Сейчас ничто здесь не кажется мне знакомым, но вокруг темно, и снег давно растаял, так что я не удивлена. Впрочем, прежде мне тоже было чертовски трудно найти эту пещеру, даже когда мы являлись сюда при свете дня.
Но, похоже, для Джексона это плевое дело, ведь он спокойно идет к крошечному проему в скалах, снимая по пути защитные заклинания. Хадсон движется к нему с другой стороны, также нейтрализуя заклинания. Они оба избавляются от них невероятно быстро, так что через две минуты мы уже спускаемся по ледяному проходу, ведущему внутрь пещеры.
Здесь темно, и я включаю фонарик на телефоне, чтобы не поскользнуться на льду. Мэйси делает то же самое, и мы с ней обмениваемся сочувственными взглядами, пробираясь все дальше по скользкому подземному ходу.
На секунду я поворачиваюсь к Флинту и вижу, что его протез справляется с задачей, несмотря на то, что здесь ужасно скользко. Я также не могу не заметить, что за ним слежу не я одна – Джексон, который идет сразу за Флинтом, тоже смотрит на него, готовый подхватить его, если тот поскользнется.
Флинт же не обращает внимания ни на Джексона, ни на меня, ни на лед под ногами. Его мысли сейчас далеко, он сжимает зубы, и у него отсутствующий взгляд.
– Это гнусное место, – говорит Иден, и, когда свет моего фонарика падает на нее, я замечаю, что она то и дело оглядывается по сторонам и что в ее широко раскрытых глазах застыл ужас.
– Ты даже не представляешь насколько, – отзываюсь я.
– Что ты имеешь в виду… – Иден замолкает, когда мы сворачиваем за угол и ей становится ясно, что я имела в виду.
Потому что перед нами по левую руку находится самая чудовищная часть пещеры Кровопускательницы – если не считать ее самой. То место, где она извлекает кровь из своих жертв.
Оно используется по назначению – здесь на цепях висит целая группа пеших туристов. Их глотки перерезаны, а кровь стекает в ведра – зрелище, к которому я, как это ни печально, привыкла за последние пару визитов к этой вампирше.
Правда, на сей раз есть кое-какое отличие – рядом с ними стоит Кровопускательница и тонкой льняной салфеткой вытирает со своих губ их кровь. Наверняка она еще теплая.
Она только что убила этих людей – всех шестерых. И поскольку я не вижу на их телах следов борьбы, они, хотя их было немало, не имели в этой схватке ни единого шанса. И мне становится все понятно – во всяком случае, так я себе говорю. Таков уж этот мир: обычные люди – это пища для вампиров. И, хотя некоторые вампиры, как мои друзья, питаются кровью животных, а также кровью тех людей, которые не имеют ничего против и которых они не убивают (привет тебе, Хадсон), другие ведут себя несколько более старомодно. Как Кровопускательница. Или Сайрус. И кто знает, сколько других.
Думать об этом страшно. А смотреть еще страшнее – поэтому я стараюсь не присматриваться к телам, висящим на крюках, и к каплям крови на подбородке Кровопускательницы.
Мэйси, взглянув на туристов, спотыкается, вскрикивает и падает. Не знаю, что так пугает ее – вид мертвых туристов или падение. Вероятно, и то, и другое.
Иден бросается вперед и подхватывает ее.
– Она что, только что… – начинает она, затем закрывает рот, когда Кровопускательница поворачивается и смотрит на нее своими безумными зелеными глазами.
– Мой дорогой Джексон, ты привел ко мне целую туристическую группу, – говорит она сладким голосом, который, словно скальпелем, режет мой слух. – И без всякого предупреждения. Чему я обязана такой чести?
Джексон склоняет голову, и меня снова, уже в который раз, поражает почтение, которое он выказывает этой женщине. Поражает то, какое уважение и какой страх она внушает ему. После всего, что произошло – после всего, что я узнала о ней, – мне трудно это принять.
Возможно, именно поэтому я выхожу вперед и говорю:
– Явиться сюда – моя идея.
И, кто бы сомневался, Хадсон выбирает именно этот момент, чтобы ввернуть:
– Уединение слишком переоценено. Но нам нет нужды говорить об этом, вам ли этого не знать. – Тот факт, что он в это время стоит, прислонясь к ледяной стене, и играет на своем телефоне в судоку – как будто это куда интереснее, чем общаться с самой крутой вампиршей на земле, – только делает его реплику более нахальной.
И все здесь знают это.
Джексон издает гортанный звук, будто давясь, Мэйси тихо скулит. Флинт и Иден молчат, но по их лицам видно – они просто ждут, когда она прихлопнет его.
Сама я наполовину ожидаю, что сейчас она заморозит его, как в прошлый раз, но она ничего не предпринимает, просто бросает на него взгляд – такой же холодный и острый, как сосульки, свисающие с потолка ее пещеры.
– И все же вы здесь. Из этого следует только один вывод – моя помощь не кажется вам переоцененной, даже если, по-вашему, переоценена я сама.
– Ну не знаю. – Хадсон пожимает плечами. – Ведь даже сломанные часы показывают правильное время два раза в день.
Флинт смотрит на Хадсона так, будто тот потерял рассудок… и оглядывается по сторонам, словно ища глазами запасной выход. И немудрено. Если Хадсон продолжит дразнить ее, нам всем может понадобиться запасной выход, чтобы бежать отсюда со всех ног.
Поэтому я встаю между ними. Я люблю Хадсона, но, если Кровопускательница разозлится и превратит его в таракана, мне придется пересмотреть свой взгляд на наши узы.
– Это мне нужен ваш совет, – говорю я, положив руку на предплечье Хадсона, чтобы удержать его от новых опрометчивых слов.
Он и Кровопускательница не понравились друг другу уже при первом знакомстве – в основном потому, что тогда она пыталась убедить меня, что он не что иное, как холодный убийца, начисто лишенный совести. А если прибавить к этому тот факт, что она сотворила фальшивые узы сопряжения между Джексоном и мной, то ясно, почему Хадсон считает ее самым гадким человеком на планете. Такое надо заслужить, если учесть, что на нашем шарике есть еще и Сайрус.
И я его не виню – ведь сама я испытываю к ней те же чувства. Но мне также совсем не хочется возвращаться сюда, так что я предпочитаю просто взять себя в руки и выяснить то, что нам необходимо. Если Кровопускательница каким-то образом связана со мной, подобно тому, как был связан со мной Джексон, то я хочу это знать. Чтобы найти способ разорвать эту связь.
Поначалу Кровопускательница даже не смотрит на меня. Вместо этого она продолжает пожирать глазами Хадсона – прищурясь, оскалив зубы и сжав кулаки. Он тем временем даже не удостаивает ее взглядом. Я неплохо его знаю, но никогда не видела, чтобы он был так поглощен своим телефоном. Или судоку.
Поэтому в надежде на то, что она перестанет смотреть на мою пару так, будто подумывает подвесить его над ведром, я поспешно говорю:
– Я могу видеть в своей голове связи с теми, кто мне дорог, включая мою горгулью. Это похоже на цветные нити – лучшего слова я подобрать не могу. И одна из этих нитей… думаю, одна из этих нитей связывает меня с вами. И в ней заключена огромная сила.
Кровопускательница не торопится повернуться ко мне, но, когда она это делает, выражение ее лица становится намного мягче.
– Пойдем. – Она протягивает мне руку. – Я обнаружила, что в последнее время холод утомляет меня. Пойдем в мою гостиную, туда, где тепло.
И, не дав себе труда посмотреть, следуем ли мы за ней, она разворачивается и идет по ледяному проходу вперед, вид у нее при этом такой, будто за те месяцы, что прошли с нашего прошлого визита, она постарела на сотню лет.
– Джексон, не мог бы ты принести мне одеяло? – спрашивает она, и ее голос немного дрожит, когда она опускается на диван, обитый белым бархатом.
Ее гостиная опять изменилась – я отмечаю это про себя, пока Джексон достает одеяло из комода, стоящего рядом. Стены стали сиреневыми, как и кресла напротив. И обивка дивана, и обивка кресел украшены вышивкой, изображающей фиалки и зеленые листья, а на другом конце комнаты пылает камин, бросая на нас розовые блики.
– У нее здесь горит огонь? – шепчет мне Мэйси, пока Джексон накрывает одеялом колени Кровопускательницы.
– Но почему лед не тает? – спрашивает Иден.
– Это иллюзия, – отвечаю я. – Как и вся обстановка.
«А исходящее от нее ощущение хрупкости?» – гадаю я, пока она устраивается под одеялом. Это что, тоже иллюзия? И если да, то зачем самой могущественной вампирше притворяться слабой?
– Кто-нибудь хочет чаю? – спрашивает Кровопускательница, взмахнув рукой, и на журнальном столике вдруг появляются фарфоровый чайник и чашки.
– Это правда чай? – чуть слышно бормочет Мэйси. – Или это тоже иллюзия?
Я пожимаю плечами и качаю головой. Хотя нас и соединяет какая-то чудная зеленая нить, я знаю о Кровопускательнице ничуть не больше прочих.
Когда никто не отвечает, моя кузина говорит, прервав молчание:
– Спасибо. Я с удовольствием выпью чаю. – И бросает на меня взгляд, говорящий, что есть только один способ выяснить, иллюзия это или нет.
В глазах Кровопускательницы вспыхивают веселые огоньки, и она поворачивается к Мэйси.
– Конечно, моя дорогая.
Мэйси наклоняется и, взяв чайник, наливает горячую янтарную жидкость в чашку. Затем берет щипчики и кладет туда два кусочка сахара. Тут неизбежно возникает еще один вопрос.
– Откуда у нее сахар, если она предпочитает… человеческую кровь? – тихо спрашивает Иден.
Да. Хороший вопрос.
Руки Мэйси дрожат, когда она, склонившись над чашкой, дует на чай прежде, чем сделать глоток. Она сказала, что хочет выпить чаю, и не может пойти на попятную просто потому, что нам всем непонятно, откуда взялся сахар – да и чай тоже. Однако приятное удивление на лице моей кузины свидетельствует о том, что чай по-настоящему хорош – но думаю, вопросы об этом лучше задать потом. Потому что, когда Кровопускательница устремляет на меня свой грозный взгляд, я понимаю, что наше время вышло.
Даже до того, как она говорит:
– Грейс, дорогая, почему бы тебе не присесть рядом со мной на диван? Мы можем обсудить то, о чем ты меня спрашивала.
Мне не хочется садиться на диван, мне вообще не хочется к ней приближаться. Но судя по ее взгляду, она не примет возражений. И поскольку нам – поскольку мне – нужна ее помощь, дело обстоит так же, как всегда. Надо либо играть по ее правилам, либо выметаться вон. Так что я иду к ней под пристальными и тревожными взглядами Хадсона и моих друзей. Однако сажусь не на диван, а в одно из миленьких сиреневых кресел. Одно дело – вести себя любезно, и совсем другое – быть размазней.
А мне здорово надоело быть размазней, когда речь идет об этой женщине, которая причинила тем, кто мне дорог, столько мук. Чьи козни привели к ужасным последствиям.
Кровопускательница поднимает брови, когда я сажусь в кресло, а не на ее диван, и несколько минут сверлит меня взглядом, пока мои друзья беспокойно мнутся в стороне. Я отвечаю ей тем же, не желая подчиняться. Способна ли она прикончить меня? Наверняка. Сделает ли она это здесь и сейчас, на глазах у своего драгоценного Джексона? Нет, не думаю – ведь она так старается впечатлить его.
– Почему бы тебе не сесть на диван, Грейс? – наконец спрашивает она голосом, в котором звучит сталь. – В последнее время мой слух начал меня подводить.
– Спасибо, но мне удобно и здесь, – отвечаю я, специально повышая голос, чтобы эта бедная старушка могла услышать меня. Я едва удерживаюсь от того, чтобы картинно закатить глаза.
Ее глаза сужаются, и я жду, каким будет ее следующий выпад. Щелкнув пальцами, она замораживает остальных. Ее лицо сразу же меняется, уязвимость улетучивается, и она вновь превращается в ту жестокую и беспощадную женщину, которую я знаю и которую совсем не люблю. В женщину, способную, не моргнув глазом, прикончить целую группу туристов.
– В какую игру ты играешь, Грейс? – рявкает она, и по ее тону понятно, что больше она не потерпит ослушания.
Но мне уже надоело подстраиваться под нее. Если ей хочется разодрать мне горло, то пусть попробует. Потому что я больше не стану прогибаться. Ни сейчас, ни потом.
– По-моему, мне следует задать вам этот вопрос, – огрызаюсь я.
– Это не я пришла к тебе, а ты ко мне, – парирует она. Это правда, и это здорово раздражает меня.
Я смотрю на нее.
О проекте
О подписке