Средний хомса пробирался на четвереньках вдоль забора. Иногда он ненадолго останавливался, высматривая врага в щели между досками. Младший брат следовал за ним.
Добравшись до огорода, хомса лёг на землю и дальше пополз на животе по грядкам салата. По-другому было нельзя. Вражеские шпионы были повсюду, некоторые даже в воздухе.
– Я буду весь чёрный, – сказал младший брат.
– Молчи, если жизнь тебе дорога, – прошептал хомса. – Конечно, ты будешь чёрный, а каким бы ты хотел стать в мангровых зарослях, синим, что ли?
– Это салат, – возразил младший хомса.
– Этак ты, пожалуй, скоро повзрослеешь, – предупредил его брат. – Станешь как мама и папа – и поделом тебе. Потом ты научишься видеть и слышать, как все, а это значит, что ты разучишься видеть и слышать, а там тебе и конец придёт.
– Ой, – сказал младший брат и запихнул в рот горсть земли.
– Эта земля отравлена, – коротко сказал хомса. – И то, что на ней растёт, тоже отравлено. Теперь нас заметили, и всё из-за тебя.
Через гороховые плети на них спикировали два шпиона, но хомса быстро с ними разделался. Задыхаясь от напряжения и усталости, он сполз в канаву и замер неподвижно, как лягушка. Он вслушивался так, что дрожали уши, а голова раскалывалась на части. Другие шпионы бесшумно приближались, они медленно ползли по траве. По траве прерий. Их было не счесть.
– Эй, – позвал младший брат сверху. – Я хочу домой.
– Вряд ли ты когда-нибудь вернёшься домой, – мрачно заметил средний хомса. – Твои кости навсегда останутся белеть в прериях, мама и папа, оплакивая тебя, утонут в собственных слезах, и всё превратится в ничто и огласится одиноким воем гиен.
Младший брат открыл рот, набрал воздуха и заревел.
Судя по звуку, реветь он собирался долго, поэтому дальше хомса пополз один. Он не имел ни малейшего представления о расположении противника и не знал уже даже, как он выглядит.
Чувствуя, что его предали, хомса гневно подумал: «И зачем только нужны эти младшие братья! Лучше бы они сразу рождались взрослыми или не рождались вообще. Они ничего не знают о войне. Лучше бы их держать в ящике, пока не наберутся ума».
В канаве было мокро, поэтому хомса встал и зашагал по воде. Это была большая и длинная канава. Хомса решил открыть Южный полюс и всё шёл и шёл вперёд. Он устал, силы были на исходе, потому что вода и провизия кончились и его, к сожалению, укусил белый медведь.
В конце концов канава ушла под землю, и Южный полюс целиком и полностью достался хомсе.
Он стоял на болоте.
Болото было серое, местами тёмно-зелёное, с блестящими чёрными озерцами. Повсюду, точно снег, белела пушица. Приятно пахло сыростью.
– Болото – запретное место, – рассуждал хомса вслух. – Маленьким хомсам сюда нельзя, а большие хомсы сюда не ходят. Но никто, кроме меня, не знает, что в нём опасного. Поздно ночью здесь проезжает большая призрачная колесница с большими тяжёлыми колёсами. Их стук слышен издалека, но кто сидит на козлах и правит – никому не известно…
– О нет! – похолодев, воскликнул хомса.
Его вдруг охватил страх – с самого живота до головы. Только что не было никакой колесницы, и никто о ней и не слыхивал. Однако стоило ему подумать о ней, как она появилась. Она где-то там, далеко, ждёт не дождётся темноты, чтобы пуститься в путь.
– Мне кажется, – сказал хомса, – мне кажется, что я сейчас – хомса, который десять лет ищет свой дом и наконец почувствовал, что дом где-то рядом.
Он принюхался, определяя направление, и пошёл, размышляя о разных болотных змеях и живых грибах, пока они не начали вырастать перед ним во мху.
«Они разом сожрут младшего брата, – подумал хомса. – Если ещё не сожрали. Они повсюду. Я опасаюсь худшего. Но надежда умирает последней – ведь всегда можно снарядить спасательную экспедицию».
Хомса побежал.
«Бедный брат, – думал он. – Такой маленький и такой глупый. Когда болотные змеи его схватят, у меня больше не будет младшего брата и я сам стану младшим…»
Он всхлипывал и продолжал бежать, волосы взмокли от ужаса. Спрыгнув в ручей, хомса перебрался на ту сторону и помчался дальше, мимо дровяного сарая, вверх по ступенькам, и всё кричал, кричал:
– Мама! Папа! Младшего брата съели!
Мама хомсы была большая и тревожная, она всегда была тревожная. Она вскочила на ноги, горох из её передника высыпался и раскатился по полу.
– Что такое? Что такое? Что ты говоришь? – закричала она. – Где твой брат? Ты за ним не следил?!
– Ах, – сказал хомса, слегка успокоившись. – Он провалился в трясину. И тогда почти сразу из норы выползла болотная змея. Она обвила его пухлый живот и откусила ему нос. Вот. Я в ужасе, но что я мог поделать? Болотных змей на свете куда больше, чем младших братьев.
– Змея?! – закричала мама.
Но папа сказал:
– Успокойся. Он шутит. Вот увидишь, он просто шутит.
И папа быстро, чтобы не начать волноваться, посмотрел на пригорок – и впрямь, там сидел младший хомса и ел песок.
– Сколько раз я просил тебя так не шутить, – сказал папа, а мама поплакала немного и спросила:
– Может, его выпороть?
– Можно, – ответил папа, – но сейчас мне немного лень. Пусть просто признает, что так шутить некрасиво.
– Я не шутил, – возразил хомса.
– Ты сказал, что твоего брата съели, а его никто не ел, – объяснил папа.
– Ну и хорошо, разве нет? – воскликнул хомса. – Вы что, не рады? Лично я очень рад и чувствую большое облегчение. Понимаете, такие болотные змеи могут в один присест сожрать кого угодно. И не останется ничего – пустое место. Только гиена будет хохотать в ночи.
– Прошу тебя, перестань, – попросила мама. – Пожалуйста.
– Так что всё замечательно, – радостно заключил хомса. – У нас сегодня будет десерт?
Тогда папа вдруг разозлился и сказал:
– Ты сегодня останешься без десерта. И без ужина тоже, пока не осознаешь, что так шутить нельзя.
– Ясное дело, нельзя, – удивлённо ответил хомса. – Это некрасиво.
– Ну что ты будешь делать! – сказала мама. – Ладно, пусть он поест, всё равно он ничего не понимает.
– Ну уж нет, – заупрямился папа. – Если я сказал, что он останется без ужина, значит так и будет.
Просто бедный папа решил, что если он возьмёт свои слова обратно, то хомса никогда ему больше не поверит.
Поэтому на закате хомса отправился спать без ужина, страшно обиженный на папу и маму. Конечно, они частенько с ним плохо обращались, но так – ещё никогда. И хомса решил уйти из дома. Не для того, чтобы их наказать, он просто почувствовал вдруг, что бесконечно устал от них и от их неспособности увидеть и понять, что́ по-настоящему важно или опасно.
Они провели черту, разделив мир на две части, и сказали, что с одной стороны – правда, что в неё можно верить и ей можно пользоваться, а с другой – сплошь выдумки и ненужная чепуха.
– Что бы они делали, окажись они лицом к лицу с хотомомбом? – бормотал хомса, на цыпочках спускаясь по лестнице на задний двор. – То-то удивились бы! Или с болотной змеёй. Я мог бы послать им одну – в ящике. Со стеклянной крышкой – всё-таки я не хочу, чтобы змея их сожрала.
Хомса пошёл на запретное болото, чтобы доказать самому себе, что он самостоятельный. Теперь болото было синее, почти чёрное, а небо – зелёное. На горизонте тянулась ярко-жёлтая полоса заката, отчего болото казалось бесконечно огромным и печальным.
– Это не шутки, – говорил хомса, шлёпая дальше. – Всё чистая правда. И враг, и хотомомб, и болотные змеи, и призрачная колесница. Они существуют точно так же, как ёлки, садовник, куры и самокат.
Хомса остановился среди осоки и замер, прислушиваясь.
Где-то далеко-далеко выкатилась призрачная колесница, вереск озарился красным. Колесница скрипела, стучала, катилась всё быстрее и быстрее.
– Не надо было говорить, что она существует, – сам себе сказал хомса. – Вот она и прикатила. Теперь только беги!
Болотные кочки уходили из-под ног; чёрные, как глаза, омуты выглядывали из осоки, грязь сочилась между пальцами.
– Только не думай о болотных змеях, – сказал себе хомса и тут же о них подумал, так сильно и так живо, что змеи выползли из нор и заоблизывались.
– Хочу быть таким, как мой толстый брат! – в отчаянии воскликнул хомса. – Он думает животом и объедается опилками, песком и землёй, пока они не встанут комом у него в горле. Однажды он попытался съесть свой воздушный шарик. Если бы ему это удалось, мы бы никогда его больше не увидели.
Поражённый этой мыслью, хомса остановился. Маленький толстый брат поднимается в воздух. Ножки беспомощно торчат в стороны, а изо рта свисает верёвочка…
О нет!
Вдалеке на болоте горело окошко. Как ни странно, это была не призрачная колесница, а всего лишь маленькое квадратное окошко, светившееся ровным светом.
– Сейчас ты туда пойдёшь, – сказал хомса. – Пойдёшь, не побежишь – иначе испугаешься. И ни о чём не думай, просто иди.
Домик был круглый, – видно, там жила какая-то мюмла. Хомса постучал. Потом постучал ещё раз, и ещё, и, не дождавшись ответа, вошёл.
Внутри было тепло и уютно. Лампа стояла на подоконнике, и ночь из-за неё казалась чёрной как уголь. Где-то тикали часы, а со шкафа, с самого верха, на хомсу смотрела крошечная мюмла.
– Привет, – сказал хомса. – Еле ноги унёс. Болотные змеи и живые грибы! Если б ты только знала!
Маленькая мюмла пристально разглядывала его. Немного помолчав, она сказала:
– Я Мю. Я тебя уже видела. Ты выгуливал маленького толстого хомсу и всё время бормотал себе под нос и размахивал лапами. Ха-ха.
– Ну и что? – ответил хомса. – Почему ты сидишь на шкафу? Это глупо.
– Как сказать… – протянула малышка Мю. – Для кого-то, может, и глупо, а для меня – единственное спасение от страшной судьбы. – Она свесилась со шкафа и прошептала: – Живые грибы добрались до гостиной.
– Что?! – воскликнул хомса.
– Отсюда мне видно, что они сидят и за дверью тоже, – продолжала малышка Мю. – Ждут. Было бы неплохо свернуть этот ковёр и подложить под дверь. Иначе они проползут в щель.
– Ты серьёзно? – спросил хомса. В горле у него застрял комок. – Этих грибов ещё утром не было. Это я их придумал.
– Вот как? – высокомерно отозвалась Мю. – Такие липкие, да? Которые растут толстым слоем и могут заползти на тебя и приклеиться?
– Я не знаю, – дрожащим голосом прошептал хомса. – Я не знаю…
– Моя бабушка уже вся ими заросла, – как бы между прочим сказала Мю. – Она там, в гостиной. Вернее, то, что от неё осталось. Она теперь похожа на большой зелёный холм, только усики торчат с одного боку. Ты под эту дверь тоже коврик подложи. Если это, конечно, поможет.
Сердце хомсы громко стучало, руки не слушались. Он с большим трудом свернул коврики. Где-то в доме продолжали тикать часы.
– Это от грибов такой звук, – объяснила Мю. – Они растут, растут, пока двери не лопнут, и тогда они заползут на тебя.
– Я хочу на шкаф! – завопил хомса.
– Здесь нет места, – сказала Мю.
В дверь с улицы постучали.
– Странно, – проговорила малышка Мю и вздохнула. – Странно, что они утруждают себя стуком, хотя могут войти, когда захотят…
Хомса бросился к шкафу и попытался залезть наверх. Стук повторился.
– Мю! Стучат! – крикнул кто-то в доме.
– Да, да, да, – крикнула Мю в ответ. – Открыто! Это бабушка, – объяснила она хомсе. – Удивительно, что она до сих пор может говорить.
Хомса не сводил глаз с двери в гостиную. Она медленно отворилась – маленькая чёрная щёлка. Хомса вскрикнул и кубарем закатился под диван.
– Мю, – сказала бабушка. – Сколько раз я просила тебя открывать, когда стучат! И зачем ты положила под дверь коврик? И почему ты никогда не дашь мне спокойно поспать!
Это была ужасно старая и сердитая бабушка в широкой белой ночной рубашке. Она прошаркала через комнату, открыла входную дверь и сказала:
– Добрый вечер.
– Добрый вечер, – ответил папа хомсы. – Извините за беспокойство. Вы, случайно, не видели моего сына, среднего?..
– Он под диваном! – крикнула малышка Мю.
– Можешь вылезать, – сказал папа хомсе. – Я на тебя не сержусь.
– Вот как, под диваном, значит. Ясно, – устало сказала бабушка. – Знаете, я очень люблю, когда в гости приходят внуки, и Мю тоже может приглашать сюда своих друзей. Но я бы предпочла, чтобы дети играли днём, а не ночью.
– Мне очень жаль, – быстро проговорил папа. – В следующий раз мой сын придёт утром.
Хомса вылез из-под дивана. Не глядя ни на Мю, ни на её бабушку, он прошёл прямиком к двери, шагнул на крыльцо и дальше, в темноту.
Папа шёл рядом молча. Хомса чуть не плакал от обиды.
– Папа! Эта девочка… ты себе не представляешь… Я туда больше никогда не пойду! – взахлёб возмущался он. – Она обманула меня! Она надо мной подшутила! Она такая обманщица, что просто тошно!
– Понимаю, – успокоил его папа. – Это действительно бывает ужасно неприятно.
И они вернулись домой и съели всё, что осталось от десерта.
О проекте
О подписке