём проклятие. И не одно. Посмотри, как сплетено? Одно не даёт ему обратиться человеком, второе тянет туда, откуда вьётся его нить. И ещё одно, посложнее.

Она склонилась совсем низко, и сокол невольно попытался отползти в сторону.

– Третье хуже всех. Оно его убивает. Посмотри, как необычно вьются чары. – Чернава отвела его крыло в сторону, и сокол вскрикнул от боли. – Такого я ещё не видела.

– Так сможешь или нет? – рявкнул нетерпеливо Ворон.

– Я залечу раны и крыло, остальное пока плохо понимаю.

Замелькал свет, засверкал ярче. Рядом поставили масляную лампу. Милош зажмурился, ослеплённый огнём.

– Кто же так тебя, сокол? – Чернава склонилась ниже, осмотрела его со всех сторон.

Её чёрные глаза сверкали в свете лампы как два уголька. Милош опустил в бессилии голову, мысли его сплетались, как нити клубка, с которым игрался кот.

Вороны. Кто-то рассказывал ему о Воронах, и это было важно. Он не мог вспомнить… кто он такой?

– Драган! – Чернава оглянулась через плечо. – Раз ты возвращаешься в Совин, загляни к Стжежимиру. Помнится, у него в учениках ходил мальчишка, который обращался птицей. Узнай, не пропал ли он.

Мёртвые болота

Месяц серпень

Почти неделю после той ночи Вячко не мог выйти из дома и целыми днями лежал на шкурах у огня. Югра всё это время лечила его травяными отварами и подшучивала над упрямством княжича.

– Волосы у тебя как огонёк, конечно, – приговаривала она. – Но с теми огоньками тебе не совладать.

– Что они такое?

Он не помнил, чем закончилась схватка. Провалившись в беспамятство, Вячко очнулся лишь к утру с обожжённым лицом и сильным жаром.

– Духи, – сделавшись враз серьёзной, сказала Югра. – Они порой бродят по болотам, не могут обрести покой. Это потому что они очень страдали при жизни.

– Это души мёртвых, – догадался Вячко.

Югра кивнула.

– Но зачем Олоко к ним вышел?

Девушка покосилась на сидевшего у стены Ики. Слепец молчал и, кажется, был глубоко погружён в свои мысли. Югра снова обернулась к Вячко и призналась с явной неохотой:

– Он узнал кое-кого.

– Ваших родителей?

Югра улыбнулась своим мыслям.

– Пей, огонёк, – она сунула кружку с отваром ему в руки. – Тебе поправляться нужно. Кто ещё поможет Олоко сваи укрепить? Одна прогнивает, боюсь, зиму не простоит.

Вячко послушно принял кружку. Когда допил всё до последней капли, то прилёг, по привычке потянулся к изголовью, чтобы проверить, на месте ли лежал меч. Но его не было. Югра заметила волнение в его глазах, улыбнулась:

– Не лучше ли тебе без оружия? А то опять кинешься в драку. Отдыхай, ты нужен мне здоровым.

Мышцы напряглись, окаменели. Вячко приподнялся, чтобы возразить, но слова потухли на кончике языка. Голова потяжелела, и он прилёг обратно на спину. Дрёма опутала ноги и руки, коснулась лба, убирая рыжие пряди.

– Спи, огонёк.

* * *

Прошли дни, и Вячко окреп. Ожог на лбу оказался не так страшен и скоро зажил.

Вместе с Олоко они поправили одну из четырёх свай, на которых держалась изба. А после снова начались охота и рыбалка. Целыми днями юноши заготавливали запасы к зиме, а вечерами Югра рассказывала, как тяжело бывало на болотах, когда эта недружелюбная земля замерзала и покрывалась снегом.

Но и летом тошно, невозможно становилось там временами. Серость и влажность, туманы и холод. И извечное хлюпанье под ногами. Провести старость на болотах, чувствуя, как дряхлело и слабело тело, было, пожалуй, ещё не так невыносимо, как потерять счастливые годы юности, когда жизнь полна возможностей и радостей.

После той ночи, когда дом окружили болотные огоньки, Вячко часто стал замечать тоску во взгляде Олоко. Охотник сделался ещё молчаливее, и только однажды удалось его разговорить.

– Тебе не хотелось уйти в город? – спросил Вячко, когда они сидели недалеко от дома и крепили новое оперение к стрелам. – Ты же молод, мог бы разбогатеть. Хорошие охотники всегда нужны.

– Я не хочу золото, – помотал головой Олоко. – Я не понимаю зачем.

– Что зачем?

– Золото, – просто ответил парень.

– Как зачем? Чтобы купить одежду и еду, чтобы веселиться.

Вячко вспоминал все развесёлые вечера, что проводил он со своими друзьями и братьями. Не только с родными, те были много старше, но и с братьями назваными, с которыми связала служба и кровная клятва.

– Я сам добыть еда и одежда. И мне не надо денег веселиться, – серьёзно сказал Олоко.

Вячко понимающе кивнул.

– Твоя правда, – улыбнулся он. – Лучшее время, что было у меня, не стоило ни одной медной монеты. Знаешь, я никогда не чувствовал себя счастливее, чем у костра после долгого боя, – одно слово ступало за другим, вплеталось в полотно, и Вячко уже не мог остановиться, речь текла рекой, воспоминания захлестнули удивительно ярко. – Бывает, весь день лишь сечь и кровь, в груди дикий жар, всё тело словно от лихорадки бьёт, и, кажется, одна злоба в тебе кипит. Осмыслить не можешь, отчего люди такое зло творят, отчего они мучают и изуверствуют, ведут себя хуже диких зверей, и ты один из них. Но потом соберёмся у костра всей дружиной и поговорим. Небаба приготовит ужин – у него лучше всех выходит, – и мы едим не спеша. Знаешь, нарочно не торопимся, чтобы прочувствовать вкус пищи, забыть всё. И молчим. Потом, конечно, Стрела начнёт байки травить, а Небаба порой поёт. У него голос такой низкий, не то что у скоморохов, они-то всё соловьём заливаются красиво, не спорю, но у Небабы иначе выходит. Печально так, душевно…

Вячко замолчал, будто сейчас увидел перед собой костёр и товарищей, собравшихся вокруг. Все ли они ходили под небом, не случилось ли чего? Доля дружинника переменчива, а боги немилосердны, и каждый из его товарищей мог уйти неожиданно.

Олоко внимательно слушал княжича и становился всё мрачнее.

– Кого вы убивать? – спросил он. – Ты говорить – боль, кровь. Кого вы убивать?

– Татей, – ответил Вячко, но это слово было охотнику незнакомо. – Плохих людей, которые нападают на деревни и путешественников, грабят, убивают.

Олоко кивнул.

– Понимаю. Вы делать хорошо.

– Так что же, Олоко, – вспомнил о своём вопросе Вячко. – Не хотел бы ты жить в городе или хотя бы в деревне со своим народом? Вам с сестрой было бы лучше.

Охотник помотал головой, пряча глаза за ладонями. Были они грубые, обветренные, покрытые красной коркой.

– Нет, – тихо выдохнул он. – Мне с сестрой было плохо в деревне, я ушёл.

– Так вы раньше жили в деревне?

– Да, – кивнул Олоко.

– И что случилось? – допытывался Вячко. – Вас обидели?

– Мою сестру. Югра красивый, ласковый. Её обидеть, убить.

Вячко нахмурился, догадываясь, что могло вынудить молодую девушку и её брата покинуть родную деревню. Он хотел рассказать Олоко, что существовал закон и нужно было обратиться к князю, потребовать наказать преступников. Семья Югры имела право мстить обидчику и не должна была скрываться.

– Вы поэтому ушли на болото? Ты кого-то убил?

– Да, – каждое слово давалось Олоко с трудом, а на тёмных глазах выступили слёзы. Горькими были его воспоминания, не давали покоя. – Я убить, но поздно. Моя Югра мертва.

– Не стоит. Это не конец, – попытался успокоить его Вячко. – Она ещё молодая, красивая. Пойдите в другую деревню жить. Зачем себя и сестру хоронить?

– Она мертва, – повторил Олоко твёрже. – Совсем. В земле лежит.

Он поднял взгляд на Вячко, и тот почувствовал, как холодок пробежал по его позвоночнику.

– Югра мертва, её нет, – сказал Олоко. – Ты, Вячко, лучше бежать.