Ничего себе.
Наверняка он шутит, не так ли? Не можем же мы в самом деле находиться при Дворе горгулий.
Но, оглядывая этот великолепный двор, я не могу не думать, что он говорит правду. Под ногами у меня мраморные плиты, а над ними, по обе стороны затейливой ограды из золота и драгоценных камней, высятся такие же колонны. Все это – часть парадного входа большого и очень нарядного средневекового замка.
В общем, такой антураж вполне логичен, если учесть, что король горгулий провел в заточении больше тысячи лет. По словам Флинта, Двор драконов с годами менялся и адаптировался к новым условиям, так что сейчас он находится в одном из самых дорогих небоскребов Нью-Йорка. Но поскольку король горгулий был в заточении, а остальные горгульи погибли, Двор горгулий застыл во времени.
Должно быть, мы каким-то образом оказались внутри его воспоминаний и видим великолепие Двора, каким он его видел в последний раз. От этой картины у меня ноет сердце: таким мог бы быть Двор горгулий, если бы не Сайрус.
– Он прекрасен, – говорю я, глядя на этот огромный замок – он по крайней мере в два раза больше Кэтмира. Он выглядит так величественно, что мне ужасно хочется написать его.
Мы стоим во дворе перед замком, но, оглядевшись по сторонам, я обнаруживаю, что и за мной, и передо мной есть много чего еще. Здание окружено огромным рвом, через который перекинут большой подъемный мост, по периметру тянется исполинская каменная стена высотой не меньше семидесяти пяти футов – надо думать потому, что большинство сверхъестественных существ способны чертовски высоко прыгать.
Сам замок тоже имеет внушительный вид: стены венчают каменные зубцы, по углам высятся большие круглые башни.
Здесь полно окон самых разных форм и размеров – мои скромные познания о средневековых замках не позволяли представить такого разнообразия. Но витражи выглядят куда примитивнее, чем можно было бы ожидать. Конечно, я не знаю, на какое время пришелся расцвет витражного искусства. Возможно, тысячу лет назад эти витражи считались очень сложными и изысканными.
В общем и целом замок выглядит так, будто в свое время он соответствовал всем средневековым стандартам.
– Это и есть твой Двор? – спрашиваю я, кружась вокруг своей оси, чтобы все рассмотреть. – Ты – король горгулий и сам построил этот замок?
– Да. Кстати, меня зовут Алистер, – отвечает он, говоря как образованный культурный человек, а не так, как прежде. – Но ты ошиблась, этот Двор не мой. – Он улыбается, беря мою руку с тату Короны. – Это твой Двор, моя дорогая Грейс. Он больше мне не принадлежит.
От этой мысли у меня подкашиваются коленки. Когда я представляла себе, как устрою Двор горгулий на те деньги, которые достались мне во время празднования Дней сокровищ, то думала о чем-то куда менее грозном и величественном. Я представляла себе место, в котором девушка, родившаяся и выросшая в Сан-Диего, могла бы чувствовать себя комфортно.
Я поднимаю взгляд на замок. В нем нет ничего комфортного – все буквально кричит о роскоши и угрозе.
– Но ты король, – говорю я ему, изо всех сил стараясь не обращать внимания на то, как Корона жжет мою ладонь. – И все это принадлежит тебе.
– Я был королем. – В его улыбке сквозит сожаление, но не печаль. – Теперь Двором горгулий правишь ты, а значит, этот замок – этот Двор – принадлежит тебе, и ты можешь делать с ними все, что пожелаешь.
У меня падает сердце. Вся эта история с Двором горгулий становится реальной, слишком реальной, несмотря на то, что мы с ним единственные горгульи на Земле. Если мы сумеем победить Сайруса, то мне придется занять место в Круге, и меня это пугает.
– Поэтому ты и перенес меня сюда? – спрашиваю я, пытаясь уложить все это в голове. – Чтобы показать мне, чем я владею?
Алистер смеется.
– Мне жаль разочаровывать тебя, Грейс, но это не я перенес тебя сюда, это ты перенесла сюда меня. И я так этому рад. Это… – Он замолкает, оглядывается по сторонам и снова проводит рукой по богатому бархату своей туники. – Приятно вновь очутиться тут, пусть даже ненадолго.
– Я не понимаю. Как это? Как я могла перенести тебя сюда? Я даже не знала, что это место существует…
– И тем не менее ты смогла доставить нас сюда. Это впечатляет, очень впечатляет. – Он качает головой, и на его лице отражается восхищение. – Ты намного, намного сильнее, чем я полагал, хотя я отнюдь не считал тебя слабой.
Должно быть, моя растерянность написана на моем лице, потому что Алистер машет рукой.
– Давай пройдемся, и я попытаюсь ответить на все твои вопросы.
– Их у меня много, – замечаю я, и мы идем по этому огромному древнему двору, как будто у нас здесь послеобеденное чаепитие, как будто сейчас не раннее утро и мы не знаем, что скоро на нас нападут Сайрус и его воинство, чтобы попытаться уничтожить все, что нам дорого. – Начать хотя бы вот с чего – как тебе удается разговаривать здесь с такой легкостью? Ведь обычно, когда ты говоришь со мной, это стоит тебе немалых усилий.
Он надменно поднимает бровь, и я быстро извиняюсь, всплеснув руками:
– Я не хотела тебя обидеть.
– А я и не обиделся, – отвечает он. Но его лицо остается суровым, и он по-прежнему щурит глаза.
Однако перемены, произошедшие в нем, просто невероятны. Да, я понимаю, что он был заточен в камне тысячу лет, и это оставило на нем ужасные следы. Он определенно внушал страх, будучи Неубиваемым Зверем. Но теперь в этом короле горгулий, в этом Алистере есть нечто куда более угрожающее.
Мы проходим еще несколько ярдов, и каблуки на сапогах Алистера громко стучат по полированному мрамору. Я уже начинаю думать, что он не ответит на мой вопрос, несмотря на свое обещание, когда он говорит:
– Управлять нашим народом нелегко. Такая власть налагает на тебя множество обязательств – как по отношению к миру, так и к нашим людям. И одно из этих обязательств заключается в том, чтобы оставаться открытым для них – всегда.
Он делает медленный долгий вдох и продолжает:
– Горгульи были созданы идеальными миротворцами, способными установить равновесие между обыкновенными людьми и сверхъестественными существами. И один из наших особых талантов, как ты наверняка уже поняла, это способность общаться друг с другом при помощи телепатии. Она позволяет нам координироваться во время конфликтов и более эффективно нести дозор.
То, что он говорит, имеет смысл, подобный вывод можно было сделать и из рассказа Карги, но мое сердце все равно начинает биться быстрее – ведь я наконец узнаю больше о том, что значит быть горгульей – притом от такой же горгульи, как я сама.
Он продолжает:
– На небольшом расстоянии общаться телепатически могут все горгульи. Так можно координировать действия боевого подразделения. Разумеется, есть несколько командиров, способных общаться на гораздо больших расстояниях. – Он поворачивается и смотрит мне в глаза. – А горгульи королевской крови могут говорить со всеми нашими, независимо от расстояния. Это наш народ, и мы можем слышать их всегда, когда нужны им. Это одновременно и дар, и бремя.
Что ж, в теории это звучит красиво – король, имеющий такую тесную связь со своими подданными, что они могут обратиться к нему в любое время, чтобы привлечь его внимание. Однако легко себе представить, как это утомительно – каждый день, каждую минуту слышать тысячи голосов.
– Разве ты не можешь заглушить эти голоса? – спрашиваю я.
Он кивает.
– Мы можем их фильтровать. Но запертый в обличье горгульи на протяжении тысячи лет, я мало-помалу утратил контроль над этим даром, потерял способность заглушать голоса и отвечать. В моей голове постоянно звучат тысячи голосов, они умоляют меня помочь им, спасти их, освободить их. Кричат от муки, не понимая, почему я не пришел, почему не отозвался на их мольбы. – Его голос становится сиплым. – Столько голосов…
Это звучит ужасно.
И тут мне в голову приходит еще одна мысль. Такая ошеломляющая, такая трепетная, что мое сердце начинает бешено колотиться.
Откуда могут взяться эти тысячи голосов, не дающие ему мыслить ясно, если мы с ним единственные две горгульи, оставшиеся на Земле?..
Я собираюсь задать ему этот вопрос, но тут он вскидывает одну бровь и говорит слова, от которых у меня обрывается сердце, а голова идет кругом.
– Но ты наверняка сама знаешь, каково это, внучка. Должно быть, твое сознание тоже переполняют голоса Армии горгулий, да?
В этом заявлении столько всего, что надо расшифровать, что я даже не знаю, с чего начать.
Внучка? Армия горгулий? Я тоже должна слышать их голоса? Голоса существ, которые, как все думают, мертвы? От одной этой мысли к горлу подступает тошнота. Что же мне на все это сказать? И что мне делать с моим сердцем, перешедшим в режим свободного падения, когда он произнес слово «внучка»?
Впрочем, пожалуй, я знаю, с чего начать. Само собой, упоминание об Армии горгулий, которая должна говорить со мной – и которая существует – это чертовски важно, но лично для меня это совсем не так важно, как то, что король горгулий – мой дед? – сказал перед этим.
– Внучка? – спрашиваю я, едва не поперхнувшись этим словом по множеству причин – во-первых, у меня никогда не было ни дедушек, ни бабушек. Мои родители сказали, что они умерли задолго до моего рождения.
А во-вторых, как король горгулий – король горгулий – может быть моим дедом? Ведь последнюю тысячу лет он сидел на цепи в пещере, а моим родителям было лишь немного за сорок, когда они погибли. Так что это не имеет смысла. Впрочем, в настоящий момент вся эта история не имеет смысла, включая утверждение Алистера, что это я перенесла нас обоих ко Двору горгулий.
– Нет, ты, конечно, не приходишься мне родной внучкой, но ты определенно мой потомок – правнучка со многими «пра», и у тебя точно есть дар.
Ну хорошо, если я его прапрапра – и так далее – внучка, то это все-таки имеет смысл. Но почему он уверен, что мы с ним родня? Ведь у меня нет ни его орлиного носа, ни его серых глаз. Я думаю о том, насколько король горгулий внушителен и полон достоинства, в то время как я обычно чувствую себя бестолочью, и моя кожа под мятым худи начинает зудеть от прилива адреналина.
Теперь мы идем вдоль края двора, через каждые несколько футов здесь высажены розовые кусты. Похоже, эти кусты находились в спячке, но как только мой прапрапра – этих «пра» слишком много, чтобы их можно было сосчитать – дедушка проходит мимо, они оживают. Это невероятно, и я начинаю гадать, не связано ли это с магией земли, которая подвластна горгульям и которую я только недавно начала понимать. Это напоминает мне кое о чем…
– Что ты имел в виду? – спрашиваю я, когда оживает еще один розовый куст – на нем расцветают розы такого необычного ярко-кораллового цвета, что я улыбаюсь, несмотря на серьезность ситуации. – Когда сказал, что у меня точно есть дар?
– Я был сопряжен с твоей бабушкой почти две тысячи лет, и я не могу не узнать ее дар. И ты, моя дорогая, определенно наделена им. – Он подмигивает. – А кроме того, ты настоящий боец. Ты, как и я, смела, и у тебя такая же сильная воля.
Я совсем не уверена, что это так, ведь, как правило, не я выбираю свои битвы, а они выбирают меня. Я не убегаю от них, но и не ищу их. Просто в этом новом для меня мире так много существ, желающих мне смерти. А поскольку я не хочу умирать… мне остается только сражаться. Но сейчас не время обсуждать мои боевые инстинкты, ведь мой дед только что взорвал еще одну бомбу.
– Значит, у меня есть и бабушка?
– Конечно, есть. И она потрясающая женщина, самая храбрая и упрямая из всех, которых я когда-либо знал. – Он окидывает меня взглядом. – Я хочу сказать, знал до сих пор.
Кажется, ему хочется что-то добавить, но вместо этого он делает паузу и смотрит перед собой невидящим взглядом, как будто ищет что-то внутри себя. Я начинаю думать о том, что он сказал мне, когда отдал Корону – с каким жаром говорил о той женщине. Значит, это и есть моя бабушка? Но в таком случае как она может быть жива, если Алистер и я – последние горгульи на планете?
Я хочу спросить его об этом, но тут он облегченно вздыхает, и его расфокусированный взгляд снова становится осмысленным.
– Она все еще жива. Я знал, что она должна быть жива, но поскольку ты ничего о ней не знаешь, я испугался… – Он мотает головой, словно затем, чтобы избавиться от навязчивых мыслей. – Но с ней все в порядке. Тебе надо будет познакомиться с ней. Возможно, ты сможешь взять меня с собой. Она сердится на меня вот уже тысячу лет, но я знаю – она скучает по мне. И мне тоже очень, очень ее не хватает.
– Она жива? – спрашиваю я, и меня охватывает волнение. – Значит, на свете есть еще одна горгулья? А я считала, что мы единственные.
На лице Алистера отражается изумление.
– Начнем с того, что твоя бабушка укусила бы тебя – или превратила во что-то склизкое, – если бы хотя бы заподозрила, что ты приняла ее за горгулью. Она любит меня, но смотрит немного свысока на нас, существ из камня.
Он смеется, закатив глаза, и на мгновение у него делается мальчишеский вид – сейчас он совсем не похож на измученного Неубиваемого Зверя, которого мы так старались освободить. И я смеюсь вместе с ним.
Но затем он становится серьезным.
– Твоя бабушка – моя пара, любовь всей моей жизни.
Мое сердце разрывается от мысли о том, чего он не сказал – что он провел в разлуке со своей парой тысячу лет. Я думаю о Хадсоне, о том, какой защищенной и счастливой чувствую себя в его объятиях, а затем начинаю думать о том, каково бы мне было в разлуке с ним. В разлуке не на день или два, а на целую вечность.
Это тяжело, это невозможно даже представить. И из-за этого я еще больше сочувствую Алистеру и его паре, кем бы она ни была.
Он пытается сморгнуть слезы, чтобы скрыть их от меня.
– Как ты думаешь, ты смогла бы доставить ее сюда, к нам? Хотя бы ненадолго? Мне так ее не хватает.
– Я… – Мой голос срывается, и я откашливаюсь, пытаясь придумать, что ответить ему. Я бы с удовольствием доставила ее сюда, если бы знала, где мы сейчас находимся. Или где находится она. Или как я перенесла нас обоих в это место, которого никогда прежде не видела и о существовании которого даже не подозревала.
О проекте
О подписке