Мекай, спящий на огромной кровати с балдахином, похож на призрака – или того хуже, на тень себя прежнего.
Его кожа, прежде насыщенно-коричневого цвета, стала серой, нездоровой, как будто яд, разливающийся по его жилам, медленно превращал его в одну из тех теней, которые пытались уничтожить его.
Даже дреды вокруг его лица – обычно такие ухоженные – кажутся сейчас неопрятными.
И он ужасно похудел, так что его плечи и ключицы торчат даже под тонким трикотажем его футболки. Хуже того, дыхание у него стало поверхностным и частым, как у пациента с тяжелой пневмонией.
Меня захлестывает паника вместе с нежеланием верить, что это и впрямь Мекай. Нет, это не он, не веселый, полный жизни, приветливый Мекай.
Но это он – от него прежнего осталось достаточно, чтобы я его узнала. И это разрывает мне сердце.
И не только мне. Иден кричит, увидев его, и я еще никогда не слышала у нее такого крика – пронзительного, полного ужаса. Флинт начинает ругаться – тихо, длинно и зло. А Джексон – Джексон ходит взад и вперед и что-то бормочет себе под нос с безумными глазами.
– Почему она нам не сказала? – шепчет Джексон. – Мы думали, что он спит в Сошествии и что с ним все в порядке.
– Она нам сказала, – тихо возражаю я. – Поэтому мы и пришли сюда.
– Она сообщила нам слишком поздно, – рычит он, и я не могу ему возразить. Потому что все эти месяцы я тоже думала, что Мекай в порядке. Нет, я понимала, что он не может чувствовать себя отлично, но не подозревала, что он так плох. Видно, что его обмен веществ не замедлен и что, независимо от количества сна в последние месяцы, яд явно продолжает разрушать его.
– Если бы мы знали, то ни за что не допустили бы, чтобы он дошел до такого состояния, – со злостью продолжает Джексон. – Похоже, Сошествие никак ему не помогло.
Флинт подходит к Мекаю, который дрожит и что-то бессвязно бормочет во сне, и накрывает его еще одним одеялом.
– Как вы думаете, мы сможем доставить его в Мир Теней? – задаю я вопрос, который мучил меня с тех самых пор, как мы вошли в эту комнату. – Потому что он выглядит так…
– О, мы доставим его туда, – перебивает меня Джексон. – Если понадобится, я его понесу. Остается надеяться, что ты права и Мир Теней в самом деле замедлит действие яда.
– Но сначала нам надо доставить его ко Двору Ведьм и Ведьмаков, – замечает Иден, я никогда еще не видела ее такой испуганной.
Хезер замечает это и поспешно подходит к ней, но, прежде чем кто-то из нас успевает предложить что-то насчет его транспортировки, раздается громкий стук в дверь.
Я вздрагиваю, повернувшись к двери, напрягаюсь, и у меня начинает колотиться сердце. Я понимаю, что это глупо, понимаю, что Сайрус заперт в пещере за многие тысячи миль отсюда и больше не может причинить нам вреда, но это место – несмотря на все изменения Хадсона – по-прежнему нагоняет на меня жуть.
И боюсь, так будет всегда.
Хотя я пытаюсь скрыть свою реакцию, Хадсон замечает ее. На секунду он тоже напрягается, затем переносится к двери.
И я чувствую, как в процессе он быстро касается моих кудрей. Именно это и нужно мне, чтобы немного расслабиться – и вспомнить, что мне больше некого и нечего тут бояться.
Хадсон открывает дверь, и я мельком вижу двоих вампиров, которые охраняли ее. Затем он выходит в коридор и частично закрывает дверь.
Теперь я не вижу их, но слышу их разговор. Один из гвардейцев что-то говорит о совещании, в котором Хадсону необходимо поучаствовать, чтобы решить пару вопросов. Хадсон пытается отказаться, но эти малые настаивают. Судя по всему, эти вопросы уже давно требуют его внимания.
– Все в порядке, я понимаю, – говорю я, выйдя за ним в коридор. – Нам надо придумать, как переместить отсюда Мекая. Заверши свои дела, и мы отправимся в путь, лады?
Кажется, он хочет возразить, но я слегка толкаю его в плечо.
– Мы справимся с этим. Это твой Двор. Иди и делай то, что должен.
– Это не мой Двор, – отвечает он, но не противится, когда я мягко подталкиваю его. – Я выясню, куда подевался медбрат, присматривающий за ним, и приведу его сюда.
Глядя ему вслед, я не могу не заметить, что, пока мы находились в комнате Мекая, число гвардейцев в коридоре утроилось и теперь за ним следуют не двое, а шестеро человек.
От этого мне становится еще больше не по себе, хотя я и знаю, что Хадсону нечего бояться. Он мог бы легко всем им надрать зад.
Возможно, мне не по себе потому, что я знаю – он не хочет этого делать и никогда не сделает. Он заботится обо всех, кого берет под свое крыло. Вот только я не могу понять, как он мог взять под свое крыло этих гвардейцев – которые еще так недавно сражались против нас.
– Нам надо придумать, как переместить его, не причинив ему вреда, – рявкает Джексон за моей спиной, и я поворачиваюсь. – Потому что мы ни за что не оставим его тут.
– Я не предлагаю оставлять его тут, – рычит Флинт. – Я просто говорю…
Он замолкает, когда в комнату вбегает вампир в черном.
– Извините, – бормочет он, торопливо подойдя к кровати. – Меня не было только минут пятнадцать.
Его руки трясутся, когда он щупает пульс Мекая и слушает его дыхание. По дороге на свое совещание Хадсон явно неласково с ним поговорил.
– Нам надо взять его с собой, – говорю я после того, как медбрат вынимает из ушей стетоскоп. – Как ты считаешь, каким образом можно сделать это, не причинив ему боли?
– Я могу дать ему сонное зелье, – отвечает он. – Для этого мне надо будет разбудить его. Еще полчаса понадобится, чтобы оно подействовало, но затем вы сможете перемещать его, не причиняя боли. Но предупреждаю – зелье будет действовать недолго.
– Сонное зелье? – подозрительно повторяет Джексон.
Я наклоняюсь и касаюсь руки Мекая.
– Это же не сделает ему хуже, верно?
– Он в таком состоянии, что мало что может сделать ему хуже, ваше величество, – отвечает медбрат, и на его лице читается жалость.
Это не то, что я хочу услышать, – не то, что мы все хотим услышать. Но это честный ответ, и думаю, сейчас это все, на что мы можем рассчитывать.
– Если вы выйдете, я дам ему зелье и подготовлю его к транспортировке, – добавляет медбрат. – И буду присматривать за ним столько, сколько нужно.
Я не хочу выходить – никто из нас этого не хочет, – но мы однозначно ничего не изменим, стоя вокруг кровати Мекая и психуя. Кивнув, мы по одному выходим в коридор.
И идем прочь, стараясь не обращать внимания на отчаянные стоны Мекая… и на ужасающее молчание, когда они резко затихают.
Я хочу найти Хадсона и ускорить ход дела, но мне не хочется показывать Хезер срочное совещание при Дворе Вампиров, что бы оно собой ни представляло, – она смелая девушка, но все-таки обыкновенный человек, – поэтому я оставляю ее в коридоре возле комнаты Мекая в компании Флинта и Иден. Последнее, что я слышу, – это громкие причитания Флинта – кажется, по поводу подлинника Миро [1]. То ли он так развлекает Хезер, то ли пытается отвлечь всех от жуткого молчания Мекая.
Мы с Джексоном идем по длинному коридору, и я не перестаю удивляться тем изменениям, которые сделал Хадсон при Дворе Вампиров. Почему он этим занимался? Сам он сказал, что это потому, что подданные его отца заслуживают перезагрузки после всего, что происходило при Сайрусе, и я верю, что он действительно так считает.
Но я также думаю, что он что-то недоговаривает. Эти изменения слишком радикальны, слишком изысканны, чтобы дело и впрямь было только в желании дать вампирам красивый новый Двор.
Ни Джексон, ни я ничего не говорим о новых интерьерах, но я знаю, что он тоже это замечает. Этого нельзя не заметить.
Я не знаю, куда мы идем, но, должно быть, Джексон знает, поскольку, когда мы доходим до конца коридора, он ведет меня налево. Мы останавливаемся перед закрытой дверью цвета оникса с затейливой ручкой.
– А ты уверен, что Хадсон именно здесь? – спрашиваю я, когда Джексон берется за ручку.
– Это оперативный центр. Сейчас он может быть только здесь.
Он говорит это так уверенно, что больше я ни о чем его не спрашиваю. И он оказывается прав. Как только дверь отворяется, я слышу голос Хадсона. Я не могу разобрать слов, но он явно недоволен. Как и те, с кем он говорит.
Видимо, Джексон тоже так считает, потому что, вместо того чтобы постучать, он вдруг ударяет дверью о стену с такой силой, что висящие на стене светильники дребезжат.
Разговор тотчас обрывается, и все в комнате поворачиваются и смотрят на нас. Хадсон поднимает бровь – явно приглашая нас на эту вечеринку, – а все остальные выглядят возмущенными тем, что их прервали.
Но поскольку главный тут Хадсон, а остальных обитателей этого забытого богом Двора я совершенно не уважаю, то мне на это наплевать.
– Все в порядке? – спрашивает Хадсон, обходя стол посреди комнаты, чтобы пойти навстречу своему брату и мне.
– Да, медбрат уже с Мекаем, – отвечаю я. – Спасибо, что ты так быстро нашел его.
Он кивает и возвращается к людям за столом – двоим мужчинам, которых я смутно помню с тех времен, когда всем здесь руководил Сайрус, и женщине с черными волосами, собранными в тугой пучок, которую я раньше не встречала.
– Тетя Селина, – говорит Джексон, подойдя к ней и очень холодно поцеловав ее в напудренную щеку. – Какой неприятный сюрприз.
Ее губы морщатся, сложившись в странную улыбку, и она похлопывает по шраму на его лице.
– Разве так ты должен говорить с твоей тетушкой, которая явилась сюда издалека, дабы помочь тебе разобраться с хаосом, творящимся вокруг этого Двора?
– Ты называешь это помощью?
Я бросаю взгляд на Хадсона, чтобы понять, что он думает об этом странном разговоре Джексона с их тетей, но он просто стоит, прислонившись плечом к стене, сложив руки на груди и довольно улыбаясь. Перехватив мой вопросительный взгляд, он чуть заметно пожимает плечами, будто говоря: «Ну что тут поделаешь? Джексон есть Джексон».
Хотя он прав, я по-прежнему не понимаю, что здесь происходит. Меня не удивляет, что Джексон с Хадсоном и эта женщина недолюбливают друг друга. Должно быть, она сестра Сайруса, об этом говорит тот факт, что от нее исходит ледяной холод, но я не понимаю, что она тут делает. И почему они позволяют ей находиться здесь, не желая при этом иметь с ней ничего общего.
– Я слыхала, что встал вопрос о том, кто займет трон моего дорогого брата теперь, когда он… нездоров. Тем более что ты, Хадсон, отрекся. – Она машет рукой. – Да, мне известно, что церемония официального отречения должна состояться только через пару недель, но я тут подумала, что мне надо приехать и предложить кандидатуры Родни и Флавинии, ведь скоро трон окончательно опустеет. Мои наследники готовы взвалить бремя лидерства на себя.
У меня екает сердце. Вчера Хадсон поклялся мне, что он не заинтересован в том, чтобы быть королем вампиров, и я верю ему. Мы оба считали церемонию его официального отречения помпезным и пустым актом. Но теперь, когда я стою здесь и смотрю на эту женщину с алчными глазами и щеками, розовыми от предвкушения, мне становится ясно, что, возможно, не брать на себя роль короля – это не совсем то же самое, что отказаться от нее.
Хотя Хадсон не хочет занимать трон, в отличие от Селины, Родни и Флавинии, он также не желает, чтобы он достался им, потому что его люди не заслуживают попасть под иго правления Сайруса 2.0. И в результате он в тупике.
Более того, в тупике оказались и мы.
– Как это любезно с твоей стороны, – говорит Хадсон тоном, по которому ясно, что он так не думает. – Мы тут в Лондоне как-то худо-бедно справляемся, и я уверен, что тебе было бы куда комфортнее у тебя дома в Стоук-он-Трент. Ты же знаешь, как Родни скучает по своей мамочке, если она уезжает надолго.
Я ничего не могу с собой поделать и изумленно смотрю на него. Стоук-он-Трент? Мамочка? Кто вообще эти люди и что они сделали с моей парой?
Но он только улыбается мне, улыбается безмятежно – если не приглядываться, чтобы не видеть лукавого блеска в его глазах.
О проекте
О подписке