Офис Бюро регистрации компаний располагался как раз напротив, через узенькую улочку, и здесь Марка приняли с совершенно другой тональностью. В этом мрачном помещении, похожем на пещеру, хозяйничала юная леди в строгой жакетке серого цвета с розоватым отливом и юбке свободного кроя, что находилось в странном противоречии с ее живыми глазами и бойким видом.

Как только Марк вошел и затворил дверь, хорошенькое маленькое личико ее с усеянным веснушками вздернутым носиком осветилось улыбкой, и уже через пару минут она дружески, с заговорщицким видом помогала ему разбираться в служебных записках, учредительных документах и договорах ассоциации «Ледибург эстейтс лимитед».

– Вы здесь живете? – спросила девушка. – Что-то я вас раньше не видела.

– Нет, я живу не здесь, – ответил Марк, не поднимая головы.

Сейчас он с трудом мог сосредоточиться на документах, тем более что живо помнил свою последнюю встречу с одной юной девицей.

– Повезло вам, – театрально вздохнула девушка. – Здесь у нас так скучно, по вечерам после работы совсем нечего делать.

Она с надеждой ждала ответа, но так и не дождалась.

Членами правления ледибургской компании недвижимости были мистеры Дирк Кортни и Рональд Бересфорд Пай, которые владели только по одной акции каждый, но этого хватало, чтобы получить право действовать как должностные лица компании.

Остальные девятьсот девяносто девять тысяч девятьсот девяносто восемь стопроцентных пятишиллинговых акций принадлежали Ледибургскому сельскохозяйственному банку.

– Большое вам спасибо, – сказал Марк, возвращая девушке папку и стараясь избегать ее откровенного взгляда. – А можно посмотреть папку с документами Сельскохозяйственного банка?

Она немедленно принесла и ее.

Миллионом акций Ледибургского сельскохозяйственного банка стоимостью в один фунт каждая владели три человека, все члены совета директоров компании.

Дирк Кортни: 600 000 стопроцентных акций.

Рональд Бересфорд Пай: 200 000 стопроцентных акций.

Деннис Петерсен: 200 000 стопроцентных акций.

Марк нахмурился; паутина оказалась сплетена искусно и замысловато, снова и снова встречались одни и те же имена. Он и их переписал в свою записную книжку.

– Меня зовут Марион, а вас как?

– Марк… Марк Андерс.

– Марк… какое сильное, романтичное имя! Вы читали «Юлия Цезаря»? Там был такой Марк Антоний – сильный и романтический персонаж.

– Да, сильный, – согласился Марк. – Это правда. Сколько я вам должен заплатить пошлины?

– О, да я просто сделаю вид, что ничего и не было.

– Нет, послушайте, не надо этого… я хочу заплатить.

– Ну хорошо… если вы так хотите.

Марк направился к выходу и остановился у двери.

– Спасибо, – смущенно поблагодарил он. – Вы были очень добры.

– О, не стоит благодарности. Если понадобится еще что-нибудь, заходите. Вы знаете, как меня зовут и где меня найти.

Вдруг она ни с того ни с сего густо покраснела. Пытаясь это скрыть, девушка схватила папки и отвернулась. А когда снова посмотрела в сторону двери, Марка уже не было; она грустно вздохнула, прижимая папки к пухлой маленькой груди.

Марк нашел и счета недвижимости деда, которые с пренебрежением предъявил ему судебный распорядитель в папке, озаглавленной «Имущество лиц, умерших без завещания, стоимостью менее 100 фунтов».

С правой стороны перечислялись две винтовки и дробовик, четыре упряжных быка и двуколка; все было продано на открытом аукционе за восемьдесят четыре фунта и шестнадцать шиллингов. С левой стороны – оплата услуг юристов и комиссионные вознаграждения некоему Деннису Петерсену, а также стоимость услуг по ликвидации землевладения. Всего набежало сто двадцать семь фунтов. Сальдо счета оказалось дебетовым. Разницу разверстали, и дело было закрыто. Джон Арчибальд Андерс ушел в мир иной, почти ничего после себя не оставив, даже тех трех тысяч фунтов, которые ему заплатили за Андерсленд.

Марк взял ранец и снова вышел на улицу, залитую яркими лучами полуденного солнца. По Мейн-стрит медленно катила цистерна с водой для поливки, ее влачили два быка; тонкие струи воды сверкали в воздухе, прибивая толстый слой пыли.

Марк постоял, вдыхая запах воды, льющейся на сухую землю, и разглядывая стоящее на другой стороне улицы громадное здание Ледибургского сельскохозяйственного банка.

В голове мелькнула мысль: а не пойти ли туда и не потребовать ли от сидящих там людей объяснений, что могло заставить старика изменить свое твердое решение умереть и быть похороненным в Андерсленде, как ему выплатили деньги за землю и что он с ними сделал?

Но эта мысль быстро испарилась. Люди, работающие в этом здании, являлись существами особой породы – не чета нищему, без гроша в кармане, внуку неграмотного, бедного фермера. В обществе люди поделены на определенные имущественные группы, и между ними – невидимые барьеры, перепрыгнуть которые никому не под силу, даже если у тебя есть университетский диплом, боевая медаль за отвагу и ты уволен из армии с прекрасной аттестацией.

Это здание – храм, посвященный богу богатства и власти, там обитают не люди, а полубоги. А все те, кто подобен Марку Андерсу, со своими требованиями дать ответ на совершенно пустячные вопросы о каком-то никому не известном старике, там незваные гости.

– «Имущество лиц, умерших без завещания, стоимостью менее ста фунтов», – громко прошептал Марк и отправился туда, где лязгала, шипела и пыхтела железнодорожная товарная станция.

– Да, – ответил ему начальник станции, – Пит Грейлинг был машинистом локомотива на магистральной линии, а сын у него работал кочегаром, но в свое время оба уволились, несколько месяцев назад, еще в тысяча девятьсот девятнадцатом году. – Он задумчиво потер подбородок. – Нет, куда они двинули, я не знаю, да и вообще, черт побери, я даже рад, что они ушли. Хотя погодите, кажется, вспомнил: сынок его что-то говорил про Родезию, мол, они туда собираются. Ферму хотят купить, что ли, – усмехнулся он. – Ферму! Интересно, на какие шиши? Хотят-то хотят, да хотелка не выросла. На зарплату машиниста или кочегара не очень-то разгуляешься.

Зал заседаний правления Ледибургского сельскохозяйственного банка занимал половину верхнего этажа здания; один ряд окон от пола до потолка выходил на восток, откуда в жаркие летние дни всегда дул прохладный ветерок с моря; другие окна смотрели в сторону нагорья. Оно служило прекрасным фоном раскинувшемуся внизу городу и придавало импозантный вид всему огромному помещению с высоким, аляповато расписанным потолком, на котором пляшущие белые херувимы с гроздьями винограда в руках застыли в вечном веселье.

Панели красного дерева, закрывающие стены, оттеняли зеленые бархатные портьеры с обработанными золотистой тесьмой краями.

Ковер на полу, тоже зеленый, обладал достаточной толщиной, чтобы заглушить топот копыт кавалерийской атаки. Стол для заседаний был сработан из мрамора и отделан золоченой бронзой в виде виноградных листьев и обнаженных женских фигур; они карабкались вверх по его ножкам, играли на арфах или с наигранной скромностью танцевали.

С одной стороны стола в почтительной позе стоял мужчина с короткой шеей и широченными плечами борца. Зад его бриджей лоснился от частого соприкосновения с лошадиным седлом, сапоги покрывала пыль, – видимо, он только что проделал долгий путь верхом на лошади. Мужчина держал в руках мягкую фетровую шляпу и нервно теребил пальцами ее поля.

Напротив него, на другом конце мраморного стола, в мягком кожаном кресле элегантно раскинулся другой человек. Даже когда он сидел, видно было, что это человек крупный, а его дорогой костюм из тонкого британского сукна скрывает широкие, сильные плечи.

На этих плечищах изящно сидела великолепная голова с лоснящимися, искусно подстриженными волосами, темные пряди которых, спускаясь на щеки, переходили в холеные бакенбарды. Сильный, гладко выбритый подбородок выдавался вперед, как у человека, привыкшего повелевать; над подбородком расположился широкий решительный рот с прекрасными белыми зубами, которыми сейчас он задумчиво покусывал нижнюю губу. Подперев подбородок кулаком с тщательно отделанными ногтями, он внимательно слушал, слегка хмурясь; на лбу его, над переносицей между темными умными глазами образовались три поперечные морщины в виде птичьей лапы.

– В общем, я подумал, что вам, наверно, это будет интересно, мистер Кортни, – слегка запинаясь, закончил говорящий и переступил с ноги на ногу, приминая ковер пыльными сапогами.

В зале заседаний наступило молчание. Человек беспокойно бросил быстрый взгляд на двух других джентльменов, расположившихся с обеих сторон Дирка Кортни, но потом снова перевел взгляд на сидящего между ними.

Дирк Кортни опустил руку на колени, и лицо его просветлело.

– Думаю, вы все сделали правильно, Хобдей, – сказал он, и улыбка сделала его лицо еще более привлекательным. – Идите в вестибюль и отдохните. Секретарь даст вам чего-нибудь подкрепиться, а потом мы с вами еще поговорим. Никуда не уходите.

– Да, сэр, мистер Кортни, сэр.

Человек живо направился к выходу. Как только за ним закрылась дверь, двое сидящих по обе стороны Дирка Кортни одновременно заговорили, перебивая друг друга:

– В свое время я предупреждал вас, что так оно и выйдет…

– Но вы же говорили, что он убит…

– Мне никогда не нравилась эта мысль…

– Ага, я так и думал, что на этот раз все зайдет слишком далеко…

Они говорили, волнуясь и задыхаясь, а Дирк Кортни сидел с плавающей на губах загадочной полуулыбкой и с пристальным вниманием разглядывал кольцо с бриллиантом на мизинце правой руки, вертя большой драгоценный камень так, чтобы тот поймал свет из окна и отправил мерцающее отражение на высокий потолок над головой своего хозяина.

Минуты через две оба говоруна наконец умолкли, и Дирк Кортни обратил на них вежливый взгляд:

– Ну что, вы закончили? Я вас выслушал и пришел к заключению, что все это в высшей степени умно, конструктивно и впечатляюще. – Он выжидательно посмотрел на одного, потом на другого и, не услышав ответа, продолжил: – К несчастью, вы не обладаете полнотой фактов. К вашему сведению, существует еще кое-какая информация. В город он прибыл утром и отправился прямо в Комиссию по земельным наделам, оттуда в Регистрационное бюро компаний, а потом наведался и к начальнику станции…

Раздался новый взрыв причитаний, а Дирк Кортни выбрал сигару из специальной коробки с увлажнителем и спокойно занялся ею: позолоченным перочинным ножичком аккуратно обрезал кончик, слегка послюнил между губ и, зажав сигару между указательным и большим пальцем, стал дожидаться, когда они снова замолчат.

– Благодарю вас, джентльмены… но, как я и говорил, джентльмен, о котором идет речь, отправился на товарную станцию и стал наводить справки о Грейлинге и его сыне.

На этот раз они не сказали ни слова, только обменялись между собой ошеломленными и недоверчивыми взглядами; молчание продолжалось все время, пока Дирк Кортни зажигал спичку, ждал, когда прогорит сера, и раскуривал сигару.

– Это все была ваша идея, – сказал Рональд Пай.

Он был как минимум лет на тридцать старше Дирка Кортни. Некогда сытое, тучное тело его под дорогой жилеткой теперь обвисло, покрытые поблекшими веснушками и возрастными пигментными пятнышками щеки тоже свисали, как петушиные сережки. Волосы выцвели и поредели; когда-то огненно-рыжие, они лишь кое-где сохранили свой прежний цвет. Но вот уши все так же бодро торчали в стороны, и казалось, что он вечно к чему-то настороженно прислушивается, как пустынная лисица фенек, и глазки его все так же хитро поблескивали, заглядывая в лицо Дирку Кортни.

– Да, – согласился Дирк Кортни. – Бо́льшая часть идей, возникающих здесь, действительно принадлежит мне. Именно поэтому с тех самых пор, как я начал одаривать вас своими идеями, чистая сумма резервов Сельскохозяйственного банка с полутора миллионов фунтов за десять лет увеличилась до пятнадцати миллионов…

Ронни Пай продолжал поедать его глазами, в тысячный раз горько сожалея о том, что десять лет назад вообще поддался искушению и допустил к управлению банком этого юного авантюриста, этого щеголеватого флибустьера.

Видит бог, имелась ведь возможность подумать, проявить осторожность; он достаточно долго колебался, прежде чем принять фантастическое предложение Дирка Кортни. Он слишком много знал об этом парне, знал всю его подноготную, знал, как он жил в Ледибурге и как при весьма сомнительных обстоятельствах ушел из дома, порвав со своим отцом и с семьей.

Потом уже, через несколько лет, Дирк неожиданно, без предупреждения, явился в офис к Рональду Паю и сделал свое роковое предложение.

С первого взгляда было видно, что прежний мальчик превратился в мужчину, причем крутого, чуть ли не отморозка, но предложение выглядело слишком заманчивым, чтобы сразу отказаться, несмотря на то что потом, немедленно после этого разговора, до него стали доходить слухи, тянущиеся за этим парнем, как стервятники за львом. Это должно было насторожить его; тот факт, что Дирк Кортни мог предложить за шестьдесят процентов банковских акций шестьсот тысяч фунтов стерлингов и при этом подкрепить предложение поручительством лондонского Ллойдс-банка, сам по себе являлся достаточным, чтобы наполнить слухи реальным содержанием. «Насколько реально, чтобы честный человек всего за несколько лет мог заработать такую прорву денег?» – задавал он себе вопрос.

Но в конце концов денежки соблазнили Ронни Пая, но не только они, а еще и возможность взять реванш над своим извечным врагом, генералом Шоном Кортни. Перспектива предоставить блудному сынку генерала столь высокое положение в самом средоточии родной земли клана Кортни приводила его в восторг. Словом, чашу весов перевесило злорадство плюс шестьсот тысяч фунтов наличных денег.

А сделка-то эта вышла боком.

– Я с самого начала был против, – говорил он сейчас.

– Мой дорогой Пай, вы против всякой новой идеи – в принципе. А ведь всего неделю назад вы млели от радости, как девственница перед брачной ночью, при виде балансового отчета «Ледибург эстейтс» и «Сахарной компании Зулуленда».

Дирк встал. Рост его производил сильное впечатление. Не выпуская сигары из крепких белых зубов, он обеими руками пригладил волосы, расправил складки широкого галстука и потрогал перламутровую булавку. Затем зашагал к противоположной стенке зала.

Здесь Дирк развернул висящую карту Зулуленда и Северного Наталя, сразу закрывшую половину стены, и отступил от нее. Крупный масштаб карты позволял четко провести границы каждой фермы. Фермы, принадлежащие компании «Ледибург эстейтс», были аккуратно закрашены зеленым цветом. Эти земли простирались от моря до гор – картина огромных земельных владений с их природными богатствами выглядела поистине впечатляющей.

– Вот, джентльмены, перед вами проект, которому вы столь яростно сопротивляетесь, – снова улыбнулся он. – Выходит, он оказался вам не по зубам.

Улыбка его погасла, и Дирк нахмурился. Когда он хмурился, длинные губы его язвительно сжимались, а в лучистых глазах сверкали злобные огоньки.

– Ключик ко всей этой операции находился здесь, на реке Умфолози; это вода, и нам она необходима, иначе все остальное не имеет смысла. И вот один глупый, упрямый, необразованный старый козел…

Дирк резко оборвал свою речь, но через секунду снова улыбнулся; от волнения голос его звучал глухо:

– И это все теперь наше, весь южный берег реки… и это еще не все!

Он вытянул руки с растопыренными пальцами и прижал их к карте, словно когтистые лапы.

– Вот здесь, – продолжал он, – и здесь, и вот это…

Руки его жадно поползли по карте на север. Со смехом он оглянулся на них, вскинув большую красивую голову.

– Вы только поглядите на себя, – рассмеялся он, – у вас коленки дрожат от страха… и все потому, что я делаю вас богатыми!

Теперь раскрыл рот Деннис Петерсен. Ровесник Ронни Пая, он был женат на его сестре, и, если бы не это, его никогда не усадили бы за мраморный стол с украшениями из золоченой бронзы, потому что как личность он ничего собой не представлял. Разодетый в пух и прах, этот толстый коротышка обладал невыразительными, словно смазанными, чертами лица и бесцветными глазками.

– И что же нам теперь делать? – спросил он, сцепив руки на коленях так, что казалось, он в отчаянии заламывает их.

– Нам? – добродушно отозвался Дирк и направился к его креслу. – Ты говоришь «нам», мой дражайший Деннис?

Несмотря на разницу в возрасте, он отечески потрепал Денниса по плечу.

– Вам, – он сделал упор на это местоимение, – не придется ничего делать. Отправляйтесь оба к себе в контору, а как только все кончится, я вам сообщу.

– Послушай, Дирк… – Деннис решительно выпятил подбородок. – Не надо больше этого… насилия, слышишь? – Но, встретившись глазами со взглядом Дирка, он сразу сник. – Прошу тебя, – промямлил он.

Дирк усмехнулся:

– Проваливайте складывать свои циферки… оба проваливайте… считайте свои денежки. И ни о чем не беспокойтесь.

Он помог им встать с кресел, положил руки на плечи и проводил до дверей.

– Деннис, – сказал он на прощание, – завтра в девять у нас заседание, я буду докладывать о новом заводе дубильного экстракта в Стэнгере. Мне понадобятся цифры, позаботьтесь о том, чтобы они у меня были.

Когда Дирк Кортни остался один, лицо его изменилось, глаза сузились. Погасив окурок сигары в пепельнице из оникса, он направился к двери, ведущей в вестибюль.

– Хобдей, – тихо позвал он. – Подойдите сюда на минутку, прошу вас.

У охотников такое бывает: казалось бы, только что след выглядел отчетливым и свежим – и вдруг потерялся. Подобное с Марком уже случалось однажды, когда они с дедом охотились неподалеку от Чакас-Гейт.

– Все, след пропал, тупик, – пробормотал он вслух.

Марк неуверенно остановился посреди главной улицы Ледибурга. Казалось, найти могилу деда уже невозможно. Найти и доставить его останки домой, перезахоронить рядом с женой Элис в Андерсленде.

Еще одна проблема, хотя и не столь важная, – куда девались деньги, которые дед выручил за Андерсленд? Три тысячи фунтов. В глазах Марка эта сумма представляла собой огромное состояние, и было бы хорошо как-нибудь выведать, что с ними случилось. С такой суммой он мог бы просто купить себе землю где-нибудь в другом месте.

Тут Марк столкнулся с проблемой, о которой до сих пор старался не думать, признавая, что шансов здесь мало и все они очень слабые. Стоило только представить, что́ для этого нужно сделать, как что-то болезненно сжималось в животе. С большим трудом он взял себя в руки и двинулся к высокому зданию Ледибургского сельскохозяйственного банка. Но не успел к нему подойти, как часы на церковной башне в конце улицы пробили пять, эхо звона прокатилось по всей долине, и с десяток сотрудников банка группой, весело переговариваясь, вышли из парадного входа, явно довольные, что рабочий день закончился, а страж в униформе принялся закрывать на замки массивные двери красного дерева.

Ощутив тайное облегчение, Марк повернул обратно.

– Завтра приду, – твердо пообещал он себе.

Пансион, располагавшийся за церковью, сулил обед и ночлег за семь шиллингов и шесть пенсов, но Марк всего секунду думал об этом. Соверены из тайника деда стоило поберечь, они еще пригодятся.

Добравшись до моста через Бабуинов ручей, он спустился на берег и двинулся вниз по течению, чтобы подыскать местечко, где можно заночевать.

Вскоре нашлось отличное место в четверти мили от моста, с деревьями и сухими ветками для костра, но как только Марк спустился к воде, в нос ударила страшная вонь, он не успел даже коснуться фляжкой потока. Марк присел на корточки у воды. Вдоль берега у самой кромки колыхалась густая мыльная пена, покрывающая и стебли тростника. И тут Марк впервые обратил внимание на цвет тростника: он был весь бурый и, по-видимому, мертвый, а в воде булькали зловещие пузырьки какого-то газа. Он набрал пригоршню воды и понюхал, после чего с отвращением выплеснул обратно и встал, вытирая руки о штаны.