Плоскоглазый монстр

Первые несколько секунд Клайд Мэншип, доцент кафедры сравнительного литературоведения в Университете Келли, героически пытался убедить себя в том, что это всего лишь плохой сон. Он закрыл глаза и менторским тоном, сохраняя легкую высокомерную улыбку на лице, произнес короткий монолог о том, что такие ужасные вещи попросту не могут произойти в реальной жизни. Нет. Это не может быть не чем иным, кроме как сном.

Он уже почти убедил себя, но тут не выдержал и чихнул. Чих был таким громким и влажным, что его уже невозможно было проигнорировать. Во сне так не чихают, да и вряд ли чихают вообще. Тогда он сдался. Ему просто придется открыть глаза и осмотреться еще раз. При этой мысли его шею свело судорогой.

Казалось, совсем недавно он заснул, когда вычитывал статью, написанную им для научного журнала. Заснул на кровати в квартире, предоставленной ему в Каллахан-холле – «милом и недорогом жилом доме для одиноких преподавателей, изъявивших желание проживать на территории Университета». Он проснулся от того, что ощутил легкое неприятное покалывание, охватившее все тело. Казалось, что его взяли за руки и за ноги, растянули в бесконечности, а затем ослабили как гитарную струну. Затем внезапно он был поднят с кровати и вынесен в окно словно легкое колечко дыма. Он направился прямиком в усеянное звездами ночное небо, постепенно растворяясь, пока окончательно не потерял сознание.

И затем очутился на этой огромной плоской поверхности стола под многоярусным потолком, чувствуя влажный воздух в легких, – воздух, которым практически невозможно было дышать. С потолка свисало великое множество экзотических предметов, в которых, без всякого сомнения, угадывалось электронное оборудование. Такого рода оборудование, о котором ребята на физическом факультете могли только мечтать, даже если бы дотация, полученная недавно от правительства на исследования в области военного применения радиации, была бы в миллионы раз больше и если бы профессор Боулз, руководитель лаборатории, настоял бы на том, что каждое устройство должно полностью отличаться от любых, созданных к тому времени аналогов.

Оборудование над ним трещало, булькало и сипело, мерцало, мигало и сверкало. Затем все прекратилось, как будто кто-то, удовлетворенный результатом, выключил рубильник.

Поэтому Клайд Мэншип заставил себя подняться и сесть, чтобы увидеть, кто же это мог быть.

И увидел…

Увидел даже не столько кто, сколько нечто. И это нечто ему совсем не понравилось.

Фактически ни одно из этих нечто, замеченных им при беглом осмотре помещения, не казалось хоть сколько-нибудь симпатичным и дружелюбным. Поэтому он быстро закрыл глаза и попытался понять, как его ученый разум может помочь ему выпутаться из сложившейся ситуации.

Однако он чувствовал настоятельную необходимость взглянуть на все это еще разок. Возможно, сейчас все не будет таким ужасным. «Самый темный час, – попытался он убедить себя этой громогласной банальностью, – всегда наступает перед рассветом. – А затем понял, что волей-неволей добавляет. – За исключением солнечных затмений».

Тем не менее, проморгавшись, он снова открыл глаза, как ребенок нехотя открывает рот, чтобы принять вторую ложку касторки.

Да, они были точно такими же, какими он их и запомнил. Довольно-таки жуткие.

Стол не имел какой-либо определенной формы, а по его периметру на расстоянии пары дюймов друг от друга находились толстые, круглые выступы. Опираясь на эти выступы, примерно в шести футах справа от него, болтались двое существ, выглядевших как черные кожаные чемоданы. Однако вместо ручек или ремней они изобиловали множеством черных щупалец, десятки и десятки щупалец, каждое второе или третье из которых заканчивалось влажным бирюзовым глазом, который защищали пара столь объемных ресниц, что не увидишь даже в рекламе лучшей туши для глаз.

По центру каждого чемодана, словно бы в целях придания дополнительного декоративного эффекта, размещалось целое скопление других синих как небо глаз, но уже без ресниц. Эти глаза состояли из множества мелких, сверкающих фасеток, похожих на драгоценные камни. На странном теле не было никаких признаков ушей, носа или рта, однако в изобилии виднелась слизь, плотная сероватая слизь, сочившаяся из черных тел и равномерно капавшая на пол.

Слева, примерно в пятнадцати футах от него, там, где от стола отходил длинный «мысок», виднелось еще одно из этих существ. Оно держало «в руках» пульсирующий сфероид, на поверхности которого периодически появлялись яркие пятна света.

Насколько Мэншип мог определить, все видимые глаза этих троих тварей пристально следили за ним. Он вздрогнул и инстинктивно попытался вжать голову в плечи.

– Хорошо, профессор, – внезапно сказал кто-то. – Что вы можете сказать по этому поводу?

– Я бы сказал, что это самое худшее пробуждение в моей жизни, – с чувством выпалил Мэншип. Он готов был распространяться на эту тему, и описать все в самых красочных деталях, но его остановили две вещи.

Первая – он не понял, кто именно задал вопрос. Он не увидел в этом огромном, донельзя влажном помещении рядом с тремя снабженными щупальцами чемоданами никаких людей, да и вообще живых существ.

И второе, что его остановило, это ответ на вопрос, который был дан кем-то еще, не дослушавшим слова Мэншипа и совершенно их проигнорировавшим.

– Вполне очевидно, – сказал этот кто-то, – что эксперимент закончился весьма удачно. Он обосновал наши расходы и долгие годы тяжких исследований. Сами убедитесь, Советник Гломг, что односторонняя телепортация – свершившийся факт.

Мэншип определил, что голоса раздавались справа от него. Более широкий из двух чемоданов, по всей видимости «профессор», которому был адресован вопрос, говорил с более узким чемоданом, медленными плавными движениями переводившим свои стебельковые глаза с Мэншипа на собеседника. Но откуда, черт возьми, доносились эти голоса? Откуда-то из их тел? Но ведь не было же никаких признаков речевого аппарата!

«И ВООБЩЕ, – внезапно взвизгнул воспаленный разум Мэншипа, – ПОЧЕМУ ОНИ ГОВОРЯТ ПО-АНГЛИЙСКИ?

– Я это вижу, – признал Советник Гломг с той прямолинейной честностью, которая только и могла быть свойственна чемодану. – Это действительно свершившийся факт, профессор Лирлд. Но что именно это нам дает?

Лирлд приподнял тридцать или сорок щупалец таким образом, что Мэншип завороженно признал в этом жесте театральное и нетерпеливое пожатие плечами:

– Телепортация живого организма с астрономической единицы 649‐301‐3 без помощи передающего устройства на планете-источнике.

Советник повернул свои глаза обратно к Мэншипу:

– Вы называете это «живым организмом»? – с сомнением спросил он.

– Ну что вы, Советник, – запротестовал профессор Лирлд. – Давайте обойдемся без этих флефноморфизмов. Существо очевидно обладает сознанием, очевидно подвижно, и после ряда опытов…

– Хорошо. Оно живое. С этим я соглашусь. Но сознание? Похоже, что оно вообще не пмбффирует, где я стою. И эти ужасные одинокие глаза! Их всего два, и они такие плоские! Эта абсолютно сухая кожа без каких-либо признаков слизи. Я признаю, что…

– Вы тоже, знаете ли, вовсе не образец небесной красоты, – Мэншип был до глубины души уязвлен, поэтому не сдержался.

– Я склоняюсь к флефноморфизму при оценке инопланетных форм жизни, – продолжил собеседник, как будто Мэншип ничего не говорил. – Я – флефноб и горжусь этим. В конце концов, профессор Лирлд, я видел самых невозможных существ с ближайших планет, которых привозили сюда мой сын и другие исследователи. Так вот, самые странные из них и даже самые что ни на есть примитивные могли пмбфф! Но вот это же ничтожество! В нем нет ни малейшего, едва уловимого намека на апмб! Это жуткое существо из потустороннего мира, вот что это такое!

– Вовсе нет, – попытался успокоить его Лирлд. – Это всего лишь научная аномалия. Возможно, в отдаленных уголках галактики, где часто встречаются животные вроде этого, сложились такие условия обитания, где пмбффирование не является необходимостью. Тщательное изучение данной особи позволит нам довольно быстро все прояснить. Тем временем, мы доказали, что жизнь существует в других районах нашей галактики, а не только в ее центре со множеством солнц. А когда придет время, и мы начнем проводить исследовательские полеты в те районы, бесстрашные искатели приключений вроде вашего сына отправятся туда, обладая всеми необходимыми знаниями. Они будут понимать, что их ждет.

– Послушайте! – воскликнул Мэншип в отчаянии. – Вы вообще слышите меня или нет?

– Можете здесь все обесточить, Шрин, – сказал профессор Лирлд. – Нужно экономить энергию. Думаю, что мы получили от этого существа все, что нужно. Если подобные ему еще будут материализовываться, то прибудут сюда с остаточным лучом.

Флефноб слева от Мэншипа начал быстро вращать странный сфероид, который держал в щупальцах. Низкое наполнявшее здание гудение, которое Мэншип не замечал раньше, полностью прекратилось. Шрин внимательно смотрел на пятна света, видневшиеся на его инструменте, и Мэншип внезапно понял, что это показания приборов. Да, именно так – показания приборов.

Хорошо, как я это понял? – спросил он сам себя.

Все очевидно: если они не слышали его, как бы громко он ни кричал, если не демонстрировали никаких признаков понимания того, что он вообще кричит, и если они занимались таким совершенно невообразимым делом, как разговор на его родном языке, значит, они были телепатами. К тому же не имевшими ничего, что напоминало бы уши или рот.

Он внимательно слушал, как Шрин задает вопросы своему руководителю. Похоже было, что он слышит ушами слова, английские слова, которые произносились четким, звучным голосом. Однако было и одно существенное отличие. Отсутствовало некое качество, то самое, что отличает вкус свежего фрукта от искусственного заменителя вкуса. А за словами Шрина слышалось низкое бормотание других слов, неупорядоченных фрагментов предложений, которые иногда становились достаточно слышимыми, чтобы понять то, что опускалось из основной «беседы». Мэншипа озарило: именно так он узнал, что меняющиеся пятна света на поверхности сфероида были показаниями приборов.

Было также очевидно, что, когда они упоминали то, чему в человеческом языке не находилось эквивалента, его сознание автоматически заменяло это понятие ничего не значащими слогами.

Ну, хоть с этим разобрались. Его вытащил из теплой кровати в Каллахан-холле телепатический чемодан, называвшийся чем-то вроде Лирлда и имевший огромное количество глаз и щупалец. Его, одетого в цвета зеленого яблока пижаму, засосало на какую-то планету в неизвестной человечеству системе, расположенной в центре галактики.

Он очутился в мире телепатов, которые не слышали его, но разговоры которых он мог без всякого труда подслушивать, так как его мозг, по всей видимости, был достаточно чувствительной антенной. Они запланировали проведение «тщательного изучения», чему он совершенно не был рад. Более того, очевидно, что они воспринимали его как некое чудовищное лабораторное животное. Наконец, он казался им малозначимым, преимущественно потому что совершенно не владел пмбффикацией.

В целом, как решил про себя Клайд Мэншип, пришло время заявить о себе. Надо дать им знать, что он никакая не низшая форма жизни, но один из самых крутых парней в этой галактике. Что он тоже принадлежит к клубу избранных, кто обладает волей и разумом, и что его предки во многих поколениях славились высоким коэффициентом интеллекта как по отцовской, так и по материнской линии.

Но как это сделать?

Смутные воспоминания приключенческих историй, прочитанных в детстве, наводнили его ум. Исследователи высаживаются на странный остров. Аборигены, вооруженные всяческими там копьями, дубинами и булыжниками, выбегают им навстречу из джунглей. Их гортанные крики являются несомненной прелюдией к предстоящей мясорубке. Исследователи, отирая пот со лба и совершенно не понимая язык этих островитян, должны действовать быстро и решительно. Естественно, они переходят… они переходят на универсальный язык жестов. Ну конечно же, универсальный язык жестов!

Все еще сидевший Клайд Мэншип поднял обе руки над головой.

– Я друг, – провозгласил он. – Я прийти с миром.

Он не ожидал, что завяжется диалог, но ему казалось, что произнесение этих слов поможет ему психологически, а значит придаст большую искренность его жесту.

– … И можете также отключить записывающий аппарат, – говорил профессор Лирлд своему ассистенту. – Позже будем записывать все в память двойной фиксации.

Шрин снова покрутил свой сфероид.

– Следует ли отрегулировать влажность, сэр? Сухая кожа существа, похоже, является аргументом в пользу более засушливого климата.

– Вовсе нет. Я практически убежден, что это одна из тех примитивных форм жизни, что способна выживать в различных средах. Образец, похоже, прекрасно себя чувствует в таких условиях. Еще раз повторюсь, Шрин, мы можем быть вполне удовлетворены тем, как идет этот эксперимент.

– Я друг, – воскликнул Мэншип, поднимая и опуская руки. – Я разумное существо! И иметь коэффициент интеллекта 140 по шкале Векслера-Белльвью^[7].

– Вы можете быть удовлетворены, – сказал Гломг, когда Лирлд легко оттолкнулся от стола и поплыл в воздухе, как огромный одуванчик, к связкам оборудования под потолком. – А я вот – нет. Мне совершенно не нравится эта затея.

– Я друг и разумное суще… – снова начал Мэншип и снова чихнул. – Что за чертовщина с этой влажностью, – угрюмо пробурчал он.

– Что это было? – требовательно спросил Гломг.

– Ничего особенного, Советник, – успокоил его Шрин. – Существо уже так делало. Очевидно, это низшая форма биологической реакции, возникающей лишь периодически, возможно, примитивная форма впитывания глрнк. Однако даже при наличии очень богатого воображения невозможно представить себе, что это является хоть какими-то зачатками коммуникативных функций.

– Я не думал ни о каких коммуникативных функциях, – раздраженно заметил Гломг. – Я полагал, что это может предвещать дальнейшие агрессивные действия.

Профессор соскользнул обратно к столу, таща за собой моток люминесцентных проводов.

– Вряд ли. Чем такое существо может выражать и проявлять свою агрессивность? Думаю, что вы слишком рано пасуете перед неведомым, Советник Гломг.

Мэншип сложил руки на груди и погрузился в беспомощное молчание. Очевидно, что, кроме телепатического способа, его совершенно невозможно было понять. Но как начать передавать свои мысли телепатически, если ты никогда прежде этого не делал? Что для этого использовать?

Если бы его докторская диссертация касалась какой-нибудь биологической или физиологическом темы, подумал он с сожалением, а не Использование второго аориста в первых трех книгах «Илиады». Ну да ладно. Он был далеко от дома. Так что попытка не пытка.

Он закрыл глаза, предварительно убедившись, что профессор Лирлд не намеревался приближаться к нему с очередным устройством, наморщил лоб и наклонился вперед, пытаясь сконцентрироваться.

Проверка, – подумал он со всей возможной тщательностью. – Тест, тест. Один, два, три, четыре – тест, тест. Вы слышите меня?

– Мне просто это не нравится, – снова заявил Гломг. – Мне вовсе не нравится то, чем мы здесь занимаемся. Называйте это предчувствием, называйте это чем угодно, но я думаю, что мы пытаемся идти наперекор вечности, а этого делать не следует.

Проверка, – мысленно вопил Мэншип. – У Мэри был барашек. Тест, тест. Я инопланетное существо, и я пытаюсь вступить с вами в контакт. Пожалуйста, ответьте.

– Советник, – раздраженно возразил Лирлд, – давайте не будем об этом. Это научный эксперимент.

– С этим я не спорю. Но считаю, что есть тайны в этом мире, которые не дано знать флефнобам. Такие ужасные монстры, вроде этого, без слизи на коже, всего лишь с двумя глазами да к тому же плоскими, не способные или не желающие пмбфф, с практически отсутствующими щупальцами… Таких существ не следует беспокоить, пусть живут на своих отвратительных планетах. Есть предел любым научным занятиям, мой образованный друг, во всяком случае должен быть. Нельзя постичь непостижимое.

Вы слышите меня? – умолял Мэншип. – Инопланетное существо Шрину, Лирлду и Гломгу: это попытка телепатической связи. Кто-нибудь, пожалуйста, ответьте. Кто-нибудь!

Он подумал немного, а потом добавил:

– Прием. Конец связи.

– Я не признаю подобных ограничений, Советник. Мое любопытство столь же необъятно, как наша вселенная.

– Вполне вероятно, – зловеще ответил Гломг, – но есть вещи в Тиз и Тетзбахе, професор Лирлд, которые и не снились вам в вашей философии.

– Моя философия, – начал было Лирлд, а потом прервался, чтобы объявить: – Прибыл ваш сын. Почему бы вам не спросить его? Не имея результатов с полдесятка научных исследований, которые такие сановники, как вы, периодически пытаются запретить, он не смог бы проявить весь свой героизм межпланетного исследователя.

Сдавшийся на волю рока, но все еще любопытствующий Мэншип открыл глаза, чтобы взглянуть на очень узкий черный чемодан, окруженный целым ворохом напоминавших спагетти щупалец, который взобрался на стол.

– Что это такое? – спросил новоприбывший, выгибая копну своих презрительных глаз на стебельках над головой Мэншипа. – Он выглядит как аюрд с плохим гипплстатиком.

Он немного подумал, и добавил:

– Быстро прогрессирующим гипплстатиком.

– Это существо с астрономической единицы 649‐301‐3, которое я только что успешно телепортировал на нашу планету, – с гордостью сказал Лирлд. – Обратите внимание, Рабд, без какого-либо передатчика на том конце! Признаюсь, не понимаю, почему это сработало в этот раз, хотя раньше никогда не действовало. Видимо, это повод для дальнейших исследований. Однако же прекрасный образец, Рабд. И, насколько мы можем оценить, в идеальном состоянии. Можете пока его убрать, Шрин.

– Нет, Шрин, не надо этого делать… – Мэншип только начал возражать, когда огромный прямоугольник какого-то гибкого материала упал с потолка и полностью накрыл его. Через мгновение столешница, на которой он сидел, опустилась, а материал был пропущен под ним, собран и закреплен кем-то снизу. Затем, прежде чем он смог взмахнуть рукой, столешница внезапно взмыла вверх, что не только причинило ему боль, но и дезориентировало в пространстве.

Ситуация дошла до того, что его упаковали как подарок ко дню рождения. Время шло, а положение становилось все хуже и хуже, решил он. Что ж, хоть на некоторое время они оставят его в покое. И, похоже, они не намеревались уложить его на лабораторную полку за пыльные склянки с заспиртованными зародышами флефнобов.

Тот факт, что скорее всего он стал первым человеком в истории, установившим контакт с внеземной цивилизацией, не воспринимался как повод для гордости.

С самого начала, как он вспомнил, контакт получился довольно жалким, контакт того типа, когда странно раскрашенный мотылек контактирует с сачком коллекционера, – а вовсе не знаменательная встреча гордых представителей двух разных цивилизаций.

Вторая, и более важная проблема, выкрадывание человека через всю галактику могло привести в восторг астронома, социолога и даже физика, но не доцента сравнительного литературоведения.

Конечно, за всю свою жизнь он много раз предавался самым фантастическим грезам. Однако они были связаны, преимущественно, с присутствием, к примеру, на премьере Макбета