Глава 4

Глаза Луки были скрыты за темными очками, но все равно Тина поймала его взгляд и поняла: он узнал ее.

– Валентина? – сказал он голосом, дарованным ему богами. – Неужели это ты?

Она безрезультатно боролась против его власти. Лука был слишком близко, так близко, что даже воздух, казалось, пропитался запахом этого стопроцентного мужчины. Чувствовалась легкая нотка «Булгари», аромата, который заставлял Тину приблизиться к нему, хотя она изо всех сил старалась держаться на расстоянии. Аромат, который был ключом к воспоминаниям, которые она хотела бы забыть…

И Тина проклинала сочетание его бархатного голоса и аромата, проклинала то, что она вспомнила все слишком детально, и то, что он выглядел так же хорошо, как и раньше: не набрал килограммов двадцать и не облысел.

Вместо этого он был так же красив, как в их прошлую встречу: льняной пиджак поверх белой рубашки, которая сидела будто вторая кожа на его мускулистой груди, бежевые льняные брюки и широкий кожаный ремень на бедрах. И вдруг Тина почувствовала неравенство между ними. Она была с мокрыми после душа волосами, одетая в старые джинсы и зеленую кофту из супермаркета. Такой наряд сошел бы для фермы или даже ее маленького города в Австралии, но в данной ситуации все это выглядело жалко и дешево.

– Конечно, это ты. Мои извинения, я не сразу узнал тебя в этой одежде.

И бархатный голос превратился в наждачную бумагу, вернувшую Тину в реальность.

– Лука. – Она решила, что ледяной тон лучше подчеркнет ее решимость, в противовес его самодовольству. – Рада снова тебя видеть, но сейчас я хочу, чтобы ты оставил меня в покое.

Его улыбка стала только шире, но он отпустил Тину, хотя его руки задержались на ее плечах чуть дольше, чем это требовалось.

– Куда ж ты так торопишься? Насколько я понял, ты только что приехала.

Не было смысла удивляться и спрашивать, как он узнал. Ее мать звонила кому-то, когда Тина приехала. Первым был отец, как сказала мать, а вторым, видимо, Лука Барбариго, готовый выдать ей очередной кредит для покупки тонны нового стекла.

При всех протестах матери против недобросовестных действий с его стороны она нуждалась в Луке как в поставщике, как наркоман нуждается в дилере.

Тина не хотела тратить время на реверансы.

– Тебя это не касается!

– Но я скучал по тебе. Я пришел, чтобы засвидетельствовать свое почтение.

– Зачем? Тебе хочется позлорадствовать насчет жалких навыков моей матери распоряжаться деньгами? Не беспокойся, я знала о них всегда. Едва ли это новость. Жаль, что ты зря потратил время, потому что я вернусь в Австралию первым же рейсом. А теперь разреши мне пройти. – Она старалась обойти его, но это было нелегко. Казалось, Лука занимал всю улицу. Он сдвинулся вправо, преграждая ей путь:

– Ты улетаешь из Венеции так скоро?

– А для чего оставаться? Для отдыха? Я уверена, вы не так наивны, как моя мать, синьор Барбариго. Я ничего не могу сделать, чтобы спасти ее от банкротства. Ты слишком крепко связал ее.

Его глаза блестели в тонких лучах заходящего солнца, и Тина не сомневалась: эти искорки были в его глазах, а не в лучах, отраженных от очков.

– Почему так воинственно, Валентина? Мы ведь можем поговорить как разумные люди.

– Ну, быть разумным, синьор Барбариго, требуется только от вас. Я давно тебя знаю и уже проверила все счета матери. Ты невероятно разумный человек!

– Может, ты и права, Валентина. Но это не мешает твоей матери считать, что именно ты спасешь ее от банкротства. – Лука громко рассмеялся.

– Тогда у нее еще меньше мозгов, чем я думала. А у тебя нет намерений оставить ее в покое, не так ли? Ты не успокоишься, пока не заберешь палаццо!

Головы праздных туристов повернулись в их сторону, иностранцы следили за ними, желая увидеть настоящую местную ссору, что украсила бы их венецианское путешествие.

– Пожалуйста, Валентина, – сказал Лука, подтолкнув Тину к стене и прижавшись к ней своим телом, будто они были любовниками. – Неужели ты хочешь обсуждать финансовые дела твоей матери на улице, развлекая туристов? Что они подумают о нас, венецианцах? Что мы недостаточно цивилизованные люди, чтобы обсуждать такие вещи без посторонних?

Опять он оказался слишком близко. Тина чувствовала его теплое дыхание на своем лице. Лука был рядом, и она не могла игнорировать его запах, не чувствовать тепло, исходящее от мужского тела. Тина уже была не в состоянии мыслить рационально, а не только опровергать очевидное.

– Я не венецианка.

– Да. Ты из Австралии, и ты очень откровенна. Меня это восхищает. Но этот разговор стоит продолжить где-нибудь в другом месте и без посторонних. – Он указал в направлении, откуда она пришла. – Пожалуйста. Нам стоит обсудить все в доме твоей матери. Или, если хочешь, мы можем пойти ко мне. Уверяю, это всего в нескольких минутах ходьбы.

И встретиться с врагом на его же территории? Ни в коем случае!

– Ну хорошо, вернемся в палаццо. Но только потому, что я хочу объясниться с тобой, а потом уеду.

– Я не могу дождаться, – услышала она, а потом Лука пробормотал что-то по-итальянски.

Тина развернулась и направилась в обратном направлении.

Кармела встретила их в дверях палаццо, улыбаясь и как-то неуверенно переводя взгляд с одного на другого. Тут Лука улыбнулся и включил очарование, заговорил с ней на родном языке. Тина могла бы поклясться, что старая женщина покраснела. В этот момент она возненавидела Луку еще больше.

– Ваша мать в спальне, – сказала Кармела, извиняясь за ее отсутствие. – Она сказала, у нее болит голова.

Лука посмотрел на Тину, но та проигнорировала его. Кармела отвела их наверх в приемную, пообещав принести кофе и прохладительные напитки. Это была огромная комната с высокими потолками и пастельного цвета декоративной плиткой на стенах. Комната должна была быть просторной и светлой, но казалась тесной из-за бесчисленных шкафов и столов, заваленных стеклянными украшениями, статуэтками, хрустальными бокалами, лампами разной формы, стеклом, отражающим рубиново-красный закат.

«Даже красиво, – усмехнулась про себя Тина, – такой сверкающий иллюзорный мир из стекла, если не вспоминать о стоимости всего этого».

– Ты похудела, Валентина, – раздался голос сзади. – Ты слишком много работаешь.

Она обернулась:

– Все мы изменились, Лука. Все мы стали на несколько лет старше. Надеюсь, немного мудрее. Я, например, стала.

Он улыбнулся и взял коллекционное пресс-папье, что светилось красным, со стола, положил его на ладонь.

– Некоторые вещи, я вижу, не изменились. Ты по-прежнему прекрасна, Валентина. – Лука улыбался и осматривал одно стекло, держа его в руке, прежде чем взять следующее, медленно прокладывая путь по загроможденной комнате, останавливаясь иногда, чтобы рассмотреть то крошечное животное из хрусталя, то позолоченную статуэтку из стекла, не обращая на Тину никакого внимания. – Может быть, ты стала немного более колючей. Возможно, более энергичной. Более страстной… – На этом слове он словно споткнулся и задумался.

Тина сглотнула, борясь с нахлынувшим прошлым и всплеском тепла внизу живота.

– Я не хочу это слышать, – сказала она и отвернулась, а он продолжал кружить по комнате, держа в руке и поглаживая стеклянного мальчика с фонарем, как будто золотистая кожа этого ребенка была настоящей, а не просто очередной глупостью ее матери. – Я знаю, что ты делаешь.

Он наклонил голову:

– И что же конкретно я делаю?

– Я просмотрела все счета Лили. Ты продолжаешь давать ей деньги. Деньги, которые она тратит вот на это. – Тина обвела рукой комнату. – На продукцию стекольного завода твоего брата в Мурано.

Лука пожал плечами:

– Что я могу сказать? Я банкир. Занимать деньги – всегда риск. И я не отвечаю за то, как люди тратят полученный кредит.

– Но ты же знаешь, у Лили нет дохода, с которого она могла бы вернуть эти деньги, и все равно даешь ей их.

Лука улыбнулся и поднял указательный палец:

– Но доход – не единственное, что принимают в расчет банкиры при оценке кредитного риска. Ты забываешь – твоя мать, как мы это называем, владеет исключительным активом.

Тина фыркнула:

– Ты бы посмотрел на ее активы! – Слова сорвались у нее с языка прежде, чем она успела подумать, и теперь висели в воздухе, как кристаллы на люстре, тяжелые и крупные.

Лука вопросительно приподнял бровь:

– Я говорил о палаццо.

– Я тоже, – быстро ответила Тина. – Не знаю, о чем ты подумал.

Он рассмеялся, пробежал кончиками пальцев по краю стеклянной рифленой чаши, стоящей на каминной полке, и продолжил дальше обходить комнату.

Такие длинные пальцы, это невозможно было не заметить, такие легкие прикосновения… Прикосновения, которые она помнила на своей коже. Прикосновения, которые Тина часто представляла, когда не могла уснуть и чувствовала болезненное одиночество…

– Твоя мама очень красивая женщина, Валентина. Тебя не раздражает, что я говорю это?

Тина заморгала, пытаясь ухватить нить разговора, и подняла голову, когда он подошел ближе.

– А должно раздражать?

– Я не знаю. Ты не думаешь, что я мог бы переспать с Лили? Может быть, я уже спал с ней? – Лука остановился перед Тиной и улыбнулся: – Это тебя беспокоит?

– Даже знать не хочу! Мне все равно! Меня не касается, с кем ты спишь.

– Конечно не касается. И, конечно, Лили очень красивая женщина. Хотя по сравнению с тобой…

Лука коснулся пальцами ее лба, погладил непослушные пряди волос. Тина ахнула, дрожа от прикосновений и думая: она должна остановить его, должна отойти. Но Лука сам отошел от нее, опустив руку. Тина заморгала, немного ошеломленная, чувствуя, как будто уступила ему.

– Ты сказал маме, что мы старые друзья.

Он пожал плечами и сел в кресло из красного бархата.

– А разве нет?

– Мы никогда не были друзьями!

– Ну же, Валентина… – Лука произнес ее имя так, будто снова погладил бархатной перчаткой. – Конечно, учитывая то, что между нами было…

– У нас нет ничего общего! Мы провели одну ночь вместе, одну ночь, о которой я жалею до сих пор. И не только из-за того, что ты сказал, когда мы расставались.

– Я не помню, чтобы эта ночь была такой неприятной.

– Возможно, ты вспомнил другую ночь? С другой женщиной? Уверена, их было много, так много, что тебе легко запутаться в воспоминаниях. Но я не сбита с толку. Ты не мой друг. Ты вообще мне никто. Никогда не был кем-то для меня и никогда не будешь.

Вот сейчас Лука уйдет. Поймет, что между ними больше ничего нет, и уйдет. Но он лишь подтянул длинные ноги и удобнее уселся в кресле.

– Когда твоя мать впервые пришла ко мне за кредитом, – сказал он голосом, который заставил ее обратить внимание на каждый слог, – я собирался ей отказать. У меня не было никакого намерения давать Лили деньги.

Тина ничего не сказала. Она чувствовала: не было никакого смысла спрашивать, почему он изменил свое решение. Лука все равно ей скажет, даже если она не захочет знать.

– Я схожу посмотрю, как там кофе, – сказала Тина, делая шаг к лестнице.

– Нет, – ответил Лука, преградив ей выход в одно движение, и заставил ее удивиться, как такой большой мужчина мог двигаться так грациозно. – Кофе подождет, пока я не закончу. Пока ты не дослушаешь.

* * *

Тина посмотрела на него. Черты его лица были так красивы и так жестки одновременно… И только через минуту до нее дошло – Лука изучает ее так же внимательно, как и она его.

– У меня не было желания одалживать эти деньги твоей матери, – продолжил Лука. – Но потом я вспомнил одну длинную ночь в номере с камином, с коврами на полу и перьевым одеялом, согревающим широкую кровать. Вспомнил девушку с кожей цвета сливок, с янтарными глазами и золотыми волосами, которая оставила меня слишком быстро, весьма рассерженная.

Тина уже не сдерживалась:

– Ты даешь маме денег, чтобы отомстить мне? Потому что я ударила тебя? В таком случае ты в самом деле сошел с ума!

– Ты права. Но не совсем. В кредитовании твоей матери я увидел возможность вернуть дом Эдуардо, прежде чем он рухнул бы в канал. Я был должен сделать это для Эдуардо, несмотря на то что не хотел иметь ничего общего с его женой. Но это была не единственная причина. Я также хотел дать тебе второй шанс.

– Шанс ударить тебя снова? Звучит так заманчиво… – Сейчас Тина с удовольствием ударила бы что-нибудь. Почему бы не его самодовольное лицо?

Он рассмеялся:

– Некоторые говорят: жизнь банкира скучна. Дни заполнены бесконечными встречами и разговорами о корпоративных финансах и о процентной марже. Но это не обязательно так. Иногда жизнь банкира может приносить пользу.

– Слушай, меня не волнует, как ты коротаешь часы, я действительно не хочу знать! Перестань мне это рассказывать!

– Тогда ты более эгоистична, чем я думал. – Голос Луки стал серьезным. – У твоей матери огромные финансовые проблемы. Она может потерять палаццо. Вернее, она потеряет палаццо. Тебе все равно, что твоя мать может стать бездомной?

– Это будет на твоей совести, а не на моей. Не я угрожаю выгнать ее.

– И все же ее еще можно спасти.

– Как? У меня нет тех сумм, которые мама должна тебе.

– Кто сказал, что мне нужны от тебя деньги?

В его голосе звучала пугающая нотка, заставившая задуматься, какую именно валюту он имеет в виду. Но нет, он же не…

– У меня нет ничего, что могло бы заинтересовать банкира и убедить его простить долг.

– Ты недооцениваешь себя. У тебя есть то, что может поспособствовать одному итальянскому банкиру списать долг твоей матери. Послушай, что я предлагаю. Я не зверь, что бы ты обо мне ни думала. Я не хочу, чтобы твоя мать страдала от унижения, будучи выгнанной из ее дома. На самом деле у меня есть квартира с видом на Гранд-канал, она готова и ждет, когда твоя мать туда переедет. Лили будет свободно ею владеть и получать ежемесячные выплаты. Единственная, кто стоит на пути, это ты. – И Лука улыбнулся, вновь напомнив ей хищника.

Волоски на ее коже встали дыбом, и она покрылась мурашками. Лука был очень красивым мужчиной. Всегда был. Но Тина знала этого человека, знала, на что он способен. И ее чувство самосохранения обострилось.

– Ты собираешься сказать мне, что я должна сделать для счастья моей матери?

– Тебе понравится, вот увидишь. Я просто хочу, чтобы ты разделила со мной постель.

Тина заморгала, ожидая: вот-вот она проснется. Но это был не сон.

– Так все просто? – усмехнулась Тина. – Ты оставишь в покое мою мать, подаришь ей квартиру, и она будет там жить на твое пособие? И все, что нужно для этого, – мне переспать с тобой?

– Я же говорил, все очень просто.

За кого Лука ее принимает? Продаться ему, как какая-то шлюха, чтобы спасти мать?

– Спасибо, что посетили нас, синьор Барбариго. Я уверена, не стоит беспокоить Кармелу, ты сам сможешь найти выход. Я верю в твою сообразительность.

– Валентина, ты понимаешь, от чего отказываешься?

– От рая, судя по твоим словам. Но мы не на рынке, и я не ищу рая. Точнее, я не готова искать его у тебя в кровати.