Насмотревшись на то, что творилось на улицах района, мне даже не хотелось представлять, что меня ждёт. Я лишь молила, чтобы он покончил со мной быстро и безболезненно.

– Во-первых, никогда не приказывай своим противникам, если в руках не держишь как минимум нож, с которым в совершенстве умеешь обращаться, – в интонации его голоса не осталось и следа от былого веселья. – Во-вторых, перцовый или любой другой баллончик лучше держать в кармане, чтобы в любую секунду могла его вытащить. Плохие дяди вряд ли будут стоять и ждать, как делал это я, пока ты роешься в сумке. В-третьих, если уж и удалось быстро вытащить, то нападающего не нужно предупреждать об использование баллона и уж тем более пытаться угрожать им. Всё просто: достала и применила, не теряя ни секунды, а дальше беги сломя голову и зови на помощь.

Тогда мне казалось, что я слышала не предложения, а бессвязный набор слов. Лишь когда вернулась домой и протрезвела от страха, я приятно удивилась тому, что запомнила первый урок по самообороне от начала до конца.

На чердаке же я была до ужаса напугана, тело тряслось, словно в лихорадке, и, как бы я ни пыталась, но так и не смогла сдержать очередной тихий поток слёз.

– Эй, ну ты чего, мелочь? – рука мальчика всё ещё накрывала мой рот, но хватка заметно ослабла. – Я уберу руку, если ты обещаешь больше не кричать, как резаная.

Я никак не отреагировала. Ни кивнула, ни одобрительно замычала, просто продолжала ручьём лить слёзы, и в следующую секунду он освободил мне рот и развернул к себе.

Моё лицо доходило мальчику до уровня солнечного сплетения. Мне пришлось задрать голову вверх, чтобы перед печальной участью посмотреть своему палачу в глаза. И, чёрт возьми, я до сих пор помню, словно это было только вчера, как меня точно стрелой насквозь прострелило и намертво прибило к полу. Его нефритовый взгляд смотрел мне точно в душу, считывая всю палитру переполняющих меня чувств.

– Давай лучше атакуй меня своим баллоном или можешь даже в ход пустить кулаки, я потерплю, отвечать не буду, только прекрати лить слёзы, – его голос вновь стал спокойным, даже каким-то тёплым и мягким, отчего впервые за всю встречу с ним мне удалось осознать, что мальчик совсем не похож на тех кучкующихся в группы местных разбойников.

– Ты меня не убьёшь? – жалобно всхлипнула я, внимательно рассматривая его лицо.

Густые тёмные брови приподнялись в удивлении, а губы расплылись в улыбке, проявляя на щеках милые ямочки.

– Зачем мне тебя убивать? Мы же вроде как соседи, – усмехнулся мальчик, а я выдохнула с облегчением. Жить буду, и это главное. – Ты из какой квартиры? Что-то я тебя не видел раньше.

– Мне нельзя отвечать на подобные вопросы незнакомцев, – я сделала большой шаг назад и позволила себе расслабиться.

– Так в чём проблема? Давай знакомиться. Я Остин, а тебя как зовут, мелочь?

– Николина, – ответила и, вздёрнув нос, добавила: – И я не мелочь!

– Ещё какая мелочь. Да ещё и плакса со странным именем.

– Почему это со странным?

– Русское какое-то, – пояснил он, отходя от меня на несколько шагов, и поднял с пола выпавшую сигарету.

– Не русское, а болгарское. Моя мама родом оттуда.

– О как! А папа американец?

– Был, – выпалила я, совершенно не желая говорить об отце.

Чувствуя приближение привычного болезненного комка к горлу, я присела на корточки и начала суетливо собирать разбросанные тетрадки и учебники. Спрятав лицо за прядями волос, я не видела выражение лица Остина и даже не знала, смотрит ли он на меня.

Но он смотрел. И всё понимал.

– Не забудь самое главное, – произнёс он совсем рядом и протянул мне перцовый баллончик.

– Спасибо, – я собиралась забрать предмет, но он резко отдёрнул руку.

– Отдам, если пообещаешь кое-что, Никс.

Я недоумённо уставилась на него. Так меня никто никогда не называл. Словно кличка собаки.

– Когда в следующий раз решишь пореветь на славу, вместо чердака приходи в квартиру №5. Нечего такой мелочи в этой грязи сидеть и слёзы лить. Только подъезд затопишь да задницу на холоде обморозишь. Так что не стесняйся и приходи в гости. Я уж точно найду, чем тебя развеселить. С бабушкой познакомлю. Она у меня та ещё юмористка, грустить точно не позволит. А какие пироги печёт – пальчики оближешь! Однозначно таких ты никогда не пробовала. Да и тебе поесть как следует не помешало бы. Одна кожа да кости. Тебя ветром-то не сносит?

Я опешила, услышав подобный вопрос от мальчика, у которого руки хоть и сильные, но ненамного толще моих.

– Тебя самого-то не сносит?

Теперь брови Остина взлетели на лоб, а глаза округлились от возмущения.

– Меня?! Да как ты смеешь?! Такую груду мышц попробуй сдвинуть с места, – согнув руку в локте, он приподнял её и напряг несуществующие бицепсы.

Не сдержавшись, я рассмеялась в голос. Клоун.

– Ну вот, хоть улыбнулась наконец, а то всё крики да слёзы, – его ответная улыбка неожиданно окатила теплом. – Ну так что? Никакого больше чердака? Договорились, Никс?

– Договорились, – немного подумав, ответила я.

– Обещаешь? – Остин вновь протянул мне баллон.

– Обещаю, – искренне ответила я, а глупая улыбка больше не хотела сползать с моих губ.

Именно так, в один из самых мрачных и тяжёлых периодов, я встретила человека, без которого сейчас не представляю своей жизни. Остин стал не просто лучшим другом, а скорее старшим братом, который на протяжении последующих нескольких лет был для меня сильнейшей моральной поддержкой, защитником и товарищем во всех радостях и бедах.

Мне казалось, будто папа, увидев с небес моё отчаяние и одиночество, послал Остина на замену себе. И это не просто фантастические мысли маленькой девочки. Сейчас, спустя больше двенадцати лет с нашей первой встречи, я абсолютно уверена в этом.

Он мой герой. Ни больше ни меньше.

Если бы не Остин, моя нелёгкая жизнь в лучшем случае была бы на десяток оттенков мрачнее, в худшем – меня бы просто не было в живых.

С того дня практически всё свободное время я проводила с Остином и его бабушкой. Годы шли, а вместе с ними дыра в моём сердце из-за смерти папы постепенно заживала. Я приспособилась к новым обстоятельствам и к жизни в небезопасном районе. Моя повседневность изменилась далеко не в лучшую сторону, но тем не менее она продолжалась.

В отличие от маминой.

Спустя несколько лет помимо отстранённости в общении со мной, я также начала ощущать исходящий от неё запах спиртного. Как я только не пыталась достучаться до неё, объясняя, что алкоголь – не лучший помощник в решении проблем, но всё было тщетно. Она не слушала меня.

К тому моменту мне было четырнадцать, и к моим бушующим подростковым гормонам добавилась ещё и крайняя озлобленность не только на маму, но и на весь окружающий мир. Поэтому вместо мольбы и спокойных разговоров, я решила привлечь её внимание другими, более радикальными и, как сейчас осознаю, глупыми и крайне опасными способами.

Всего за несколько месяцев из светлой, порядочной и дружелюбной девочки я превратилась в грубую, вечно раздражённую, импульсивную хамку, которой было глубоко наплевать, к чему приведут её действия, а страх перед улицами словно и вовсе пропал.

Меня разрывало непреодолимое желание доставить другим ту же боль, что постоянно испытывала сама. Именно это мерзкое стремление придало смелости и привело меня в одну из многих неблагоприятных группировок Энглвуда.

Моя новая жизнь состояла из регулярных тусовок с членами банды. Мы постоянно шатались по улицам, пугая людей, обворовывали их, разбивали витрины киосков и магазинов, автобусные остановки и стёкла чужих машин, занимались вандализмом и другими бессмысленными разрушениями.

Мама, если и была в курсе о моей новой компании, то виду не подавала. Ни одного, чёрт побери, упрёка или воспитательного слова не сорвалось с её уст. Ничего не изменилось. И её равнодушие вызывало во мне ещё более мощную вспышку ярости.

В общем, моя жизнь превратилась в замкнутый круг из злости, боли и непонимания, с каждым днём прогрессивно увеличивающийся в размерах. Даже мой вечный спаситель Остин, которому я в то время неслабо потрепала нервы и ввязала в огромное количество стычек с бандой, не мог достучаться до меня и уберечь от проблем.

Однажды, во время очередного разгрома магазина, оперативно прибывшим полицейским удалось меня поймать, и ни один член банды, с которыми я совершала преступление, не попытался мне помочь. Они просто сбежали, спасая свои шкуры, а меня грубо затолкали в машину и повезли в полицейский участок.

Помню, как поразилась, когда спустя час увидела там свою маму. Она всё-таки пришла за мной, хотя, честно говоря, я и не надеялась.

И видимо тот факт, что ей пришлось потратить последние сбережения на мой выкуп из полиции, побудил маму наконец заговорить со мной. Однако ничего хорошего она мне не сказала. Лишь сообщила, что, если я и дальше продолжу вести себя в том же духе, то её лишат родительских прав, а меня упекут в детдом или ещё хуже – в колонию для несовершеннолетних преступниц.

И на этом всё.

Я окаменела от страха, забыла, как дышать. Моим самым жутким кошмаром после смерти отца был потерять маму. Её слова о детдоме подействовали на меня отрезвляюще.

Естественно, злость, обида, разочарование, чувство несправедливости и непонимания никуда не делись, а лишь сильнее наполняли меня с каждым последующем днём, но я больше не могла позволить себе рисковать и вытворять глупости, которые приведут к ужасающим последствиям.

Отстранённость мамы уже не казалась столь мучительной в сравнении с перспективой жизни вдали от неё. Я готова была стать тише воды ниже травы, только бы никто не забрал меня от мамы. Этого я однозначно не смогла бы пережить.