Введение

Старая дорога из Эдинбурга в Моффат проходит на юг через пограничные земли Шотландии, огибая долину под названием «Дьявольская мясная бочка», а затем спускаясь через Моффатдейл к городу Моффат. Менее чем в двух милях к северу от города, неподалеку от церкви Святого Патрика, дорога сворачивает на узкий мост через реку Линн – небольшую речушку, во время паводка несущую дождевые стоки с окрестных холмов в реку Аннан и дальше, в море.

Место, где дорога проходит через мост, называется Гарденхолм-Линн, и поскольку оно находится на крутом повороте дороги, большинство водителей не обращают внимания ни на мост, ни на речку и уж тем более не отдают себе отчета в том, что это место связано с одним из самых шокирующих убийств в криминальной истории Великобритании.

Древняя история пограничных земель между Шотландией и Англией насквозь пропитана кровью. На протяжении веков жители враждующих между собой стран совершали набеги и убивали друг друга, а граница между королевствами то и дело перемещалась – с каждой новой победой или поражением. Расположенная здесь долина, скрытая от глаз за холмами, получила название «Дьявольская мясная бочка» как раз потому, что в ней прятали угнанный во время таких набегов крупный рогатый скот.

Для жителей пограничных земель история, полная кровавых эпизодов, – нечто совершенно привычное, неотъемлемая часть наследия их предков. И все же никто из них не мог предвидеть, что такое уединенное и ничем не примечательное место, как Гарденхолм-Линн, станет эпицентром одного из самых известных расследований убийств двадцатого века – расследования, для которого были задействованы все известные на тот момент отрасли судебной медицины, которое открыло новые горизонты в области анатомии и энтомологии и завершилось самым продолжительным судебным процессом в истории английского права.

Что еще более важно, это дело заставило в корне пересмотреть подход к расследованию серьезных преступлений, последствия чего мы можем наблюдать по сей день. Впрочем, как это часто бывает с серьезными преступлениями, расследование убийства началось благодаря наблюдательности рядового представителя общественности и лишь после многих перипетий закончилось успешно в связи с исключительной по своей слаженности работе целого ряда выдающихся профессионалов.

Глава 1
Тюрьма Стрэнджуэйс

Манчестер, 11 мая 1936 года

Камера для осужденных в тюрьме Стрэнджуэйс была небольшой по любым меркам, но условия в ней были лучше, чем в старых тюрьмах Викторианской эпохи с их спартанской обстановкой. Расположенная в конце крыла «Б», в центральной части тюрьмы, она фактически состояла из двух комнат: помещения для сна заключенного и небольшого помещения, в котором сидели два надзирателя и где все трое принимали пищу в течение нескольких дней, предшествовавших казни. Это была специально построенная в середине XIX века тюрьма, одна из немногих в стране, где имелись постоянная виселица и отдельное помещение для казни. Последним пользовались достаточно часто: казнь через повешение была обычным явлением. Надзирателей выбирали из числа самых опытных сотрудников, особое внимание уделялось их навыкам коммуникабельности. Их задачей было сделать все, чтобы подопечный не умер своей смертью раньше казни; судить его в их обязанности не входило – это уже сделали судья Синглтон и присяжные, и апелляцию отклонил сам лорд-главный судья.

У заключенного Бака Ракстона была уйма свободного времени, и единственное, что ему оставалось делать, – это размышлять о том, как же он мог дойти до такого и как вышло, что за последние девять месяцев его жизнь изменилась столь чудовищным образом.

Рано утром следующего дня его разбудят, предложат самому выбрать еду, дадут возможность побриться и переодеться в чистую одежду, а затем, ближе к восьми часам утра, в его камеру войдет группа надзирателей во главе с начальником тюрьмы и тюремным священником; ему без особых церемоний свяжут руки за спиной и быстро проведут через смежную дверь в помещение для казни. Там его предадут в руки самого «Ангела Смерти», знаменитого палача Томаса Пьерпойнта.

Пьерпойнт превратил казнь через повешение в науку. Это был семейный бизнес, а он был перфекционистом и точно рассчитывал падение, необходимое для того, чтобы разъединить второй и третий позвонки позвоночника, тем самым вызвав мгновенную смерть. Неудачные казни его предшественников-палачей с мучительной смертью от удушения или полным отделением головы от тела из-за неправильно рассчитанной высоты падения были не для него – скорость и точность были предметом гордости всей династии Пьерпойнтов. Он рассчитывал каждую казнь до последней секунды и этим приобрел широкую известность. Позже его даже пригласят участвовать в казнях многочисленных нацистских военных преступников в Нюрнберге. А в этот холодный день в Манчестере ему предстояло помочь пересечь порог вечности еще одному знаменитому заключенному.

Ракстон знал, что его палач уже в тюрьме; он подслушал, как охранники шепотом переговаривались об этом. Ему показалось даже, что он мельком увидел у двери своей камеры человека, который словно оценивал его взглядом. Имея опыт службы в индийской армии, Ракстон мог примерно представить, что высота падения составит примерно 7 футов^[2]; может быть, 7 футов 6 дюймов^[3]. А может, и не так много – ведь Ракстон был уже не тот, как когда-то: он сильно исхудал и изменился за те полгода, что провел в тюрьме.

Его прежде гладкие и блестящие черные волосы, предмет его гордости, за это время поседели; в висевшем в камере маленьком зеркале из отполированного металла отражалось изможденное лицо мужчины намного старше его тридцати шести лет. Некогда холеный, безукоризненно одетый доктор, теперь он был тенью самого себя прежнего; тюремная одежда на нем висела, как на вешалке.

Доктор Бак Ракстон

Как бы странно это ни было для обитателя камеры смертников, здесь он по-прежнему крепко спал, словно радуясь возможности на время сбежать от тюремной жизни. Сон приносил ему утешение, потому что только во сне он возвращался к лучшим временам. В жестокой реальности бодрствования он знал, что все видят в нем только монстра, врача-убийцу.

В ожидании апелляции в Пентонвилльской тюрьме его поместили в камеру, которую когда-то занимал доктор Криппен, и охранники радостно сообщили ему, что в ней обитает призрак доктора-изувера. Это сравнение его потрясло, ведь Криппен был шарлатаном, который совершил преднамеренное убийство, а он сам не собирался никого убивать. И все же и в постели Криппена он спал так же крепко, как и всегда; его сон не тревожили ни ужасные события, которые остались в прошлом, ни мрачное будущее, которое ждало его впереди.

Он до последнего момента не мог смириться с таким поворотом судьбы. Его страстная жена Белла, которую он так любил и которая так выводила его из себя, мертва; трое их маленьких детей остались сиротами. Ракстон трудился не покладая рук, чтобы быть принятым в английском обществе и стать своим для местных жителей – и ему бы это удалось, если бы не трагедия, которая случилась в сентябре прошлого года.

Теперь, когда последние несколько часов его жизни утекали, как песок сквозь пальцы, он мог сделать только одно, но это было кое-что очень важное. Он мог собраться с духом и встретить свой конец с мужеством и достоинством, подобающими английскому джентльмену, которым он всегда стремился быть.

Глава 2
Страсти капитана Хакима

Начало биографии Ракстона было очень многообещающим. Он родился в Бомбее в 1899 году и при рождении получил имя Бактияр Рустомджи Ратанджи Хаким, сокращенно – Бак Хаким. Его отец был индусом-парсом, чьи предки бежали от преследований из Персии много столетий назад, а мать – француженкой. Свою смуглую кожу и привлекательную внешность он унаследовал от отца, честолюбие и вспыльчивый характер – от матери. Благодаря парсийскому происхождению для него всегда были на первом месте дисциплина и чистота, столь важные для профессионального кредо врача. Он был просто создан для медицины: получил диплом бакалавра хирургии в Бомбейском университете, а потом прошел обязательную военную службу в качестве врача в индийской армии. Когда закончилась Первая мировая война, он, молодой капитан, вернулся на родину своего отца, получив назначение в Багдад, а затем в Басру, где его свободное владение фарси, местным диалектом, было огромным преимуществом.

Послевоенная Персия как нельзя лучше подходила для молодого врача, жаждущего применить свои профессиональные знания на практике, а служба в армии позволила ему отточить навыки хирурга. В условиях отсутствия анестезии скорость и точность имели особую важность. Резать смело и точно – вот девиз хорошего хирурга, а капитан Хаким был очень хорошим хирургом.

Время, проведенное на родине предков, убедило его в двух вещах: ему нужно заниматься хирургией и найти возможность проявить себя. Это, в свою очередь, означало, что нужно переезжать в Европу. У него была степень бакалавра хирургии, ему еще не исполнилось и тридцати лет, и, отправляясь в Англию, он мечтал достичь двух целей: стать знаменитым и внести свой вклад в развитие медицины.

Хотя он всегда знал, что красив, в Бомбее его смуглая внешность не была чем-то необычным, зато в Лондоне Хаким с удовлетворением замечал тайком брошенные на него взгляды красиво одетых англичанок, которые толпились на улицах, казалось бы, без сопровождающих – это было совсем непохоже на его родину, где женщины всегда целомудренно прикрывали лицо покрывалом, были скромны и подобострастны. Его воспитание было традиционным и консервативным. Никакие отвлекающие факторы не должны были помешать ему достичь того, чего для него хотела его семья. В общине парсов существовал культ успеха: от детей ожидали, что они полностью посвятят себя карьере, а удовольствия жизни будут для них второстепенными.

Теперь, оказавшись среди ярких огней Лондона в разгар «ревущих двадцатых», Хаким понял, что он имеет полное право на все эти удовольствия. Благодаря своей внешности он выделялся из толпы, а звание капитана придавало его образу романтический ореол: прошло всего десять лет после окончания Первой мировой войны, и воинское звание все еще что-то да значило.

Преисполненный решимости использовать свои возможности по максимуму, он изучил последние новинки лондонской моды и решил, что, каких бы это ни потребовало затрат, он всегда будет одеваться по последнему слову моды – так, чтобы выглядеть не безвкусным, а до мозга костей английским джентльменом. Если он хотел пробиться в высшую лигу британской медицины, ему нужны были все преимущества, которые можно было приобрести. Он был хорошим врачом и хорошим хирургом, он был уверен в этом, но как цветной человек также знал, что все равно столкнется с предрассудками, каким бы талантливым ни был. В Индии он был членом привилегированной социальной группы: парсы считались хорошо образованными и утонченными людьми. В Англии он был просто еще одним цветным, иностранцем, которого многие считали человеком второго сорта. Ему нужно было вписаться в британское общество, быть принятым им, чтобы реализовать свои амбиции. Ему нужно было сделать себе имя, так что окружавшим его удовольствиям, решил он, придется подождать.

Для врача, желавшего сделать карьеру в области хирургии, выбор был очевиден – Эдинбург. Шотландские медики были известны во всем мире, а шотландские хирурги и вовсе считались лучшими. Стипендия Королевского колледжа хирургов в Шотландии стала бы лучшим подтверждением его квалификации, которое только можно было представить.

Холодные серые улицы Эдинбурга 1920-х годов не шли ни в какое сравнение с яркими огнями Лондона, но для Хакима это было не главное. Он взялся за подготовку к экзаменам на получение стипендии. Практические аспекты общей хирургии давались Хакиму легко – опыт службы в армии помог ему отточить навыки, – а вот с теорией все обстояло иначе. По-английски он по-прежнему говорил недостаточно бегло, да к тому же, как он ни старался, ему не удавалось контролировать свою легковозбудимую натуру. Если он расстраивался или беспокоился, то сразу начинал говорить с ошибками и к тому же слишком высоким голосом. Он вновь и вновь пытался взять себя в руки, но безуспешно. Хаким хорошо понимал, что это серьезный недостаток, который ставит его в невыгодное положение по сравнению с уверенными в себе англоговорящими конкурентами.

Экзамены на получение стипендии проводились в строгом соответствии с принципом трех пересдач. Ни одному претенденту, каким бы он ни был одаренным, не разрешалось сдавать экзамен в четвертый раз. Хаким не допускал и мысли о том, что может провалить экзамен, однако именно это и произошло – впервые в его жизни. Проще всего было бы списать это на расовые предрассудки экзаменаторов, но в глубине души он знал, что это неправда – он просто недостаточно хорошо проявил себя в тот день. Во второй раз результат был тот же. У него оставался один шанс, но уверенность покидала его, хотя, как оказалось, к тому времени, когда он потерпел неудачу в третий и последний раз, его жизнь уже начала принимать совершенно иное, неожиданное направление.

В перерывах между бесконечной работой и учебой он нередко проводил время в каком-нибудь из ставших в последнее время многочисленных ресторанов Эдинбурга, но один ресторан привлекал его больше других, потому что управляющей в нем была Белла Керр. Белла не была красавицей по меркам кинематографа. Ее вряд ли можно было назвать даже хорошенькой – у нее был большой нос и выступающие вперед зубы, – однако все, кто встречался с ней, говорили о том, что она особенная. В ней был какой-то особый магнетизм, который Хаким нашел неотразимым. Элегантно одетые женщины, которых он видел в Лондоне, были привлекательны, но слишком надменны. Белла же была совершенно другой, не похожей ни на одну женщину, которую он встречал раньше. Впервые в своей жизни Хаким по уши влюбился, и это чувство было взаимным.