Глава VI

Оставив при себе свои тайные желания, я вежливо попросил мистера Фрэнклина продолжать, на что тот ответил: «Сидите и не ерзайте, Беттередж».

Молодой господин без обиняков сообщил, что его расследования, связанные с полковником и алмазом, начались с визита (еще до приезда к нам) к семейному юристу в Хэмпстеде. Однажды за ужином, когда они были одни, мистер Фрэнклин проговорился, что отец поручил ему доставить ко дню рождения мисс Рэчел некий подарок. Слово за слово юрист рассказал, что это был за подарок и каким образом полковник был связан с мистером Блэком. События эти настолько невероятны, что вряд ли моих способностей хватит, чтобы их правильно изложить. Поэтому предпочитаю передать отчет об открытиях, сделанных мистером Фрэнклином, его же словами.

– Помните то время, Беттередж, – сказал он, – когда мой отец безуспешно пытался отстоять свое право на злосчастный герцогский титул? Вот-вот! Как раз в этот момент мой дядя Гернкастль и вернулся из Индии. Мой отец обнаружил, что ему в тяжбе могли пригодиться какие-то бумаги, которые имелись у шурина. Он приехал к полковнику, делая вид, что рад видеть его в Англии. Полковник на уловку не поддался. «Вам что-то надо, – сказал он, – иначе вы бы не стали рисковать репутацией, нанося визит мне». Моему отцу ничего не оставалось, как выложить карты на стол. Он не стал увиливать, что приехал за бумагами. Полковник попросил дать ему один день на размышления. Ответ поступил в виде престранного письма, которое юрист потом мне показал. Полковник начал с того, что и сам нуждается в услуге, а потому предлагает дружеский обмен. Военная удача (именно такое выражение он употребил) вложила в его руки крупнейший алмаз мира, и у него были все основания полагать, что безопасность не гарантирована ни в каком доме ни в одной части света ни ему самому, ни драгоценности, пока он и драгоценность находятся в одном и том же месте. В этой рискованной ситуации он решил отдать алмаз на хранение другому лицу. Данное лицо ничем не рисковало. Ему лишь следовало положить драгоценный камень на хранение в особое хранилище, комнату-сейф банкира либо ювелира, где обычно держат наиболее ценные вещи. От отца мало что требовалось. Он сам либо через доверенное лицо должен был получать отправляемые по условленному адресу и в условленные дни года письма полковника, в которых тот будет сообщать, что на данный момент жив и здоров. Если письмо не приходило в означенный день, молчание означало, что полковник убит. На такой случай в запечатанном конверте, хранящемся вместе с камнем, были приготовлены и должны быть неукоснительно выполнены особые инструкции о том, как поступить с алмазом. Если мой отец согласится выполнить это странное поручение, то взамен получит бумаги полковника. Вот что говорилось в письме.

– И как поступил ваш отец, сэр? – спросил я.

– Как поступил? Я скажу, как он поступил. Он пустил в ход бесценное качество – здравомыслие и объявил письмо полковника нелепицей. Мол, слоняясь по Индии, полковник где-то подобрал кусок никудышного хрусталя, приняв его за алмаз. А что касалось опасности быть убитым и предосторожностей для сохранения своей жизни и куска хрусталя, то на дворе девятнадцатый век – любой человек, находящийся в своем уме, обратился бы в полицию. Полковник давно слыл большим любителем опиума, и если другого способа заполучить ценные бумаги, кроме как принять опиумный бред за истинное положение вещей, не было, то мой отец соглашался выполнить вздорное поручение, тем более что от него ничего особенного и не требовалось. Алмаз и запечатанный конверт отправились в комнату-сейф его банкира, а регулярные письма полковника, сообщавшие, что он жив и здоров, в качестве поверенного моего отца вскрывал наш семейный юрист, мистер Брефф. Любой здравомыслящий человек, окажись он в таком положении, рассудил бы точно так же. Ничто в мире, Беттередж, не кажется нам вероятным, если только не отвечает нашему мелочному опыту. В романтику мы верим, только когда прочитаем о ней в газетах.

Выслушав мистера Фрэнклина, я заподозрил, что в деле с полковником его отец сделал поспешные и ошибочные выводы.

– А что вы сами об этом думаете, сэр? – спросил я.

– Позвольте сначала досказать историю о полковнике. Разум англичанина отличается удивительным отсутствием стройности, Беттередж, и ваш вопрос еще одно тому подтверждение. Когда нас не занимают мысли об изготовлении каких-нибудь механизмов, мы (психически) самые безалаберные существа во вселенной.

«Вот что значит, – подумал я, – заграничное образование. Язвить на наш счет он не иначе выучился во Франции».

Мистер Фрэнклин подхватил оборванную нить разговора и продолжал:

– Мой отец получил нужные бумаги и с тех пор уж никогда не заглядывал к шурину. Каждый год в установленные дни от полковника приходило условленное письмо, и мистер Брефф его вскрывал. Я видел эти письма – целую кучу. Все они были написаны лаконичным, деловым языком: «Сэр, сим подтверждаю, что я жив. Алмаз не трогать. Джон Гернкастль». Ничего другого он не писал, письма приходили точно в срок, первые изменения наметились только шесть или восемь месяцев назад. Новое письмо говорило: «Сэр, мне сообщили, что я скоро умру. Приезжайте, помогите мне составить завещание». Мистер Брефф застал полковника в небольшой загородной вилле, окруженной личными владениями, где тот жил в одиночестве с того времени, как вернулся из Индии. Компанию ему составляли собаки, кошки и птицы. Люди не казали носа – за исключением домработницы да врача. Завещание было простым. Почти все состояние полковник растранжирил на химические опыты. Все завещание вместилось в три пункта, которые он продиктовал лежа в постели, но в здравом уме и твердой памяти. Первый пункт относился к содержанию и уходу за животными, которые у него жили. Второй учреждал кафедру химии в одном из университетов на севере Англии. Третьим Лунный камень завещался племяннице как подарок ко дню рождения на том условии, что мой отец выполнит его волю. Поначалу мой отец отказался. Однако, поразмыслив, уступил – отчасти потому, что исполнение воли завещателя, по его мнению, не должно было вызвать какие-либо осложнения, а отчасти потому, что мистер Брефф счел алмаз все ж таки ценной вещью, которую стоило сохранить для мисс Рэчел.

– Сэр, сказал ли полковник, по какой причине он оставил алмаз мисс Рэчел?

– Не только сказал, но и записал черным по белому в своем завещании. У меня с собой есть выдержка, я сейчас вам ее покажу. Не отвлекайтесь, Беттередж! Всему свое время. Я рассказал о завещании полковника, теперь должен рассказать, что происходило после его смерти. Прежде чем огласить завещание, алмаз следовало оценить. Все ювелиры хором подтвердили, что полковник был владельцем одного из крупнейших алмазов в мире. Точная оценка стоимости камня вызвала серьезные затруднения. По размеру ему не было равных на рынке драгоценных камней, оттенок же и вовсе превращал его в уникальный экземпляр. Неопределенность еще более усиливал дефект – маленький изъян в самой середине алмаза. Но даже с учетом этого недостатка по самым низким оценкам камень тянул на двадцать тысяч фунтов. Представьте себе, как поразился мой отец! Он был на волосок от того, чтобы отказаться от исполнения воли покойного и навсегда потерять драгоценность для семьи. Заинтересовавшись делом всерьез, он решил вскрыть запечатанный конверт с инструкциями, хранившийся вместе с алмазом. Мистер Брефф показал мне этот документ вместе с остальными бумагами. Он содержит (по моему разумению) намек на природу заговора, угрожавшего жизни полковника.

– Выходит, вы верите, сэр, что заговор существовал?

– Не обладая здравомыслием моего отца, я считаю, что жизни полковника грозила опасность – как он и говорил. Наличие секретных инструкций, на мой взгляд, объясняет, почему он, в конце концов, спокойно умер в постели. В случае его насильственной смерти (то есть если бы очередное письмо не поступило в установленный срок) мой отец должен был тайно отправить Лунный камень в Амстердам. Там алмаз предписывалось сдать известному огранщику, чтобы тот расколол его на четыре, пять или шесть отдельных камней. Эти камни затем следовало продать по ходовой цене, а вырученные деньги перевести в фонд кафедры экспериментальной химии, который полковник учредил своим завещанием. А теперь, Беттередж, раскиньте мозгами и сделайте вывод, который напрашивается из инструкций полковника!

Я немедля раскинул. Мозги у меня английские, безалаберные и все на свете путали, пока мистер Фрэнклин не взялся за них и не указал верное направление.

– Обратите внимание, что целостность алмаза была искусно увязана с предохранением полковника от насильственной смерти. Ему было недостаточно сказать врагам: «Убив меня, вы ни на шаг не приблизитесь к алмазу; он в таком месте, где вы его не достанете, – в комнате-сейфе банка». Вместо этого он сказал: «Если убьете меня, алмаз перестанет быть алмазом, он будет уничтожен как реликвия». Что это означает?

Тут меня озарила (как мне показалось) вспышка хваленой заграничной прозорливости.

– Знаю, знаю! – воскликнул я. – Это означает, что ценность камня уменьшится и негодяи останутся с носом!

– Ничего подобного. Я наводил справки. Алмаз с дефектом, если его расколоть, принес бы больше денег, чем целый, – по той простой причине, что от четырех до шести сделанных из него идеальных бриллиантов, вместе взятые, стоят больше одного крупного, но неполноценного камня. Если целью заговора было ограбление, то инструкция полковника лишь усиливала притягательную ценность алмаза для воров. Побывай он в руках амстердамских огранщиков, за него можно было бы выручить больше денег, а сбыть его на алмазном рынке было бы куда проще.

– Господи помилуй, сэр! – не выдержал я. – Так в чем же состоял заговор?

– Его сплели индусы, которым камень принадлежал изначально. Заговор проистекает из какого-то древнего индийского суеверия. Таково мое мнение, и семейные бумаги, которые я с собой прихватил, это подтверждают.

Я, наконец, понял, почему появление трех индусов-фокусников у нашего дома так заинтересовало мистера Фрэнклина.

– Не хотел бы навязывать свое мнение, – продолжал мистер Фрэнклин, – однако представление о неких жрецах индусского суеверия, посвятивших свою жизнь, невзирая на трудности и опасности, поиску удобного случая, чтобы возвратить священную драгоценность, полностью отвечает нашему знанию того, как терпеливы народы Востока и как велико влияние восточных религий. С другой стороны, я одарен богатым воображением. Мой ум не ограничен такими представлениями о реальности, как мясник, пекарь и сборщик налогов. А потому отложим мою догадку в сторону и зададимся единственным практическим вопросом: продолжает ли заговор действовать после смерти полковника? И знал ли об этом полковник, оставляя алмаз в подарок своей племяннице?

Теперь мне стало ясно, какое место миледи и мисс Рэчел занимали в этом деле. Я не пропустил ни единого сказанного им слова.