Цитаты из книги «Семиярусная гора»

любому глупцу известно: для того, чтобы наслаждаться жизнью, деньги не нужны.

В действительности это означает, что призвание только одно. Преподаешь ли ты, живешь ли в затворе, или ухаживаешь за больными, монах ли ты или мирянин, семейный или одинокий, – вне зависимости от того, кто ты и что ты, ты призван к вершине совершенства: призван к глубокой внутренней жизни, может быть, даже к мистической молитве, и к тому, чтобы передавать плоды своего созерцания другим. И если ты не можешь делать этого с помощью слова, тогда делай примером. И все же, когда огонь вдохновенной любви горит в душе, он неизбежно распространит по всей Церкви и миру влияние более широкое, чем слово или пример. Святой Иоанн Креста пишет: «Даже когда душа по видимости бездействует, малая толика этой чистой любви ценнее в глазах Бога и полезнее для Церкви, чем все дела вместе взятые».

Достигнув этих вершин, они привлекут к ним в свою очередь и других людей. Так что по крайней мере de jure, если не de facto, любой человек может в горниле созерцания стать одним духом со Христом[540], и потом распространять по земле тот огонь, который хочет зажечь Христос[541].

Тогда Христос, живущий в нас и направляющий все наши действия, Сам побуждает других людей искать и желать высшего союза с Ним, – через излучаемые нами радость, святость и сверхъестественную жизненную силу, или, скорее, – через таинственное воздействие Христа, живущего в нас и полностью обладающего нашими душами.

Как бы то ни было, есть много различных способов делиться плодами созерцания с другими. Не обязательно писать книги или произносить речи. Не обязательно наставлять души в исповедальне. Достаточно молиться, ведь огонь созерцания способен распространяться по всей Церкви и животворить все члены Тела Христова втайне без каких-либо сознательных действий со стороны созерцателя. Если вы возразите, что контекст святого Фомы ограничивает нас каким-то видимым и естественным общением с нашими собратьями (хотя трудно понять, почему это должно быть так), то и тогда остаются гораздо более сильные средства, позволяющие нам делиться с другими мистическим и опытным познанием Бога.

Так писал святой Бернард ученому клирику Йорка, Генри Мердаку, дабы выманить последнего от книг в леса, где буки и вязы учат монахов свободе[536].

Созерцание означает покой, остановку деятельности, уход в таинственное внутреннее одиночество, в котором душа поглощена безграничным и плодотворным молчанием Бога и постигает тайны Его совершенств не столько через видение, сколько любовью.

Во-первых, деятельность только тогда будет более совершенной, чем радость и другие плоды созерцания, когда рождается от преизбытка любви к Богу (propter abundantiam divini amoris[532]) и стремится исполнить Его волю. Она лишь отвечает на временную необходимость, и не обязательно продолжительна. Она совершается исключительно во славу Божию и не освобождает нас от созерцания. Деятельность есть вторичный долг, и исполнив его, следует вернуться к могущественному и плодотворному молчанию и сосредоточенности, которая располагает наши души к единению с Богом.

Созерцательная жизнь прямо и непосредственно посвящает себя любви Божией, и нет занятия более совершенного и достойного. Ведь эта любовь есть корень всякой добродетели. Если задуматься о влиянии индивидуальной добродетели на жизнь других членов Мистического Тела, то становится очевидно, что созерцание совсем не бесплодно. Напротив, согласно святому Фоме, именно созерцательная жизнь делает человека по-настоящему плодоносным духовно.

А папа Пий XI в апостольском постановлении «Umbratilem» ясно выразил, что созерцательная жизнь гораздо более плодотворна для Церкви (multo plus ad Ecclesiae incrementa et humani generis salutem conferre[530]), чем учительная и проповедническая. Для поверхностного наблюдателя удивительнее всего то, что подобное утверждение родилось в наше деятельное время.