Ключевая сила расхождения: r › g

Второй процесс эволюции, представленный на графике I.2, отражает, в определенном смысле, более простой и прозрачный механизм расхождения, который, без сомнения, в еще большей степени определяет долгосрочную эволюцию распределения богатства. График I.2 показывает эволюцию общей стоимости частного имущества (недвижимого, финансового и профессионального за вычетом долгов), выраженной в годах национального дохода, с 1870-х до 2010-х годов. В первую очередь, отметим очень высокое имущественное благосостояние в Европе на рубеже XIX и ХХ веков: общая стоимость частного имущества составляла шесть-семь лет национального дохода, что является весомым показателем. Затем следует обратить внимание на серьезное падение, вызванное потрясениями 1914–1945 годов: соотношение капитал/доход сократилось до каких-то двух-трех лет национального дохода. Затем мы можем наблюдать постоянный рост, начиная с 1950-х годов, в результате которого в начале XXI века стоимость частного имущества подступает к отметкам, достигнутым накануне Первой мировой войны: в 2000-2010-е годы соотношение между капиталом и доходом составляет пять-шесть лет национального дохода в Великобритании и Франции (этот показатель ниже в Германии, которая, впрочем, и отталкивалась от более низкого уровня: тенденция и здесь столь же очевидна).

График I.2

Соотношение между капиталом и доходом в Европе в 1870–2010 годах

Примечание. Стоимость частного имущества составляла от 6 до 7 лет национального дохода в Европе в 1910 году, от 2 до 3 лет в 1950 году и от 4 до 6 лет в 2010 году.

Источники: piketty.pse.ens.fr/capital21c.

Эта большая «U-образная» кривая соответствует одному ключевому изменению, которое у нас еще будет возможность подробно рассмотреть. Мы увидим, что возвращение высоких показателей соотношения между основным капиталом и национальным доходом в последние десятилетия, во многом, объясняется возвращением к режиму сравнительно медленного экономического роста. В обществах с низким ростом имущество, накопленное в прошлом, естественным образом приобретает непропорциональное значение, поскольку достаточно небольшого притока новых сбережений для того, чтобы постоянно и существенно увеличивать размер основного капитала.

Если, к тому же, уровень доходности капитала заметно и в течение долгого времени превышает показатели роста (это не происходит автоматически, но тем вероятнее, чем ниже рост), то возникает большой риск характерного расхождения в распределении богатств.

Это фундаментальное неравенство, которое мы будем обозначать формулой r › g, где r отражает уровень доходности капитала (т. е. то, сколько приносит в среднем капитал в течение года в виде прибыли, дивидендов, процентов, арендной платы и других видов дохода в процентном выражении к своей стоимости), а g показывает уровень роста (т. е. ежегодное увеличение дохода и производства), будет играть ключевую роль в этой книге и, в определенном смысле, отражать ее общую логику.

Когда уровень доходности капитала значительно превышает показатели роста – а мы увидим, что в истории почти всегда так и было, по крайней мере до XIX века, и что это вполне может снова стать нормой в XXI столетии – это автоматически подразумевает, что рекапитализация имущества, накопленного в прошлом, осуществляется быстрее, чем растет производство и доходы. А значит, наследникам достаточно сберегать часть доходов, полученных с капитала для того, чтобы он рос быстрее, чем вся экономика в целом. В этих условиях наследственное имущество почти неизбежно будет преобладать над имуществом, накопленным в течение трудовой жизни, а концентрация капитала будет достигать очень высокого уровня, который, вполне вероятно, не будет соответствовать меритократическим ценностям и принципам социальной справедливости, лежащим в основе наших современных демократических обществ.

Более того, эта ключевая сила расхождения может увеличиться за счет дополнительных механизмов, например, в том случае, если, наряду с уровнем богатства, быстро растет норма сбережений^[37], и возрасти еще больше, если средний уровень доходности тем выше, чем больше начальный капитал (а мы увидим, что это происходит все чаще и чаще). Непредсказуемый и произвольный характер доходности капитала и формы обогащения, которые он производит, также подтачивают основы меритократического идеала. Наконец, все эти последствия могут быть усугублены механизмом структурного расхождения цен на недвижимость или на нефть наподобие того, что описывал Рикардо.

Подведем итог. Процесс накопления и распределения имущества содержит в себе самом мощные силы, движущиеся в направлении расхождения или, по меньшей мере в сторону очень высокого уровня неравенства. Существуют также силы конвергенции, которые могут взять верх в определенных странах или в отдельные эпохи, однако силы расхождения могут в любой момент снова возобладать, как это, по-видимому, произошло в начале XXI века и как, судя по вероятному снижению демографического и экономического роста, будет происходить в ближайшие десятилетия.

Мои выводы носят менее апокалиптический характер, чем те, к которым подталкивает принцип бесконечного накопления и постоянного расхождения, сформулированный Марксом (чья теория по умолчанию исходит из представления о нулевом росте производительности в долгосрочной перспективе). В предлагаемой мною схеме расхождение не постоянно и представляет собой лишь один из возможных сценариев будущего. Тем не менее, выводы, к которым я прихожу, не очень утешительны. Особенно важно подчеркнуть, что фундаментальное неравенство r › g, главная сила расхождения в нашей пояснительной схеме, никак не связано с какой-либо погрешностью рынка – напротив, чем более «совершенен», в понимании экономистов, рынок капитала, тем скорее оно проявится. Можно представить, какие инструменты и какая государственная политика могли бы противодействовать этой неумолимой логике – например, всемирный прогрессивный налог на капитал. Однако их внедрение сопряжено с серьезными трудностями в том, что касается координации усилий на международном уровне. К сожалению, вполне вероятно, что предпринимаемые действия на практике окажутся намного более скромными и менее эффективными и выразятся, например, в националистической реакции самого разного рода.

Географические и исторические рамки

Каковы пространственные и временные рамки настоящего исследования? Я постараюсь, насколько это возможно, проанализировать динамику распределения богатства в масштабе всего мира, на уровне отдельных стран и на международном уровне, начиная с XVIII века. Однако, на деле, ввиду множества ограничений, связанных с имеющимися данными, мне придется часто довольно значительно сужать поле исследования. В области распределения производства и дохода между странами, которое мы будем изучать в первой части книги, рассмотрение в мировом масштабе становится возможным после 1700 года (прежде всего благодаря национальным счетам, собранным Ангусом Мадиссоном). Во второй части, где мы обратимся к динамике соотношения между капиталом и доходом и к разделению между капиталом и трудом, мы будем вынуждены ограничиться, в основном, богатыми странами и, за недостатком достоверных исторических фактов, переносить полученные результаты на бедные и развивающиеся страны. В третьей части, посвященной эволюции неравенства доходов и имущества, имеющиеся источники также будут нас сильно стеснять. Мы постараемся рассмотреть максимальное число бедных и развивающихся стран, прежде всего, на основе данных WTID, которые охватывают, насколько это возможно, все пять континентов. Однако совершенно очевидно, что в богатых странах имеется намного больше сведений о долгосрочной эволюции. Настоящая книга основана прежде всего на анализе исторического опыта ведущих развитых стран: Соединенных Штатов, Японии, Германии, Франции и Великобритании.

Великобритании и Франции будет уделено особое внимание, поскольку исторические источники, касающиеся этих двух стран, наиболее полны и имеют очень широкий временной охват. Как для Великобритании, так и для Франции есть множество расчетов национального имущества и его структуры, которые доходят до начала XVIII века. Кроме того, обе страны были ведущими колониальными и финансовыми державами в XIX и начале ХХ столетия. Очевидно, что их детальное изучение имеет особое значение для анализа динамики распределения богатства в мировом масштабе, начиная с промышленной революции. Они также представляют собой ключевую исходную точку для исследования того, что часто называют «первой» финансовой и торговой глобализацией, продолжавшейся с 1870 по 1914 год – этот период имеет много общего со «второй» глобализацией, начавшейся в 1970–1980 годы. Эта пленительная эпоха была временем потрясающего неравенства. Именно тогда были изобретены электрическая лампочка и автомобиль, кинематограф и радио, стали осуществляться регулярные трансатлантические рейсы («Титаник» был спущен на воду в 1912 году) и международные инвестиции в государственные ценные бумаги. Напомним, что лишь в 2000–2010 годы биржевая капитализация в богатых странах – в пропорции к внутреннему производству или к национальному доходу – достигла того уровня, на котором находилась в Париже и Лондоне в 1900-1910-е годы. Мы увидим, что это сравнение очень познавательно для понимания современного мира.

Некоторых читателей, бесспорно, удивит внимание, которое я уделяю исследованию французского материала – возможно, они даже заподозрят меня в национализме, поэтому мне стоит сразу оправдаться. Вопрос здесь заключается прежде всего в источниках. Французская революция, конечно, не создала идеальное справедливое общество. Но, как мы увидим, ее заслуга состоит в том, что она создала великолепные возможности для наблюдения за состояниями – система регистрации земельного, недвижимого и финансового имущества, учрежденная в 1790–1800 годы, удивительно современна и универсальна для тех лет; благодаря этому французские источники по наследованию имущества, возможно, самые богатые в мире в долгосрочном плане.

Вторая причина заключается в том, что Франция, раньше всех пережив демографический переход, в определенном смысле является хорошим полем для изучения того, что ждет всю планету. Конечно, французское население увеличилось в течение двух последних столетий, но процесс этот протекал относительно медленно. Франция насчитывала порядка 30 миллионов человек во времена Революции и насчитывает немногим более 60 миллионов в начале 2010-х годов. Речь идет об одной и той же стране, об одних и тех же масштабах. Для сравнения, Соединенные Штаты Америки едва насчитывали 3 миллионов человек к моменту провозглашения Декларации о независимости. В 1900-1910-е годы они достигли отметки в 100 миллионов человек, а в начале 2010-х годов их население превышает 300 миллионов человек. Очевидно, что когда население страны увеличивается с 3 до 300 миллионов человек (не говоря о радикальном изменении размеров территории в ходе экспансии на запад в XIX веке), то речь на самом деле идет не об одной и той же стране.

Мы увидим, что динамика и структура неравенства выглядят совершенно по-разному в стране, где население увеличилось в сто раз, и в стране, в которой оно всего лишь удвоилось. Прежде всего в первой стране значение наследства будет, разумеется, намного меньшим, чем во второй. Сильный демографический рост в Новом Cвете привел к тому, что в Соединенных Штатах наследственное имущество всегда играло меньшую роль, чем в Европе, а структура американского неравенства – равно как и американские представления о неравенстве и социальных классах – приобрела своеобразные формы. Однако это также означает, что, в определенном смысле, опыт США не может быть перенесен на иную почву (маловероятно, что мировое население увеличится в сто раз в течение двух следующих столетий) и что случай Франции более показателен и больше подходит для анализа будущего. Я убежден, что детальное изучение французского материала и, в более широком плане, исторического пути стран, сегодня являющихся развитыми – в Европе, Японии, Северной Америке и Океании – полезно для понимания будущего развития мира и, в частности, стран, которые ныне относятся к категории развивающихся – вроде Китая, Бразилии или Индии – и которые рано или поздно также столкнутся с замедлением демографического – это уже происходит – и экономического роста.