Глава 3

По небу прокатился грохот, словно долгий раскат грома, и воздух в комнате дрогнул, поколебав огненные язычки свеч. Но Далия и Майкл, погруженные друг в друга, ничего не слышали и не замечали. Грохот был привычным, вечерний авиарейс, челночный маршрут Нью-Йорк – Вашингтон и обратно. «Боинг‐727» летел в двух тысячах метров над Лейкхерстом и продолжал набирать высоту.

Сегодня он нес в своем чреве охотника. Высокий человек в светло-коричневом костюме сидел в кресле у прохода, сразу за крылом самолета. Стюардесса шла по проходу, продавая билеты. Высокий человек протянул ей бумажку в пятьдесят долларов. Стюардесса недовольно нахмурилась:

– А помельче у вас разве нет?

– Это за два билета: мой и его, – сказал он, показывая на спящего в кресле рядом пассажира.

Человек говорил по-английски с акцентом, но стюардесса не смогла определить, что это за акцент. «Немец или голландец», – подумала она. И ошиблась.

Давид Кабаков был майором израильской разведки «Моссад Алия Бет» и очень надеялся, что у тех троих, что сидели позади него по ту сторону прохода, есть купюры помельче, не то стюардесса, продавая им билеты, обязательно обратит на них внимание и, скорее всего, запомнит. Надо было самому заняться этим в Тель-Авиве, упрекнул он себя. Времени на пересадку в аэропорту Кеннеди было слишком мало, чтобы успеть разменять деньги. Ошибка не очень значительная, и все же неприятно. Майор Кабаков дожил до тридцати семи лет исключительно потому, что совершал очень мало ошибок.

В соседнем кресле мирно посапывал, закинув голову, сержант Роберт Мошевский. За весь долгий перелет из Тель-Авива ни Кабаков, ни Мошевский и виду не подали, что знают тех троих, что сидят позади, хотя были знакомы с ними не один год. Эти трое были крупные, сильные парни с обветренными лицами. На всех троих были мешковатые костюмы неброских тонов. В израильской разведке такую группу называют операционно-тактической единицей. В Америке их сочли бы просто бандой налетчиков.

Все трое суток с той ночи, когда он покончил с Хафезом Наджиром, Кабаков почти не имел времени на сон. Он знал, что ему предстоит нелегкий брифинг, как только группа прибудет в столицу Соединенных Штатов. Проанализировав материалы, которые он привез после налета на мозговой центр организации «Черный сентябрь», и прослушав пленку, «Моссад» сразу же принялся действовать. В американском посольстве в Тель-Авиве было созвано экстренное совещание, и Кабаков был немедленно послан в командировку.

В Тель-Авиве, на встрече представителей израильской и американской разведок, было четко договорено, что Кабаков едет в Штаты помочь американцам определить, действительно ли существует реальная опасность, и если так – помочь опознать террористов, если удастся обнаружить их местонахождение. Официальные инструкции были четкими и ясными.

Однако высшее командование «Моссада» дало ему задание не менее четкое и определенное. Он должен был остановить арабских террористов во что бы то ни стало, любыми средствами.

Переговоры о продаже Израилю новых «фантомов» и «скайхоуков»^[13] подошли к критической точке. Попытки арабов оказать давление на Запад и сорвать переговоры могли возыметь успех, тем более что западные страны испытывали постоянную нехватку нефти. Но Израиль должен получить эти самолеты. Как только патрульные фантомы прекратят полеты над пустыней, по ней двинутся на Израиль арабские танки.

Террористический акт чудовищной жестокости, совершенный в самом сердце Соединенных Штатов, может изменить баланс сил в пользу американских изоляционистов. Не только они в Америке считают, что помощь Израилю не должна даваться слишком дорогой ценой.

Ни мининдел Израиля, ни госдепартамент США знать не знали о том, что вместе с майором летят еще эти трое и что они собираются поселиться на некоторое время в квартире поблизости от аэропорта и ждать звонка от Кабакова. Последний, впрочем, надеялся, что в звонке не будет необходимости. Он предпочел бы справиться со всем этим сам, по-тихому.

Кабаков надеялся, что дипломаты не станут вмешиваться в его дела. Он не доверял ни дипломатам, ни политикам. Его отношение к ним и подход к делу наложили отпечаток на его славянские черты: лицо его было грубовато, но светилось умом.

Кабаков считал, что недостаточно осмотрительные евреи умирают молодыми, а слабовольные рано или поздно оказываются за колючей проволокой. Он был дитя войны: его семья бежала из Латвии, спасаясь сначала от немцев, а потом – от русских. Отец Кабакова погиб в Треблинке, а мать, спасая сына и дочь, добралась до Италии. Путешествие это стоило ей жизни. Пока мать с детьми пробиралась в Триест, огонь, пылавший у нее внутри, давал ей силы держаться, хотя тело ее медленно сгорало на этом огне.

Когда теперь, тридцать лет спустя, Кабаков вспоминал дорогу в Триест, он снова видел перед глазами мерно покачивающуюся руку матери: она шла впереди, крепко сжимая его ладонь, а костлявый локоть, резко выступающий на исхудалой руке, виднелся сквозь прорехи в ее лохмотьях. А еще он помнил ее лихорадочно горящее, чуть ли не светящееся лицо, склонявшееся над ним и сестрой, когда мать будила их до света, после ночи, проведенной в какой-нибудь придорожной канаве.

В Триесте она передала детей людям из сионистского подполья и умерла на пороге дома напротив.

В 1946 году Давид Кабаков и его сестра добрались до Палестины, и бег их закончился. В десять лет мальчик стал связным Пальмаха^[14] и участвовал в боях, защищая дорогу из Тель-Авива в Иерусалим.

Кабаков провоевал двадцать семь лет и теперь лучше, чем кто-либо другой, знал цену мира. Он вовсе не испытывал ненависти к арабам – к арабскому народу, но считал, что вести переговоры с организацией «Аль-Фатах» – дерьмовое дело. Именно это выражение он употреблял, когда начальство спрашивало его совета, а это случалось не так уж часто. В «Моссаде» Кабаков был на хорошем счету как офицер разведки. Жаль было бы переводить его в штаб, на канцелярскую работу, – таким блестящим был его послужной список, такой успешной – оперативная работа. И поскольку на оперативной работе он всегда подвергался риску быть захваченным, его не приглашали на закрытые заседания «Моссада». Он оставался как бы исполнительным органом – карающей рукой «Моссада», наносящей удар за ударом по опорным пунктам «Аль-Фатаха» в Ливане и Иордании. В «Моссаде», на самом верху, Кабакову дали прозвище «Последний аргумент».

Никто никогда не решился бы сказать ему это в лицо.

Под крылом самолета поплыли, кружась, яркие огни Вашингтона – «Боинг» заходил на посадку над аэропортом Нэшнл. Уже виден был Капитолий – снежно-белый в свете прожекторов. Кабаков подумал: «Интересно, может, их цель и есть Капитолий?»

В небольшом конференц-зале израильского посольства Кабакова ждали двое мужчин. Он вошел вместе с послом Иоахимом Теллом, и двое ожидавших встретили его внимательным, оценивающим взглядом. Сэму Корли из ФБР израильский майор напомнил капитана рейнджеров^[15], под началом которого Сэм служил двадцать лет назад в Форт-Беннинге.

Фаулер из ЦРУ никогда не был на военной службе. Кабаков показался ему похожим на пса-боксера. И Корли, и Фаулер бегло просмотрели досье израильского майора, но там содержались в основном материалы о его участии в Шестидневной войне и в Октябрьской войне^[16], старые ксерокопии донесений Отдела ЦРУ по ближневосточным проблемам, и вырезки из газет и журналов. «Кабаков – Тигр перевала Митла». Беллетристика.

Иоахим Телл, в смокинге, не успевший переодеться после приема в посольстве, представил присутствовавших друг другу. В конференц-зале воцарилось молчание, и Кабаков нажал кнопку маленького магнитофона. Голос Далии Айад зазвенел в тишине:

«Граждане Америки…»

Когда голос умолк, заговорил Кабаков, медленно и осторожно, тщательно взвешивая каждое слово:

– Мы полагаем, что «Айлюль аль-Асвад» – «Черный сентябрь» – готовит акцию на территории США. Членов этой организации не интересуют заложники, в данный момент им не нужны ни переговоры, ни какие бы то ни было революционные спектакли. Им нужно максимальное количество жертв – им нужно, чтобы вас вывернуло наизнанку от боли и страха. Мы полагаем, что осуществление плана зашло достаточно далеко и что руководит подготовкой акции эта женщина. – Он ненадолго замолчал. – Мы считаем вполне вероятным, что она сейчас находится в Америке.

– Тогда вы, по-видимому, располагаете дополнительной информацией, не только этой пленкой, – сказал Фаулер.

– Дополнительная информация сводится к тому, что мы достоверно знаем: они собираются нанести удар именно в вашей стране. Кроме того, о достоверности сказанного свидетельствуют обстоятельства, при которых была обнаружена эта пленка. Они ведь уже не раз пытались это сделать.

– Вы забрали пленку из квартиры Наджира после того, как он был убит?

– Да.

– И вы его сначала не допросили?

– Допрашивать Наджира было бы бесполезно и бессмысленно.

По лицу Фаулера Сэм Корли понял, как тот обозлен, и опустил взгляд на досье, лежавшее на столе перед ним.

– Почему вы решили, что голос на пленке принадлежит именно той женщине, что вы видели в квартире Наджира?

– Потому что он не успел спрятать пленку в надежное место, – сказал Кабаков. – Наджир был очень осмотрителен.

– Так осмотрителен, что позволил себя убить, – заметил Фаулер.

– Наджир достаточно долго продержался, – ответил Кабаков. – Достаточно долго, чтобы организовать теракты в Мюнхене, в аэропорту Лод… Слишком долго, на мой взгляд. Если теперь вы окажетесь недостаточно осмотрительными, в воздух снова взлетят окровавленные тела, но уже не израильтян, а американцев.

– С чего вы взяли, что теперь, когда Наджир убит, план будет осуществлен?

Корли оторвал взгляд от бумажной скрепки, которую внимательно изучал, и ответил Фаулеру сам:

– Хранить пленку с таким текстом само по себе очень опасно. Такая запись – это почти самый последний шаг. Приказ должен быть к этому времени уже отдан. Я правильно рассуждаю, майор?

Кабаков с первого взгляда мог узнать профессионала, умеющего повернуть допрос в нужную сторону. Сейчас Корли выступал на его стороне.

– Совершенно правильно, – подтвердил он.

– Они могут готовиться к операции в другой стране и перевезти сюда материалы в последний момент, – сказал Корли. – Почему вы полагаете, что женщина работает именно здесь?

– Квартира Наджира была у нас под колпаком довольно долго, – пояснил Кабаков. – Женщина не появлялась в Бейруте ни до, ни после рейда. Пленка была передана на анализ двум лингвистам – экспертам «Моссада», и оба, независимо друг от друга, пришли к одному заключению: она изучала английский язык с детства, и учитель у нее был англичанин, но в последние год-два ее английский очень сильно американизировался. В квартире нашли одежду американского производства.

– Она могла быть просто связной, явившейся к Наджиру за последними инструкциями, – предположил Фаулер. – А инструкции могли быть переданы куда угодно.

– Если бы она была лишь связной, она в жизни своей не увидела бы Наджира в лицо, – возразил Кабаков. – «Черный сентябрь» разделен на ячейки, как осиное гнездо. Большинство их сотрудников знают не более одного-двух других членов организации.

– Почему же вы и женщину не убили, майор? – спросил Фаулер. Задавая этот вопрос, он не взглянул на Кабакова, и хорошо сделал.

Впервые в разговор вмешался посол:

– Но, мистер Фаулер, причин убивать эту женщину в тот момент не было. Вряд ли можно упрекнуть его за то, что он этого не сделал.

Кабаков на мгновение прикрыл глаза. Эти американцы не осознают опасности. Не слышат предостережений. Мысленным взором он уже видел, как арабская бронетехника с грохотом ползет по склонам Синая, врывается в еврейские города… Танки гонят перед собой толпы беззащитных людей… И все из-за того, что американцев до смерти напугали. Из-за того, что он тогда пощадил эту женщину. Сотни его прежних побед – прах, ничто перед этим провалом. То, что он никак не мог знать, какую важную роль играет эта женщина, нисколько не оправдывало его в собственных глазах. Миссия в Бейрут… Он не довел дело до конца.

Кабаков, не отводя глаз, смотрел прямо в тяжелое лицо Фаулера.

– У вас есть досье Хафеза Наджира?

– Он проходит в наших файлах по «Аль-Фатаху» как один из руководителей.

– К моей докладной приложено полное досье Наджира. Ознакомьтесь с фотографиями, мистер Фаулер. На снимках – результаты нескольких подготовленных им акций.

– Я видел достаточно таких материалов.

– Таких вы еще не видели. – Израильский разведчик повысил голос.

– Хафез Наджир мертв, майор Кабаков.

– Туда ему и дорога, Фаулер. Если эта женщина не будет обнаружена, «Черный сентябрь» заставит вас кровью умыться.

Фаулер взглянул на посла, как бы ожидая, что тот вмешается, но взгляд небольших мудрых глаз Иоахима Телла был жестким. Посол разделял точку зрения Кабакова.

Когда Кабаков заговорил снова, голос его был чуть слишком спокойным:

– Вам придется поверить мне, мистер Фаулер.

– Вы узнали бы ее снова, майор?

– Да.

– Если она работала здесь, зачем ей было ехать в Бейрут?

– Ей нужно было что-то такое, чего она не могла получить на месте. Что-то такое, что мог обеспечить только сам Наджир. Чтобы получить это от него, она должна была лично что-то такое подтвердить.

Кабаков прекрасно понимал, что все это звучит расплывчато, ему и самому противно было себя слышать. Кроме того, он был недоволен тем, что три раза подряд употребил слова «что-то такое».

Фаулер раскрыл было рот, но Корли опередил его:

– Вряд ли речь шла об оружии.

– Да уж, оружие везти сюда – нелепее и быть не может, – мрачно заметил Фаулер.

– Речь могла идти либо о каком-то оборудовании, о связи с другой ячейкой либо, возможно, с более высоким лицом в организации, – продолжал Корли. – Очень сомнительно все же, чтобы речь шла о получении доступа к более высокому лицу. Насколько я знаю, разведка АРЕ тут мало чего стоит.

– Да, – сказал посол. – Уборщик посольства продает их агентам содержимое моих мусорных корзин и покупает то же самое у их уборщика. От нас к ним идут рекламные проспекты и фиктивная переписка, от них к нам – запросы от кредиторов и проспекты специфических резиновых изделий.

Совещание продолжалось еще минут тридцать, потом американцы стали прощаться.

– Я попытаюсь утром включить этот вопрос в повестку завтрашнего совещания в Лэнгли^[17], – пообещал Корли.

– Если нужно, я мог бы…

– Вашей докладной и пленки совершенно достаточно, майор, – прервал его Фаулер.

Был четвертый час утра, когда американцы вышли из посольства.

– Ой-вей, арабы идут! – произнес Фаулер, когда они шли к машинам.

– А если всерьез?

– А если всерьез, я тебе не завидую: вряд ли Голубоглазка Беннет будет так уж доволен, что ты отнимаешь у него время на эту ерунду, – ответил Фаулер. – Если к нам сюда и явились эти ненормальные, Агентство все равно ими заниматься не будет. Ты же знаешь, старина, нам запрещено играть в эти игры на территории Соединенных Штатов. – ЦРУ все еще отмывалось после Уотергейта^[18]. – Если Отдел ближневосточных проблем что-нибудь такое разыщет, мы вам сразу же сообщим.

– А с чего это ты так завелся там, в посольстве?

– Да мне это все до смерти надоело, – ответил Фаулер. – Мы ведь сотрудничали с израильтянами в Риме, в Лондоне, в Париже, а как-то – даже в Токио. Нащупаешь какого-нибудь араба, дашь им наводку, и что дальше? Думаешь, они попробуют его перевербовать? Ничего подобного. Установить за ним слежку? Обязательно. Но только для того, чтобы выяснить его связи. И тут – ба-бах! И нет больше этих арабов, а мы оказываемся в положении пса, ухватившего зубами собственный хвост.

– Не надо им было Кабакова посылать, – сказал Корли.

– Ну как же – не надо! Ты обратил внимание, что сегодня не было Вейсмана – их военного атташе? Мы же с тобой оба знаем, что он занимается разведкой. Но Вейсман сейчас пробивает сделку с «фантомами», а Израиль не хочет показать в открытую, что эти два дела связаны между собой.

– Ты будешь завтра на совещании в Лэнгли?

– Еще бы нет! А с Кабаковым – смотри в оба, не то сядешь в хорошую лужу.

Каждый четверг по утрам сотрудники американских спецслужб собираются на совещание в экранированном свинцом зале без окон, в самой глубине здания штаб-квартиры ЦРУ в Лэнгли, в штате Вирджиния. Здесь представлены ЦРУ, ФБР, Управление национальной безопасности, Секретная служба Президента, Национальное бюро военной разведки и советники по военной разведке при Объединенном комитете начальников штабов. Эксперты вызываются по мере надобности. В соответствии с повесткой дня вызывают примерно четырнадцать экспертов. Вопросов для обсуждения много, регламент строго ограничен.

Корли говорил десять минут, Фаулер – пять, а представитель Следственного отдела службы иммиграции и натурализации – и того меньше.

Кабаков уже ждал в крохотном кабинете Корли в штаб-квартире ФБР, когда тот вернулся из Лэнгли.

– Мне поручили поблагодарить вас за то, что вы приехали, – сказал Корли. – Госдепартамент намерен выразить благодарность вашему послу. Наш посол в Тель-Авиве намерен выразить благодарность господину Аллону.

– Спасибо, спасибо. Теперь скажите, что вы собираетесь предпринять?

– Да ничего особенного, – ответил Корли, раскуривая трубку. – Фаулер притащил кучу пленок с записями передач «Радио Бейрут» и «Радио Каир». Он заявил, что все они полны угроз, которые, однако, до сих пор так ни к чему и не привели. ЦРУ сейчас сличает голос на вашей пленке с остальными.

– Эта пленка – не угроза. Она должна прозвучать после.

– ЦРУ уже связалось со своими людьми в Ливане.

– В Ливане люди ЦРУ покупают то же дерьмо, что и наши спецслужбы, и чаще всего – из тех же источников, – сказал Кабаков. – Информацию, которая часа через два появляется во всех газетах.

– А то и раньше, – согласился Корли. – Посмотрите пока эти фотографии. Нам известно около сотни сочувствующих «Аль-Фатаху»: это, как мы подозреваем, участники «Движения 5 июля» здесь, у нас. Служба иммиграции и натурализации, естественно, не кричит об этом на каждом углу, но у них имеются досье на подозрительных иностранцев‐арабов. Только вам для этого придется съездить в Нью-Йорк.

– А вы могли бы своей властью отдать таможенным службам распоряжение о повышенной бдительности?

– Это я уже сделал. И это – главный наш козырь. Для крупной акции они, скорее всего, постараются ввезти бомбу откуда-то извне. Конечно, если это действительно бомба, – сказал Корли. – За последние два года у нас здесь было три небольших взрыва, ответственность за которые взяло на себя «Движение 5 июля», все – в израильских офисах в Нью-Йорке. Из этого…

– Один раз они использовали пластиковую взрывчатку, в двух других случаях – динамит, – прервал его Кабаков.

– Совершенно верно. Вы, как всегда, в курсе. Очевидно, здесь им не удается добыть нужное количество пластиковой взрывчатки, иначе они не таскались бы повсюду с динамитом и не подрывались бы то и дело, пытаясь экстрагировать нитроглицерин.

– В «Движении 5 июля» полно дилетантов, – сказал Кабаков. – Наджир ни за что не доверил бы им осуществление этой акции. Взрывчатка пойдет по другим каналам. Если она еще не доставлена сюда, ее должны привезти. – Израильский разведчик встал и подошел к окну. – Значит, ваше правительство разрешает мне доступ к досье и отдает распоряжение по таможне, чтобы искали того, кто везет бомбу? Всего-навсего?

– Мне искренне жаль, майор, но я не знаю, что еще мы можем сделать, имея на руках лишь такую информацию.

– США могли бы попросить своих новых союзников в Египте, чтобы те оказали давление на Каддафи в Ливии. Это он финансирует «Черный сентябрь». Этот подонок выдал им пять миллионов долларов из государственной казны в награду за бойню в Мюнхене. Он мог бы запретить акцию, если бы египтяне как следует на него надавили.

Полковник Муаммар Каддафи – лидер Ливийской Джамахирии – обхаживал Египет, пытаясь упрочить свои позиции в арабском мире. Поэтому он, скорее всего, уступил бы настояниям египтян.

– Госдепартамент не хочет ввязываться в это дело, – сказал Корли.

– Американская разведка вообще не верит, что они нанесут удар здесь, верно, Корли?

– Да, – устало ответил Корли. – Они считают, у арабов не хватит решимости.