Я уже практически не знаю этих детей — меня столько не существовало в их жизни. Словно пожилая женщина за воспоминаниями о молодости я думаю, что всего несколько лет назад была счастливой и здоровой молодой девушкой, жизнерадостной, со множеством друзей. Только на мгновение допускаю эту мысль, но тут же гашу свет и беззвучно закрываю за собой дверь.
Я усаживаюсь за печатную машинку — мою единственную оставшуюся надежду в этом всё более незащищенном мире. Я пишу и меня посещает мысль: петидин — всё, что мне нужно; операция же как условие входного билета в рай меня совсем не волнует.
В деревне я раньше никогда не бывала — меня поражает это безмолвие, непохожее ни на что знакомое мне прежде. Я ощущаю что-то напоминающее счастье и размышляю: наверное, это и есть наслаждение жизнью.
Я говорю ему, как Геерт Йёргенсен однажды сказал, что я вряд ли привлеку хоть одного нормального мужчину. А кто нормален? — спрашивает Эббе и хлопает по карманам, пытаясь найти то ли записную книжку, то ли кисет, то ли ключи.
В конце концов Пит находит подходящий пансион, и я переезжаю, снова ощущая себя молодой девушкой, чье существование — хрупкое, недолговечное и сомнительное.
Я же считаю, что нельзя избавляться от человека только потому, что встречаться с ним больше невмоготу, но это невозможно объяснить Питу, практичному, приземленному и совершенно не сентиментальному.