Прежде чем мы закончим с исторической частью нашего вступления, следует рассмотреть еще два вопроса. Во-первых, каковы свидетельства масштабности кельтского влияния в Центральной Европе того времени? Во-вторых, чем тогда занимались германцы и каковы были их взаимоотношения с кельтами?
В поисках развернутого ответа на эти вопросы нам потребовалось бы погрузиться в бездну лингвистических тонкостей, в которых способен как следует разобраться только специалист. Соответствующее обоснование полностью дано в работе де Жюбенвилля, о которой уже неоднократно упоминалось. Основу его аргументации составляет исследование европейских топонимов. Так, возьмем кельтское наименование Noviomagus, состоящее из двух кельтских слов: прилагательного, обозначающего «новый», и magos(ирландское magh) – «поле, равнина»[16]. В древности было известно девять мест с таким названием. Шесть из них находились во Франции, среди них нынешний Нуайон на Уазе, Нижон в Воже, Нюон в Дроме. За пределами Франции можно назвать Нимеж в Бельгии и Неймеген в долине Рейна.
Для европейских топонимов типичным является также кельтский элемент «dunum» – «крепость», «замок», и по сей день нередко встречающийся в названиях местностей Ирландии и Шотландии (Дандолк, Данробин и др.). Его часто можно обнаружить во французских топонимах: Lug-dunum(Лион), Viro-dunum(Верден). В Швейцарии нужно назвать Minno-dunum(Моудон), Eburo-dunum(Ивердон); в Нидерландах название города Лейден восходит опять-таки к Lug-dunum. В Великобритании кельтское обозначение нередко просто переводили словом «castra»; так, Camulo-dunum превратился в Колчестер, Brano-dunum – в Бранкастер. Для Испании и Португалии классические авторы называют восемь топонимов, оканчивающихся на «-dunum». Современные немецкие названия Кемптон, Карнберг, Лиенц восходят соответственно к кельтским формам Cambo-dunum, Carro-dunum, Lugi-dunum; нынешний Белград (Сербия) – это Sugi-dunum, Novi-dunum – теперь Исакча в Румынии, один Carro-dunum расположен на юге России близ Днестра, а другой – в Хорватии, теперь – Пицмеза. Segodunum – это не только нынешний Родез во Франции, но и Вюрцбург в Баварии; в Англии же имеется Sege-dunum(Уоллсенд в Нортумберленде); первый элемент, «sego», вполне различим в испанском топониме Сегорбе (Sego-briga). «Briga» – опять-таки кельтское слово, этимологически связанное с германским «burg» и эквивалентное по значению «dunum».
Еще один пример: слово «magos», «равнина», весьма употребительное в Ирландии, в изобилии встречается как во Франции, так и за ее пределами; например, в Швейцарии (Uro-magus, теперь Промасен), в долине Рейна (Brocomagus, или Брумат), несколько раз – в Ломбардии и в Австрии.
Приведенный список примеров далеко не полон; автор просто хотел показать, насколько широко простиралось влияние кельтов и в какой чистоте сохраняли они свой язык, где бы ни жили.
О том же свидетельствуют остатки материальной культуры древних кельтов. В 1846 г. в Гальштатте, близ Зальцбурга, что в Австрии, был обнаружен гигантский некрополь доримского периода. Доктор Артур Эванс полагает, что предметы, в нем содержащиеся, относятся примерно к 750–400 гг. до н. э. Многие из них свидетельствуют о высоком уровне материальной культуры и развитой торговле. Так, там были найдены янтарь с берегов Балтийского моря, финикийское стекло, золотые поделки восточной работы, а также железные мечи, рукояти и ножна которых богато украшены золотом, слоновой костью и янтарем.
Кельтская культура, к которой принадлежат находки в Гальштатте, трансформировалась позднее в то, что теперь называют латенской культурой. Поселение Латен располагается на северо-восточном берегу озера Невшатель, и с 1858 г., когда там впервые были проведены раскопки, археологи нашли в этих местах немало интереснейших предметов. По мнению доктора Эванса, эти древности относятся к периоду расцвета цивилизации в Галлии и датируются приблизительно III в. до н. э. О латенской культуре следует судить исходя из недавнего наблюдения Ромилли Аллена, приводимого в его книге «Кельтское искусство» (Romilly Allen, «Celtic Art», p. 13):
«Понимание эволюции кельтского искусства затрудняет прежде всего тот факт, что, хотя кельты как будто бы не изобрели ничего нового, они проявляли удивительную способность заимствовать идеи самых разных народов, с какими сталкивала их война или торговля. И едва кельт присваивал какую бы то ни было мысль соседей, как она тут же становилась настолько кельтской, что преображалась почти до неузнаваемости».
Итак, кельты вершинной континентальной культуры – латенской – усвоили первоначально вполне натуралистические мотивы греческих орнаментов, в частности пальметту и меандр. Однако кельтам было свойственно избегать в своем художественном творчестве любого, пусть даже самого осторожного, подражания естественным формам растительного и животного мира. В их руках все обретало чисто декоративный характер. Им нравились сочетания длинных плавных кривых и волн с энергией плотно свитых спиралей и выпуклостей, и из этих простых элементов, добавив к ним несколько греческих мотивов, они создали прекрасные, изящные и разнообразные орнаменты и декоративные детали и стали пользоваться ими, изготовляя оружие, украшения, домашнюю утварь, из золота ли, бронзы, дерева или камня, и, вероятно, когда шили одежду, хоть мы и не можем утверждать этого с точностью. По-видимому, только одна великолепная составляющая декора металлических изделий – целиком и полностью порождение Кельтики. Эмаль была неизвестна народам классической античности, пока они не узнали о ней от кельтов. Еще в III в. н. э. она казалась диковиной в Средиземноморье, о чем свидетельствует замечание Филострата: «Рассказывают, будто они (то есть бритты) льют эти краски на раскаленную медь и будто они прилипают, становятся твердыми, как камень, и узоры, сделанные на них, не исчезают».
Дж. Андерсон пишет в «Записках шотландского общества антикваров»:
«Галлы, как и бритты – отростки одного кельтского ствола, – изготовляли эмаль еще до римского завоевания. Среди развалин города Бибракте, уничтоженного легионами Цезаря, были недавно открыты мастерские, с печами, тиглями, формами, шлифовальными камнями, с эмалями на разных стадиях изготовления. Но по сравнению с бриттскими образчиками эмали из Бибракте – дилетантские эксперименты. Родиной этого искусства была Британия, и художественный стиль, как и те находки, вместе с которыми были обнаружены образчики эмали, со всей определенностью указывают, что высшей ступени развития это искусство достигло прежде, чем установился контакт с культурой Рима».
В Национальном музее города Дублина имеется множество шедевров ирландского декоративного искусства – бронза, золото, эмали, – и то «кельтское», о котором говорит Ромилли Аллен, столь же отчетливо проглядывает здесь, как и в предметах из Гальштатта или Латена.
Таким образом, все свидетельствует об общности культуры и тождестве национального характера на всей обширной территории, известной античному миру под именем Кельтика.
Но, как мы уже говорили, эту территорию населяли отнюдь не только кельты. В частности, хотелось бы выяснить, кто были и где жили германцы, тевтоготские племена, вслед за кельтами ставшие для классической цивилизации жестокой угрозой с севера?
О них упоминает Пифей, выдающийся греческий путешественник и географ, около 300 г. до н. э., но они не играют никакой роли в истории до тех пор, пока на исходе II столетия, теперь уже под именем кимвров и тевтонов, не вторгаются в Италию и не терпят поражение от Мария. Древнегреческие географы – предшественники Пифея ничего о них не знают и отдают все земли, которые ныне считаются германскими, различным кельтским племенам.
Объяснение, данное де Жюбенвиллем и основанное на различных соображениях лингвистического характера, состоит в том, что германцы подчинялись кельтам, как подчинялись им жившие в Галлии и в древней Ирландии «несвободные племена». Они не обладали никакой собственной политической значимостью. Де Жюбенвилль полагает, что все слова, связанные с законом, властью и войной, которые обнаруживаются и в кельтских, и в тевтонских языках, были заимствованы последними у первых. Важнейшие из них – те, которые в современном немецком превратились в «Reich» – «империя» и «Amt» – «служба», а также готское «reiks» – «король», бесспорно, имеют кельтское происхождение. Кроме того, к кельтским заимствованиям де Жюбенвилль причисляет слова «Вапп» – «принуждение», «frei» – «свободный», «Geisel» – «заложник», «Erbe» – «наследство»; «Werth» – «стоимость», «Weih» – «освящение», «magus» – «раб» (готский), «wini» – «жена» (древневерхненемецкий), «skalks», «schalk» – «раб» (готский), «hathu» – «битва» (общегерманский); «Helith», «Held» – «герой», от того же корня, что и «Celt»; «Heer» – «армия» (кельтское «chorus»), «Sieg» – «победа», «Beute» – «добыча», «Burg» – «крепость» и многие другие.
Интересна этимология некоторых из них. Так, «Amt», столь значимое для современной немецкой системы управления слово, восходит к древнекельтскому «ambhactos», которое являет собой производное от слов «ambi» – «около» и «actos», причастия прошедшего времени от корня «AG», что значит действовать. Далее, «ambi» происходит от индоевропейского «mbhi», где т – нечто вроде гласной, которая на санскрите впоследствии обозначалась как а. Эта гласная т превращается вив тех германских словах, которые восходят непосредственно к индоевропейским корням. Но слово, ныне звучащее как «Amt», имеет первоначальную форму «ambacht», что указывает на его происхождение от кельтского «ambhactos».
Опять же, для «frei» выявлена первоначальная форма «frijo-s», восходящая к индоевропейскому «prijo-s». Здесь слово еще не означает «свободный», но «возлюбленный» (санскритск. «priya-s»). Однако в кельтском языке prijos теряет начальное р; затруднения, которые вызывало произнесение этого звука, – характерная черта древнекельтского языка; jпо всем правилам превращается в dd, и в современном валлийском звучит как «rhydd» – «свободный». Первоначальное, индоевропейское значение сохранилось в германских языках в имени богини любви – Freia, и в словах «Freund» – «друг», «Friede» – «мир», «согласие». Значение, связанное с наличием определенных прав, восходит к древнекельтскому употреблению слова, и в этом смысле, очевидно, оно представляет собой заимствование.
Немецкое «Beute» («добыча») имеет поучительную историю. Существовало галльское слово «bodi», сохранившееся в сложных словах типа топонима «Segobodium» (Сево) и разных личных именах и племенных названиях, включая имя Boudicca; впрочем, та, кому оно принадлежит, более известна как «бриттская королева-воительница», Боадицея. Означало оно в древности «победа». Но плоды победы, конечно, трофеи, и в этом материальном смысле слово было заимствовано немецким, французским («burin»), норвежским («byte») и валлийским («budd») языками. С другой стороны, в ирландском слово сохранило всю сложность своего значения. В ирландском переводе первой книги Паралипоменон, там, где в Вульгате говорится: «Tua est, Domine, magnificentia et potentia et gloria et victoria» (29:ll)[17] слову «victoria» соответствует ирландское buaidh, а, как отмечает де Жюбенвилль, «речь здесь идет отнюдь не о добыче». Он продолжает: «Buaidh, благодаря развитой книжной культуре, сохранило в ирландском то возвышенное значение, которое оно имело в языке галльской аристократии. Низшие слои населения воспринимали только материальный смысл слова, и в немецком, французском и валлийском языках запечатлелась именно эта традиция»[18].
И тем не менее, две вещи кельты так и не смогли или не захотели передать покоренным германским племенам – свой язык и свою религию. Эти два фактора, составляющие основу единства нации и предмет ее гордости, стали причиной того, что в итоге германцы все-таки взбунтовались и свергли главенство кельтов. Имена германских богов отличны от имен богов кельтских, различаются и погребальные обряды, связанные с сокровеннейшими верованиями примитивных народов. Кельты, или, по крайней мере, большая их часть, хоронили своих мертвецов в земле, полагая кремацию унижением и применяя ее только в отношении преступников, а также пленников и рабов, которых они сжигали во время жертвоприношений, представляющих собой самое мрачное пятно на репутации этого народа. Напротив, германцы складывали для почтенных покойников погребальные костры, подобно грекам в ранний период истории; если не было возможности предать огню все тело, сжигались наиболее благородные его части – голова и руки, а оставшееся погребали.
Что именно произошло во время восстания германцев, мы никогда не узнаем; однако известно, что с 300 г. до н. э. кельты, по-видимому, бесповоротно утратили прежнее
О проекте
О подписке