Три недели спустя…
– Умоляю тебя. – Мэйси бросается на свою кровать, накрытую радужным стеганым одеялом, и смотрит на меня с мольбой в глазах. Я так рада видеть, что она наконец-то снова почти улыбается – впервые после прощания с Зевьером, – что невольно и сама улыбаюсь. Не в полную силу, но и это уже кое-что. – Ради всего святого, пожа-а-а-алуйста, избавь этих парней от мучений.
– Это будет нелегко, – отвечаю я, уронив свой рюкзак на пол рядом с письменным столом и тоже плюхаясь на кровать. – Ведь в этих их мучениях виновата не я.
– Это вранье, причем колоссальное. – Моя кузина фыркает, затем приподнимает голову ровно настолько, чтобы я смогла увидеть, как она картинно закатывает глаза. – Именно ты – и притом на все сто пятьдесят процентов – виновата в том, что все последние три недели и Джексон, и Хадсон хандрят, тоскливо слоняясь по школе.
– По-моему, у Джексона и Хадсона есть масса причин хандрить и тоскливо слоняться по школе, и только половина этих причин связана со мной, – говорю я… и тут же начинаю жалеть о своих словах.
Не потому, что это неправда, а потому, что теперь я вынуждена смотреть, как чуть заметный румянец, окрасивший было щеки Мэйси, постепенно исчезает. Сейчас она так не похожа на ту девушку, с которой я встретилась в ноябре, трудно поверить в то, что это на самом деле один и тот же человек. Ее волосы так и не обрели свой прежний веселый цвет, и хотя смоляной оттенок, который она придала им в день прощания с Зевьером, подходит к цвету ее кожи и ее голубым глазам, он совершенно не отражает ее внутренней сути. Он имеет отношение разве что к охватившей ее печали.
Я начинаю извиняться, но Мэйси поворачивается ко мне лицом и прет, как танк:
– Я хорошо знаю, как выглядит несчастный вампир, а сейчас поблизости бродят целых два таких вампира. И, к твоему сведению, их смертоносность и их трагический настрой – это весьма взрывоопасная смесь, я напоминаю тебе об этом на тот случай, если ты еще не заметила этого сама.
– Да заметила я, заметила. – Мне приходится иметь дело с этой смесью уже почти четыре недели, и у меня все время такое чувство, будто я играю в русскую рулетку, и на кон в этой игре поставлено не что иное, как счастье остальных.
К тому же, поскольку вселенной никак не надоест измываться надо мной… похоже, Мэйси ошиблась, когда сказала мне, что Хадсон уже успел закончить школу, когда Джексон убил его. Выходит, что нет, он был близок к этому, но у него оказалось недостаточно баллов, поскольку он обучался у частных учителей вместо того, чтобы учиться в Кэтмире все четыре года. Мэйси была на несколько лет младше него, так что она пропустила эту информацию мимо ушей – да и что она вообще могла знать? Ведь после его смерти никто в школе не произносил его имя. Так или иначе, теперь, куда бы я ни пошла, он был тут как тут. Как и Джексон. Оба они одновременно и составляют часть нашей компании и нет. Оба следят за мной глазами, в которых как будто ничего нет, но в глубине таится множество противоречивых чувств. Оба ожидают, что я скажу или сделаю… что-то.
– Я до сих пор не понимаю, как я оказалась сопряжена с Хадсоном, – бесцветным голосом говорю я. – Я думала, для возникновения уз сопряжения нужно этого хотеть или хотя бы быть не против. Разве это не так?
Мэйси улыбается.
– Очевидно, что ты испытываешь к нему какие-то чувства.
Я закатываю глаза.
– Благодарность. Я испытываю к нему благодарность. И я уверена, что этого совершенно недостаточно, чтобы с кем-то замутить.
– Выходит… – В глазах Мэйси пляшут веселые огоньки. – Выходит, ты все-таки подумывала о том, чтобы замутить с Хадсоном, да?
Я кидаю в свою кузину маленькую декоративную подушку, но она с легкостью уворачивается и смеется:
– Ну я знаю только то, что почти все в нашей школе готовы пойти на убийство, чтобы найти себе хотя бы одну пару. А ты после своего приезда умудрилась отхватить не одного, а двух суженых, две пары, что вообще не лезет ни в какие ворота.
Мэйси поддразнивает меня, стараясь разрядить обстановку, развеселить меня, но из этого ничего не выходит.
Хадсон часто сидит с нами в кафетерии и на уроках. Хотя большая часть Ордена и Флинт продолжают настороженно следить за ним, он каким-то образом сумел завоевать симпатию моей кузины, причем для этого хватило задорной улыбки и одного ванильного латте.
Собственно говоря, она одна из немногих, кто винит Джексона в разрыве наших с ним уз сопряжения, и она не скрывает, что она на стороне Хадсона. Я не могу не гадать, поддерживает ли она его потому, что считает, что он для меня наилучший вариант, или же просто потому, что он не Джексон – тот парень, который настоял на схватке с Неубиваемым Зверем, которая привела к гибели Зевьера.
Как бы то ни было, в одном она права: рано или поздно мне придется что-то со всем этим делать.
Однако до сих пор я тянула, откладывала решение… хотя бы до того момента, когда у меня появится какой-то план. Почти все время после прощания с Зевьером я только и делала, что пыталась придумать, как исправить ситуацию – как наладить отношения между Джексоном и мной, между Джексоном и Хадсоном, между Хадсоном и мной, – но ничего не придумала. Земля подо мной превратилась в зыбучий песок, и от моих крыльев не так много проку, как можно бы было ожидать… ведь мне необходимо время от времени приземляться, а всякий раз, когда я делаю это, почва уходит у меня из-под ног.
Должно быть, Мэйси чувствует мое смятение, потому что она садится на своей кровати и от ее веселья не остается и следа.
– Да, я понимаю, что сейчас тебе приходится несладко, – продолжает она. – Я просто подначивала тебя по поводу этих двоих парней. Ты делаешь все, что можешь.
– А что, если я не знаю, что делать? – Эти слова вырываются у меня сами собой. – Я только-только начала привыкать к тому, что я горгулья, а теперь мне придется что-то делать еще и с тем, что я завоевала себе место в Круге Погибели и Безнадеги и буду коронована, когда закончу школу.
– Круг Погибели и Безнадеги? – повторяет Мэйси, удивленно смеясь.
– После чего меня наверняка заточат в башню, или обезглавят, или устроят мне какую-нибудь еще столь же фатальную развлекуху. – Я говорю это шутливым тоном, но отнюдь не шучу. Я не испытываю оптимизма относительно моего членства в совете сверхъестественных существ, который возглавляют Джексон и Хадсон… или относительно всего того, что с этим связано. Я имею в виду подковерную борьбу, навыки выживания в ней, а также мое сопряжение с Хадсоном вместо моего настоящего бойфренда в этом дивном новом мире, в котором я оказалась.
– Я по-прежнему люблю Джексона. Я не могу изменить свои чувства. – Я тяжело вздыхаю. – Но мне также невыносима мысль о том, чтобы причинить боль Хадсону, – меня убивает взгляд, которым он смотрит за обедом на меня и своего брата.
Все это кошмар, с которым невозможно смириться, к тому же после своей встречи со смертью я почти не могу спать, так что теперь мне совсем паршиво. Но как я могу расслабиться, если всякий раз, закрыв глаза, чувствую, как зубы Сайруса вонзаются в мою шею и как невыносимая боль от его вечного укуса распространяется по моему телу? Или вспоминаю, как Хадсон укладывает меня в неглубокую могилу и хоронит заживо (я все еще не готова спросить у него, откуда он узнал, что надо делать). Или хуже того – и да, это действительно еще хуже, – снова вижу лицо Джексона в тот миг, когда Хадсон сказал ему, что я теперь его пара.
Эти воспоминания так мучительны, что мне хочется одного – убежать и спрятаться.
– Брось, все будет хорошо, – говорит Мэйси. Ее голос звучит неуверенно, в глазах читаются участие и тревога.
– Возможно, «хорошо» – это слишком сильное слово. – Я переворачиваюсь на спину и уставляюсь в потолок, но почти не вижу его. Вместо этого я вижу их глаза.
Две пары глаз, одни темные, другие светлые.
Они оба ждут чего-то, но я не знаю, как им это дать, они оба хотят получить ответ, а я ни малейшего понятия не имею, как его можно найти.
Я знаю, что чувствую. Я люблю Джексона.
А Хадсон, ну тут дело обстоит сложнее. Это не любовь, и боюсь, это не тот ответ, который он хочет услышать. Однако, когда он рядом, мой пульс учащается – правда, это неудивительно, ведь он объективно великолепен. К нему потянуло бы любую девушку в здравом уме. К тому же теперь между нами узы сопряжения, что заставляет меня чувствовать то, чего в действительности нет. Во всяком случае, я хочу, чтобы этого не было.
После всего, что он для меня сделал, после того как между нами, как я теперь понимаю, возникли некие узы, которые мы создали за недели, проведенные вместе, я не хочу его разочаровывать, говоря, что он для меня только друг.
Я опять испускаю тяжелый вздох. С чего я взяла, что Хадсону вообще хочется быть сопряженным со мной? Быть может, он, как и я, зол на вселенную за то, что она поставила нас в это щекотливое положение.
Мэйси тоже вздыхает, слезает со своей кровати и садится в изножье моей.
– Прости. Я вовсе не собиралась на тебя давить.
– Я расстроилась не из-за этого. Просто… – Я замолкаю, не зная, как облечь в слова смятение, мучающее меня.
– Это из-за всего, что произошло, да? – подсказывает она, и я киваю, потому что все это чертовски сложно переварить.
Между нами повисает молчание, долгое и неловкое. Я жду, когда Мэйси сдастся, вернется на свою кровать и забудет этот отстойный разговор, но она не сдвигается с места. Вместо этого она прислоняется к стене и смотрит на меня со спокойным терпением, что совсем на нее не похоже.
Не знаю, что так действует на меня: это молчание, ее взгляд или потребность излить душу, которая нарастала во мне весь день, но в конце концов напряжение доходит до такой точки, что я выпаливаю правду, которую скрывала от всех – даже от самой себя:
– Я правда думаю, что мне не под силу это сделать.
Я точно не знаю, какой именно реакции на мое признание я ожидала от кузины: за долю секунды в моем мозгу проносятся все варианты, от горячего сочувствия до слов «возьми себя в руки», произнесенных резким тоном, связанным не со мной, а с тем, что у нее самой дела тоже идут из рук вон плохо.
Но в конце концов она делает то, чего я от нее никак не ожидала. Она разражается смехом.
– Да ладно тебе. Я бы начала беспокоиться, если бы ты и впрямь возомнила, будто можешь справиться с этим в одиночку.
– Правда? – Я растеряна. И, возможно, немного оскорблена – неужели она в самом деле считает меня такой неумехой? Пусть сама я и знаю, что я не в себе, но это вовсе не значит, что мне хочется, чтобы об этом узнали все. – Почему?
– Потому что ты не одна, и тебе совсем не обязательно выплывать в одиночку. Вот для чего я здесь, рядом с тобой. Вот для чего рядом с тобой все наши – особенно это относится к твоим бойфрендам.
Я щурю глаза, услышав, как она употребляет это слово во множественном числе и притом делает это с нажимом.
– К моему бойфренду, – поправляю я ее. – У меня один бойфренд, а не два. – Я поднимаю указательный палец, чтобы она точно меня поняла. – Один, ясно?
– А, ну да. Один. Само собой. – Мэйси бросает на меня лукавый взгляд. – Тогда давай внесем ясность. Кого из этих двух вампиров ты имеешь в виду?
О проекте
О подписке