Цитаты из книги «Звук и ярость»

ловеку отдаю должное, не важно, какая у него религия или еще там что-нибудь. Против евреев я лично ничего не имею, – говорю я. – Просто у них порода такая. Вы же согласитесь, что они ничего не производят. Приходят в новые края вслед за пионерами и продают им одежду. – Вы, наверное, имеете в виду армян, – говорит он. – А пионерам новая одежда ни к чему.

А что я тебе говорю. – Сказал Роскус. – Никакому дому судьбы не будет, если в нем имя собственного ребенка называть не хотят.

Нет этому дому судьбы. – Сказал Роскус. – Я с самого начала знал. А как ему сменили имя, так уж все ясно стало. – Да замолчи ты. – Сказала Дилси. Она положила одеяло наверх. Оно пахло, как Т.П. – Чтоб я вас больше не слышала, пока он не заснет. – Я видел знак. – Сказал Роскус. – Такой знак, что Т.П. должен делать за тебя всю твою работу. – Сказала Дилси. Он и Квентин пусть поиграют с Ластером, Т.П. Отведи их к дому, чтобы Фроуни за ними присматривала, а сам иди помогай отцу.

Я видел их. Потом я видел Кэдди с цветами в волосах и в длинной вуали, как светящийся ветер. Кэдди. Кэдди. – Тише. – Сказал Т.П. – Они тебя услышат. Слезай быстрее. – Он тащил меня. Кэдди. Я царапал моими руками по стене. Кэдди. Т.П. тащил меня. – Тише. – Сказал он. – Тише. Иди сюда быстрее. – Он тащил меня. Кэдди. – Тише ты, Бенджи. Хочешь, чтоб

Кэдди ведь тоже женщина, не забывай. И может исходить из женских побуждений.

Я совершил кровосмешение сказал я отец это был я это не был Далтон Эймес

Мори чтобы научить нас тому же она не могла понять что отец учил нас что все люди это просто сгустки куклы набитые опилками набранными с мусорных куч куда были выброшены все прежние куклы и опилки текли из какой раны в каком боку того кто не за меня не умер.

. Потому что, сказал он, ни одна битва никогда не выигрывается. Она даже не начинается. Поле брани только открывает человеку глаза на его собственное безумие и отчаяние, а победа – это самообман философов и глупцов.

Он замерз. – Сказала Кэдди. – Посмотри. – Она отломила верхушку воды и прижала кусок к моему лицу. – Лед. Это значит, что сейчас очень холодно. – Она помогла мне перейти, и мы пошли вверх по холму. – Нам нельзя даже сказать маме и папе. Знаешь, что я думаю. Я думаю, что это сюрприз для мамы, и папы, и для мистера Паттерсона, для них всех, потому что мистер Паттерсон прислал тебе конфет прошлым летом. Там был забор. Стебли высохли, и в них стучал ветер. – Только я не понимаю, почему дядя Мори не послал Верша. – Сказала Кэдди. – Верш ничего не сказал бы. – Миссис Паттерсон смотрела из окна. – Подожди здесь. – Сказала Кэдди. – Вот тут. Я сейчас вернусь. Дай мне письмо. – Она взяла письмо из моего кармана. – Держи руки в карманах. – Она перелезла через забор с письмом в руке и пошла сквозь бурые стучащие цветы. Миссис Паттерсон подошла к двери, и открыла ее, и стояла там. Мистер Паттерсон рубил в зеленых цветах. Он перестал рубить и посмотрел на меня. Миссис Паттерсон шла через сад бегом. Когда я увидел ее глаза, я начал плакать. Эй, ты, идиот, сказала миссис Паттерсон, я же говорила ему, чтобы он больше никогда не присылал тебя одного. Дай его мне. Быстрее. Мистер Паттерсон шел к нам быстро с тяпкой. Миссис Паттерсон нагнулась через забор, протягивая свою руку. Она старалась перелезть через забор. Дай его мне, сказала она, дай его мне. Мистер Паттерсон перелез через забор. Он взял письмо. Платье миссис Паттерсон зацепилось в заборе. Я опять увидел ее глаза, и я побежал вниз по холму. – Там ничего, кроме домов, нету. – Сказал Ластер. – Мы пойдем к ручью. Внизу у ручья они стирали. Одна пела. Я чуял белье, которое хлопало, и дым, который качался через ручей. – Ты оставайся тут. – Сказал Ластер. – Там тебе делать нечего. Они наверняка в тебя заедут. – Чего он хочет сделать. – Он сам не знает, чего он хочет сделать.

трудно поверить что любовь или печаль не более чем облигация купленная ненамеренно выходящая в тираж хочешь ты того или нет