Глава 2

Когда кто-то схватил ее за руку, Эмбер запротестовала: «Эй…» Подняв глаза, она увидела молодого мужчину в темно-синей униформе. Второй страж порядка удерживал старика. Тот растянул губы в улыбке, но в его глазах мелькнул страх.

Этот страх передался ей. Кровь Эмбер заледенела. Монеты из ее руки перекочевали к полицейским. После беглого, но внимательного осмотра и кивка одного из них монеты исчезли в небольшом пластиковом пакете.

Что за чертовщина тут происходит?

Полицейский что-то требовательно спросил у старика по-турецки. Тот тут же указал на Эмбер и быстро заговорил, проглатывая окончания слов.

– Это так? – обратился к ней полицейский. Он был суров, но, по крайней мере, задал вопрос по-английски. – Вы спрашивали у этого человека, где можно приобрести монеты, похожие на эти?

– Нет, я…

– Тогда зачем вы держали их в руке?

– Потому что он их уронил, а я подняла. Этот человек подошел ко мне и…

– Она врет! – вдруг выкрикнул старик, перебивая ее, и Эмбер с удивлением отметила, что в присутствии полицейских его английский претерпел значительные изменения в лучшую сторону.

Последовал стремительный монолог на турецком, сердитый и гневный. Полицейские переводили взгляд со старика на нее, все больше хмурясь.

Хотя Эмбер не понимала ни слова, но интонаций старика, его жестов и мимики было достаточно. Похоже, она вляпалась во что-то очень неприятное.

– Вы должны мне поверить, – взмолилась она, когда старик умолк, а вокруг них начала собираться толпа.

Один из полицейских попросил у нее паспорт. Эмбер стала рыться в сумке, сердце отчаянно колотилось. Наконец ей удалось расстегнуть молнию на кармашке, в котором лежал паспорт.

– Вы отдаете себе отчет в том, что иметь дело с антиквариатом без специального разрешения противозаконно? Это серьезное преступление, – говорил полицейский, изучая ее паспорт.

Противозаконно…

Антиквариат…

Серьезное преступление…

Она подняла монеты, потому что ей это было сделать легче, чем старику, опирающемуся на трость.

– Но это не мои вещи.

– Противозаконно не только владеть ими, но также продавать и покупать.

Неужели она в самом деле вляпалась? Эмбер почувствовала, как кровь отхлынула от лица.

Пока она пыталась подобрать слова, которые не усугубили бы ее положение, раздался еще один голос, перекрывший все остальные, – властный мужской голос.

Сердце Эмбер чуть не вырвалось из груди.

Он! Тот самый человек, который разглядывал ее на рынке.

Он положил руку ей на плечо, снова ослепив и оглушив. Она стояла, чувствуя тепло тяжелой руки, и на какое-то мгновение – безумное мгновение – у Эмбер мелькнула мысль, что он заявляет на нее права.

В какой-то момент старик перебил его. Незнакомец дал ему возможность выговориться, а затем вдруг сказал что-то, от чего старик сразу съежился, в его глазах заплескался страх, а полицейские нахмурились еще сильнее.

Несмотря на то, что сердце Эмбер стучало, как барабан, несмотря на зарождавшуюся панику, которую пока еще удавалось сдерживать, она не могла не заметить, что голос незнакомца идеально ему подходит. Это был глубокий, красивый, сильный голос человека, способного заставить повиноваться ему. Но, похоже, сам он не замечал свою значимость, как не замечал свое черное кашемировое пальто. И вряд ли догадывался, что от его прикосновения тело женщины стало покалывать, словно в него воткнули тысячи крошечных иголок.

Эмбер задрожала, но в этот раз не от холода, а от охватившего ее пламени, танцующие язычки которого обожгли все ее интимные местечки и заставили чаще биться пульс.

Шум вокруг постепенно стихал, толпа потеряла интерес и начала расходиться. Хотя она оказалась в затруднительном положении, Эмбер почему-то чувствовала, как ее охватывает странное спокойствие, вызванное присутствием этого мужчины – того самого, от пристального внимания которого она сбежала всего несколько минут назад. Страх, только что переполнявший ее, сменился разгорающимся желанием.

Наконец решение было принято. Полицейские вернули ей паспорт, кивнули им обоим и увели с собой старика.

– Нам нужно пройти в полицейский участок, – сказал незнакомец, убирая руку с ее плеча, доставая телефон и тем самым давая понять последним зевакам, что «концерт окончен». – Вы должны написать заявление.

– Что случилось? – спросила Эмбер, которой уже стало не хватать тепла его руки. – Что вы им сказали?

Мужчина взглянул поверх ее головы, словно что-то выискивал.

– Только то, что я видел: старик подошел к вам, а затем вы наклонились и, насколько я понял, подняли монеты, которые он уронил.

– Он шел, опираясь на палку, – объяснила Эмбер. – Мне было проще поднять их, чем ему.

– Разумеется. Он намеренно поставил вас в такое положение. Вам трудно было бы доказать, что они не ваши или что вы не собирались их покупать.

– Я собиралась, – вздохнула Эмбер. – Я доставала кошелек, когда к нам подошли полицейские.

– Знаю, – отрывисто произнес мужчина. – А вот и моя машина, – сказал он, беря ее под руку. – Пойдемте.

Если бы это прозвучало как приглашение, а не как приказ… Если бы она знала, что он собирается взять ее под руку… Она приготовилась бы. Она сумела бы отказаться. Но он приказал и одновременно прикоснулся к ней своими длинными сильными пальцами, словно не только заявлял на нее права, но и утверждал свое доминирующее положение. Эмбер чувствовала: если она сядет с ним в машину, ее жизнь никогда не будет прежней. В ней что-то шевельнулось – смесь огня, желания, бунтарского духа… и страха. Она настолько забылась, что уронила пакет с хлебом.

Он остановился, взглянул на нее и вскинул брови:

– С вами все в порядке?

Ей вдруг стало тяжело дышать, грудь сдавил стальной обруч.

– Я… – начала она, пытаясь найти причину отказа. – Я даже не знаю, как вас зовут.

Незнакомец склонил голову:

– Приношу свои извинения. Похоже, мы пропустили кое-какие формальности. Меня зовут Кадар Сохейл Амирмоез. К вашим услугам.

Она моргнула, ее тело по-прежнему сотрясала дрожь.

– У меня отвратительная память на имена, – призналась Эмбер и тут же пожалела, что вообще открыла рот.

Этот… Кадар… как его там… уверен, что она глупая туристка. Зачем давать ему повод думать, что она совсем безнадежна?

Но вместо пренебрежения, к которому Эмбер была готова, на его лице появилась легкая улыбка. Канавки в углах его губ стали глубже, в темных глазах появился непонятный блеск. До этого момента она видела лишь его экзотическую красоту, а теперь он стал по-настоящему опасен. Сердце ее екнуло.

И все равно она была рада, что они встретились, пусть даже при таких обстоятельствах.

– Можете называть меня просто Кадар. А ваше имя?

– Эмбер. Обыкновенная Эмбер Джонс.

– Не могу согласиться с тем, что обыкновенная, – произнес он глубоким голосом. – Приятно познакомиться.

Кадар наклонился и подобрал хлеб, который выпал из ее пакета на мостовую, просыпав семена кунжута, на которые тут же нацелилась дюжина глазастых птиц.

– Вряд ли вы теперь будете его есть, – заметил он, разламывая хлеб на куски и кладя их у мусорной корзины. К ним тотчас с яростным гомоном слетелись птицы. – Пойдемте. После того как вы напишете заявление, я приглашаю вас на обед.

А после него?..

Куда он ее пригласит после обеда? Туда, где сможет сдержать обещание, которое она прочитала в его глазах?

А может, она оглушена последними событиями и ей мерещится то, чего на самом деле нет?

– Вам не обязательно это делать, – сказала Эмбер, испытывая его. – Я и так отняла у вас много времени.

– Из-за меня вы лишились хлеба, – парировал Кадар, ведя ее к машине. Он открыл заднюю дверцу и замер, ожидая, когда она сядет. – Самое меньшее, что я вам должен, это обед, Эмбер Джонс.

По мнению Эмбер, Кадар ничего ей не был должен, но она не собиралась спорить. И сбегать тоже не планировала.

Потому что в этот раз она была готова рискнуть.

Только через два часа они покинули полицейский участок. Ресторан, куда ее пригласил Кадар, был недалеко, они пошли пешком.

Трамваи грохотали и звенели, заглушая все звуки, а когда их не было, слышались крики морских птиц, парящих в небе, а также разговоры на самых разных языках. А затем прозвучал призыв муэдзина на молитву. Эмбер уже немного привыкла к этому. Стаи птиц взлетели с купола Голубой мечети и закружили в небе.

И в эту минуту Эмбер осенило – ей повезло, что она свободна и может всем этим любоваться.

– Они могли бы обвинить меня, – размышляла она вслух.

Эмбер думала, что заявление – это простая формальность, на которую уйдет пять минут, ведь полицейские позволили ей добраться до участка самостоятельно. Она ошиблась. Похоже, в Турции очень серьезно относятся к преступлениям в сфере антиквариата.

– Я испугалась, что меня арестуют.

– Мне кажется или вы действительно разочарованы тем, что вам не предъявили обвинение? – Кадар поднял брови, бросив на нее быстрый взгляд.

Разочарована? Вот уж нет! Эмбер испытывала несказанное облегчение. Хотя следует признать, что она была несколько озадачена.

– Я не совсем понимаю, почему, когда вы вмешались, кстати, еще раз огромное спасибо, по реакции полицейских я поняла, что они склонны мне поверить. Но тем не менее в участке меня потрясли основательно.

Кадар пожал плечами:

– То, что вы совершили, иначе как глупостью не назовешь. Вам просто хотели внушить, что вы могли стать соучастницей серьезного преступления.

Эмбер не хотела, чтобы он считал ее глупышкой.

Лучше – желанной или сексуальной, какой она ощутила себя там, на рынке, когда их взгляды встретились.

– Я не знала, что существует запрет на покупку и продажу старинных монет.

– Мне кажется, любой турист должен сначала ознакомиться с законами, обычаями и культурными особенностями страны, в которой он хочет побывать.

– Но ведь монеты вполне могли оказаться подделкой!

– А вы готовы тратить деньги на подделку?

Эмбер фыркнула. Главным образом, потому, что ей нечего было возразить. И ей не нравилось, что она вынуждена оправдываться. И Кадар ей тоже вдруг разонравился. Потому что был прав.

В обычной ситуации, будь у нее до отъезда несколько месяцев, она действительно поступила бы так, как он говорил. Но идея побывать в Турции возникла у Эмбер спонтанно, меньше двух недель назад. Запланированный отдых на Бали накрылся, и ей пришлось решать: либо остаться дома, либо потратить компенсацию за неиспользованную путевку на поездку сюда.