Маниоро выглянул в окно. Шесть его соплеменников пали на плацу и сейчас лежали там среди полуголых врагов. У каждого из масаи остался почти полный патронташ.

– Выйдем и заберем патроны, пока нанди не опомнились, – решил Леон.

Маниоро, закончив снаряжать магазин, закрыл затвор и прислонил винтовку к подоконнику.

Лейтенант сунул в кобуру револьвер и тоже подошел к двери. Несколько секунд они просто стояли у порога, набираясь решимости для рискованной вылазки. Сержант посмотрел ему в глаза, и Леон ободряюще усмехнулся. Хорошо все-таки, что рядом не кто-то, а именно Маниоро. Они были вместе с тех самых пор, как он прибыл из Англии и поступил в полк. Прошел всего лишь год, но за это время у них сложились крепкие отношения.

– Готов?

– Готов, бвана.

– Вперед, стрелки!

Леон распахнул дверь, и они выскочили из дома. Ступеньки были скользкие от крови и завалены телами убитых; лейтенант перепрыгнул через неожиданное препятствие и рванул к ближайшему аскари. Подбежав, упал на колени, быстро расстегнул ремень, стащил тяжелые ленты и перебросил через плечо. На все ушло несколько секунд. Леон метнулся к другому убитому, и тут со стороны банановой плантации донеслись громкие, злобные крики. Не обращая внимания на шум, он упал рядом со вторым солдатом и поднял голову только после того, как перекинул через плечо еще один патронташ. Нанди уже подбегали к плацу. Лейтенант вскочил.

– Назад, в дом! Быстрее! – крикнул Леон обвешанному лентами сержанту, который продолжал собирать боеприпасы.

Лейтенант задержался подобрать винтовку, валявшуюся неподалеку от мертвого солдата, и лишь потом побежал к веранде. У ступенек он оглянулся – Маниоро отстал на несколько шагов, а первые нанди уже достигли плаца и быстро приближались.

– Едва успели! – выдохнул Леон и вдруг увидел, что один из преследователей снимает с плеча тяжелый лук, – с такими обычно выходили охотиться на слонов. Холодок тревоги пробежал по спине. Нанди были умелыми лучниками. – Беги, черт возьми, беги! – крикнул он, потому что нанди достал длинную стрелу и натянул тетиву так, что оперенье коснулось губ. В следующее мгновение лучник разжал пальцы, и стрела бесшумно устремилась по невысокой дуге вперед, к цели – незащищенной спине Маниоро. – Берегись!

Конечно, предупреждение запоздало, и ему оставалось только наблюдать.

– Боже… – успел прошептать Леон. – Боже, не надо!

В какой-то момент показалось, что стрела разминется с целью, просто не долетит – уж больно резко она нырнула… Надежда прожила лишь долю секунды. Подстегнутый отчаянным желанием помочь, лейтенант дернулся и… остановился. Самого удара Леон не увидел – стрела ударила в Маниоро сзади, – зато услышал глухой звук рвущейся плоти. Сержант оглянулся – длинный наконечник глубоко вошел в бедро – и попытался сделать шаг, но раненая нога подвернулась. Леон сбросил с плеча патронные ленты, швырнул их и винтовку в открытую дверь и побежал назад. Маниоро прыгал ему навстречу, волоча ногу, из которой торчало, покачиваясь, тонкое древко. Вторая стрела просвистела на расстоянии ладони от уха – Леон вздрогнул, ощутив движение воздуха, – и ударилась в стену веранды.

Добежав до сержанта, он обхватил его правой рукой, взвалил на спину и поспешил к дому. Удивительно, но при высоком росте масаи оказался очень легким. Лейтенант весил фунтов на двадцать больше, и это были двадцать фунтов мышц. Сил добавляли страх и отчаяние. Добравшись до веранды, он без особых церемоний свалил Маниоро в дальний угол и сам одним прыжком перемахнул через стену. Вокруг стучали стрелы. Не обращая на них внимания, Леон легко, как ребенка, поднял масаи на руки и протиснулся вместе с ним в дверь. А секундой позже нанди добежали до стены.

Леон опустил Маниоро на пол, схватил винтовку, которую забрал у мертвого аскари, повернулся, успев загнать патрон в патронник, и через оставшуюся открытой дверь выстрелил во влезшего на веранду нанди. Потом передернул затвор и выстрелил еще раз. И еще. Когда патронов в обойме не осталось, Леон захлопнул дверь. Сделана она была из толстых, тяжелых досок красного дерева; прочная рама глубоко сидела в стене. Тем не менее и она содрогнулась под натиском разъяренных нанди. Леон выхватил револьвер и дважды выстрелил через дверь. С другой стороны донесся короткий крик боли. И тишина. Леон ждал. За дверью пошептались, босые ноги прошлепали по деревянному полу веранды… Внезапно в одном из окон появилась раскрашенная физиономия. Леон вскинул руку с револьвером, но спустить курок не успел – за спиной у него грохнула винтовка. Голова исчезла.

Лейтенант оглянулся – Маниоро как-то прополз через комнату до противоположной стены и даже поднялся, опираясь на винтовку, которую, выходя пару минут назад, оставил у подоконника. Сержант выстрелил еще раз. Леон услышал чавкающий звук пули и, мгновение спустя, плотный удар упавшего тела.

– Моран! Воин! – пропыхтел он.

Масаи улыбнулся, принимая комплимент:

– Не сваливай на меня всю работу, бвана. Прикрой второе окно.

Леон убрал в кобуру револьвер, схватил винтовку и подбежал к открытому окну. Он даже успел снарядить магазин – две обоймы по пять патронов. Ему нравился «ли-энсфилд» – держать в руках такое оружие одно удовольствие. Встав у окна, он открыл беглый огонь. Маниоро поддержал командира, и нанди, никак не ожидавшие такого отпора, резво очистили плац, укрывшись за банановыми пальмами.

Сержант медленно сполз на пол и, прислонившись к стене, вытянул ноги, положил раненую на здоровую, чтобы торчащая из бедра стрела не касалась пола.

Еще раз выглянув в окно и убедившись, что враг отступил и на плацу никого не осталось, Леон подошел к Маниоро и, присев на корточки, осторожно потянул стрелу за древко. Воин моргнул. Леон потянул чуть сильнее, но зазубренный наконечник сидел прочно и не поддавался. Сержант не издал ни звука, не скрипнул зубами, только по лицу катился и падал на тунику крупный, с горошину, пот.

– Вытянуть не смогу, – сказал Леон. – Придется обломать древко, а ногу перевязать.

Маниоро посмотрел на него пристально и без всякого выражения, потом широко улыбнулся, показав ровные белые зубы. Мочки ушей у него были проколоты еще в детстве, дырочки затем растянули, и теперь в них висели костяные диски, придававшие лицу лукавое и даже немного проказливое выражение.

– Вперед, стрелки! – ответил он, подражая лейтенанту, и это прозвучало так неожиданно, так странно, с легким пришепетыванием, что Леон негромко хохотнул и тут же, воспользовавшись моментом, переломил тростниковое древко близко к тому месту, где оно выступало из сочащейся кровью раны.

Маниоро зажмурился, но стерпел молча.

Перевязочный материал лейтенант нашел в патронной сумке, которую принес с плаца, взяв у убитого аскари. Рану он постарался перемотать поплотнее, чтобы обломок по возможности не смещался, а закончив работу, выпрямился и оценил ее критическим взглядом. Потом снял с пояса фляжку с водой, сделал несколько глотков и протянул ее Маниоро. Масаи заметно смутился: аскари не полагалось пить из офицерской фляжки. Леон нахмурился и настойчиво сунул ее в руку сержанту:

– Пей, черт тебя дери! Это приказ!

Маниоро откинул голову и, высоко подняв бутылку, наклонил ее так, чтобы вода лилась в рот, а горлышко не касалось губ. Кадык подпрыгнул три раза – масаи сделал три глотка, после чего туго забил пробку и вернул бутылку Леону:

– Слаще меда.

– Как только стемнеет, будем выбираться, – сказал Леон.

Маниоро ненадолго задумался.

– Куда пойдешь?

– Мы пойдем той же дорогой, какой и сюда шли. – Лейтенант выделил «мы». – Надо обязательно вернуться к железной дороге.

Маниоро усмехнулся.

– Что тебя рассмешило, моран? – нахмурился Леон.

– До железной дороги никак не меньше двух дней, – напомнил Маниоро и, покачав головой, многозначительно провел ладонью по повязке. – Ты пойдешь один, бвана.

– Уж не надумал ли ты дезертировать? Знаешь, это ведь серьезное преступление, за него расстреливают и… – Леон не договорил, – уловив движение за окном, он схватил винтовку и трижды выстрелил в сторону плаца. По крайней мере одна пуля нашла живую цель – кто-то зло вскрикнул от боли. – Павианы! – проворчал он. На кисуахили сравнение с этой обезьяной считалось оскорбительным. – И сыновья павианов. – Он положил винтовку на колени, потянулся за патронташем и, не глядя на масаи, добавил: – Пойдем вместе. Я тебя понесу.

– Ты понесешь меня, бвана? – вежливо спросил Маниоро и, насмешливо улыбнувшись, добавил: – А ты не забываешь, что нас будут преследовать? И что, будешь нести меня все два дня? Ты это хочешь сказать? Я не ослышался?

– Да. Но может быть, мой умудренный опытом и остроумный сержант предложит лучший план? – вопросом на вопрос ответил Леон.

– Два дня! – Маниоро закатил глаза. – В таком случае мне стоит называть тебя лошадью.

Немного помолчали. Первым снова заговорил Леон:

– Говори же, о мудрейший. Дай совет.

Помолчав немного, Маниоро кивнул:

– Земля, на которой мы сейчас, принадлежит не нанди. Здесь пастбища моего народа. Эти подлые трусы вторглись во владения масаи.

Леон кивнул. На его карте границ, о которых говорил Маниоро, разумеется, не было, и в полученном им приказе ни о каких разграничениях речи не шло. Начальство, скорее всего, не имело ни малейшего представления о тонкостях межплеменного территориального размежевания, однако до начала восстания Леон не раз бывал в этих местах, когда их высылали в пешие патрули.

– Это я знаю – ты сам мне объяснял. А теперь расскажи, какой у тебя план.

– Если ты пойдешь к железной дороге…

Леон поднял руку:

– Ты хочешь сказать – если мы пойдем к железной дороге.

Маниоро едва заметно склонил голову в знак согласия:

– Если мы пойдем в том направлении, то покинем наши земли и углубимся во владения нанди. Они осмелеют и будут преследовать нас, как стая голодных гиен. А вот если двинемся по долине, – Маниоро указал подбородком на юг, – то останемся на земле масаи и каждый наш шаг будет добавлять страху в трусливые сердца нанди. Далеко они не пойдут – не осмелятся.

Леон, обдумав предложение сержанта, с сомнением покачал головой:

– На юге ничего нет, только лес и горы, а мне нужно поскорее доставить тебя к врачу, пока рана не загноилась. Тогда придется отрезать ногу.

– До маньяты^[5], где живет моя мать, отсюда день пути, – сказал Маниоро.

Вот так сюрприз! На секунду Леон опешил – мысль о том, что у сержанта есть родители, почему-то не приходила ему в голову, – потом, оправившись от удивления, вздохнул:

– Ты не понял. Нам нужен доктор, человек, который сможет вытащить стрелу и не даст тебе умереть.

– Лучшего доктора, чем моя мать, здесь не найти. Она знаменитая шаманка, и ее знают все, от океана до больших озер. Она спасла сотни моранов, раненных копьем или стрелой или пострадавших от когтей льва. У нее есть снадобья, которые и не снились вашим белым докторам в Найроби.

Маниоро прислонился к стене. Кожа его приобрела нездоровый сероватый оттенок, и в запахе пота проступала неприятная, кисловато-тухлая нотка. Секунду-другую мужчины молча смотрели друг на друга, потом Леон кивнул:

– Ладно. Пойдем на юг, по долине. Тронемся, как только стемнеет, пока не взошла луна.

Маниоро снова выпрямился и, вытянув шею, поводил носом, как делает охотничий пес, улавливая далекий, едва различимый запах.

– Нет, бвана. Если пойдем, то выходить надо прямо сейчас. Ты разве не чувствуешь?

Леон втянул влажный солоноватый воздух.

– Дым, – прошептал он. – Эти свиньи решили выкурить нас отсюда. – Он посмотрел в окно. На плацу никого не было, но это не значило, что нанди ушли. Скорее всего, они уже подобрались к дому с тыльной стороны, где окон не было вовсе. Лейтенант взглянул на густую стену банановых пальм – листья едва заметно подрагивали под легким ветерком. – Ветер с востока, это нам на руку. – Он перевел взгляд на Маниоро. – Захватим только самое необходимое, ни унции лишней. Винтовки и патронташи придется оставить. Возьмем по штыку и по фляжке воды. Больше ничего. – С этими словами лейтенант связал три поясных ремня и перекинул петлю через голову на правое плечо. Потом подобрал фляжку, поднес к уху, встряхнул. – Меньше половины. – Он перелил воду из других фляжек в свою и Маниоро. – Что не влезло, выпьем сейчас.

Сказано – сделано. Оставшуюся воду выпили.

– Ну, сержант, вставай. Пора уходить.

Леон обнял масаи за плечи и помог подняться. Стоя на здоровой ноге, Маниоро повесил на пояс фляжку и прицепил штык. Что-то тяжелое упало на крытую тростником крышу прямо у него над головой.

– Факелы, – буркнул Леон. – Подобрались к дому сзади и теперь бросают факелы.

За первой головней прилетела вторая. Запах горелого резко усилился.

– Надо поторапливаться.

Тонкое щупальце черного дыма вытянулось вдоль окна, свернулось и, подхваченное ветром, поплыло наискосок через плац, к банановой плантации. Издалека донеслись возбужденные крики – серая завеса на мгновение рассеялась и тут же сгустилась, скрыв от глаз осажденных не только банановую плантацию, но и плац. Пламя затрещало, разгораясь, заревело глухо, и в этом реве утонули даже восторженные вопли нанди. Горячий, удушающий дым хлынул в комнату. Леон оторвал полоску от полы рубашки и протянул Маниоро.

– Прикрой лицо! – распорядился он, подтягивая на нос шейный платок. – Пошел!

Лейтенант легко перебросил воина-масаи через подоконник и сам прыгнул вслед за ним.

Вместе (Маниоро прыгал на одной ноге, опираясь на плечо лейтенанта) они быстро добрались до подпорной стены в углу веранды, перелезли через нее и остановились, пытаясь сориентироваться в плотной дымной пелене. Охваченная огнем крыша стреляла искрами, больно жалившими обнаженную кожу рук и ног. Держась спиной к ветру, Леон потянул сержанта за собой. Оба задыхались, дым резал глаза, по щекам ползли слезы. Кашель рвался из горла, и они сдерживали его, прижимая ко рту пропитавшиеся потом тряпицы. А потом в дыму проступили деревья.

Легче не стало. Шли на ощупь, держа наготове штыки, зная, что враг может выскочить в любую секунду. Мало-помалу Маниоро начал слабеть, и Леон понял, что выдержать заданную им скорость масаи не в силах, – с каждым шагом сержант все больше и больше не просто опирался, а наваливался на его плечо.

– Останавливаться нельзя, пока не оторвемся, – шепнул он.

– Я и на одной ноге тебя обскачу, – тяжело выдохнул масаи.

– Уж не хочет ли великий хвастун Маниоро предложить пари на сотню шиллингов?

Ответить сержант не успел – Леон схватил его за руку, и они замерли, оглядываясь, прислушиваясь. Тишина. Потом чей-то сухой, надсадный кашель.

Лейтенант убрал с плеча руку Маниоро и одними губами прошептал:

– Жди здесь.

Он пригнулся и, держа в правой руке штык, осторожно двинулся в направлении звука. Убивать человека вот так, собственными руками, ему еще не приходилось, но как это делается, Леон знал, и само движение отрабатывал много раз под наблюдением инструктора. Вот! Силуэт маячил прямо перед ним. Леон прыгнул и с такой силой врезал нанди в висок рукоятью штыка, что тот упал на колени. Прежде чем враг успел опомниться и позвать на помощь, его горло оказалось в тисках замка. Нанди не собирался сдаваться. Намазанный пальмовым маслом, скользкий, как рыба, он вертелся, лягался и отбивался, как только мог. В какой-то момент ему даже удалось вывернуться и освободиться от захвата, тогда Леон обхватил его правой, той, в которой был штык, рукой и ткнул лезвием под ребра. Стальной клинок вошел в плоть на удивление легко.

Нанди задергался и попытался крикнуть – из горла вырвался лишь приглушенный хрип. Штык вошел глубже, и Леон, повернув кисть, взрезал грудную полость. Тело забилось в конвульсиях, изо рта ударила струя темно-красной крови. Леон не мог убрать руку, и кровь потекла по рукаву; капли попали даже на лицо. Нанди судорожно вздохнул в последний раз и обмяк.

Леон подержал тело еще несколько секунд, потом, убедившись, что враг мертв, оттолкнул его и, чуть пошатываясь, вернулся к тому месту, где оставил Маниоро.

– Идем! – прохрипел он, и они пошли дальше – спотыкаясь, покачиваясь, вцепившись друг в друга.

Земля вдруг ушла из-под ног, и они, не удержавшись, покатились по крутому и скользкому глинистому склону – к мелкой речушке. Дым здесь был пожиже, но еще больше Леона порадовало, что он не ошибся в выборе направления: ручеек протекал к югу от бомы.

Лейтенант опустился на колени, зачерпнул пригоршню воды, плеснул в лицо. Потом промыл глаза и стер с рук чужую кровь. Напившись, прополоскал рот, сплюнул. В горле горело и саднило.

Оставив Маниоро внизу, Леон вскарабкался по склону и с минуту всматривался в дымную пелену, прислушиваясь к доносившимся издалека, приглушенным расстоянием голосам. Полежав еще немного, набравшись сил и убедив себя, что нанди не вышли на их след и преследования можно не опасаться, он соскользнул вниз.

Маниоро, понурившись, сидел на мелководье.

– Дай-ка посмотреть на твою ногу.

Леон сел рядом с сержантом. Повязка промокла и испачкалась в грязи. Он размотал тряпицу. Рана выглядела намного хуже: бедро сильно распухло, обломок сместился, рваная плоть потемнела.

– Чудненько, – пробормотал Леон, осторожно ощупывая ногу под коленом.

Маниоро не проронил ни звука, только зрачки расширились от боли, когда лейтенант дотронулся до чего-то засевшего глубоко под кожей.

Леон тихонько присвистнул.

– И что это у нас здесь? – Он провел пальцем по чужеродному телу. Маниоро вздрогнул. – Наконечник стрелы. Вошел сзади и прошел почти насквозь.

Представить, какие мучения терпел масаи, было нетрудно, и лейтенанту стало не по себе – он ничем не мог облегчить страдания подчиненного. Не зная, что делать, он посмотрел в небо. Вечерний ветерок почти рассеял дым, за уплывающими клочьями которого проступала западная вершина эскарпа, охваченная пламенем слабеющих лучей опускающегося солнца.

– Думаю, на какое-то время они нас потеряли. Скоро стемнеет. – Леон помолчал, не решаясь смотреть в глаза Маниоро. – Тебе надо отдохнуть, набраться сил к ночному переходу.

Глаза еще резало от дыма, и он крепко зажмурился, но уже через несколько минут встрепенулся, услышав донесшиеся со стороны бомы голоса.

– Они взяли наш след! – прошептал Маниоро.

Нанди прочесывали банановую плантацию, негромко перекликаясь, как преследующие раненого зверя охотники. Леон понял, что обрадовался слишком рано. Башмаки продавливали слишком глубокие отпечатки на мягкой земле, и обнаружить их не составляло большого труда. Спрятаться было негде, и лейтенант, сняв с пояса штык, снова пополз вверх по склону. Если нанди увидят их, нужно, по крайней мере, быть поближе к врагу, чтобы напасть первым и воспользоваться преимуществом внезапности. Может быть, ему и удастся справиться с двумя или тремя еще до того, как они успеют подать сигнал тревоги и призвать на помощь остальных. Голоса приближались, они звучали у самого склона, и Леон напрягся, готовясь выскочить из укрытия, но тут со стороны бомы донеслись возбужденные крики, и нанди, бывшие в нескольких шагах от него, заволновались, остановились и… побежали назад.

Лейтенант сполз к речке, где его ждал Маниоро.

– Я уж решил было, что игра подошла к концу.

Он присел рядом с масаи, чтобы сменить повязку.

– Почему они ушли?

– Думаю, нашли того парня, которого я убил. Но долго они там не задержатся. Скоро вернутся.

Он помог Маниоро подняться, положил его правую руку себе на плечо, обнял левой и потащил вверх, на другой берег реки.

Остановка у ручья не добавила Маниоро сил. Скорее наоборот. Разорванные мышцы закоченели, и когда он попытался опереться на раненую ногу, она подвернулась, и масаи наверняка упал бы, не подхвати его Леон.