Ответом ему было странное молчание на другом конце провода, словно каждый из родителей ждал, когда другой что-то скажет.

– Милый, – тихо произнесла мама. – Напрягаться уже поздно.

* * *

В тот вечер в общежитии Том сообщил Хаббсу, что он бросает университет. Родители приедут за ним в субботу и увезут его домой. Они распланировали всю его жизнь: работа на полную ставку на складе отцовской компании, два раза в неделю посещение психотерапевта, специализирующегося на молодежи с психоэмоциональным дисбалансом, возникшим вследствие пережитого горя.

– Очевидно, у меня психоэмоциональный дисбаланс.

– Добро пожаловать в клуб, – сказал Хаббс.

Том утаил от родителей, что он уже посещал психолога в университетском центре здоровья – усатого араба со слезящимися глазами, заявившего ему, что его одержимость Вербецки – это просто защитный механизм, причем типичный, дымовая завеса, отвлекающая от более серьезных проблем и тревожных эмоций. Том счел эту теорию бессмысленной. Что толку в этом защитном механизме, если от него вся жизнь наперекосяк? От чего он защищает?

– Проклятье, – выругался Хаббс. – И что ты намерен делать?

– Не знаю. Но домой вернуться не могу. Сейчас – нет.

Вид у Хаббса был озабоченный. За последние пару недель они сблизились, сдружились на почве увлечения мистером Гилкрестом. Посетили еще две его лекции. На каждой из них присутствовало вдвое больше слушателей, чем на предыдущей. Самая последняя состоялась в колледже Каюка. С восторгом и трепетом они наблюдали, как мистер Гилкрест установил контакт с молодой аудиторией. Процедура обнимания длилась почти два часа. По ее окончании с него ручьем лил пот, он едва стоял на ногах – борец, продержавшийся до конца.

– У меня есть друзья, которые живут не в кампусе, – сказал Хаббс. – Если хочешь, наверно, можно у них перекантоваться несколько дней.

Том собрал свои вещи, снял все деньги с банковского счета и в пятницу вечером незаметно покинул общежитие. Его родители, приехав на следующий день, нашли в его комнате лишь кое-какие книги, отсоединенный принтер, незаправленную постель и письмо, в котором Том рассказывал немного о мистере Гилкресте и извинялся за то, что не оправдал их надежд. Он сообщил, что намерен немного поездить по свету, и обещал поддерживать с ними связь по электронной почте.

«Простите меня, – писал он. – Я запутался. Но есть вещи, в которых я должен разобраться самостоятельно. Надеюсь, вы отнесетесь с уважением к моему решению».

* * *

Том прожил у приятелей Хаббса до конца семестра и перед тем, как они разъехались по домам на летние каникулы, снял у них жилье в субаренду. Хаббс перебрался к нему. Они устроились торговыми агентами в автосалон и в свободное время на добровольных началах выполняли поручения мистера Гилкреста: распространяли листовки, расставляли складные стулья, составляли список адресов электронной почты для рассылок, – в общем, делали все, что он просил.

В то лето события начали развиваться со стремительной скоростью. Кто-то выложил на «Ютьюбе» видеосюжет с участием мистера Гилкреста – под названием «Я – губка, впитывающая боль», – и ролик стал бешено популярным. Число слушателей на его лекциях росло, приглашения выступить следовали одно за другим. К сентябрю мистер Гилкрест арендовал законсервированную епископальную церковь в Рочестере, где по субботам и воскресеньям, в утренние часы, проводил длительные сеансы обниманий. Том с Хаббсом иногда продавали в вестибюле DVD-диски с записями его лекций с лотка, футболки – особой популярностью пользовалась модель с надписями «ОТДАЙ МНЕ СВОЮ БОЛЬ» на груди и «Я ЕЕ ВЫДЕРЖУ» – на спине – и мемуары «Отцовская любовь» – книга в мягкой обложке, которую Гилкрест издал за свой счет.

В ту осень мистер Гилкрест много ездил по городам и весям – это была первая годовщина Внезапного исчезновения, – выступая с лекциями по всей стране. Том с Хаббсом были в числе волонтеров, отвозивших его и встречавших его в аэропорту. Они постепенно узнавали его как человека и завоевывали его доверие. Весной, когда организация начала расширяться, мистер Гилкрест попросил их возглавить бостонское отделение, организуя выступления агитаторов в разных университетах и делая все, что они сочтут нужным, чтобы привлечь внимание студентов к тому, что он стал называть движением «Исцеляющие объятия». Парни пребывали в эйфории: на них возложена высокая ответственность, они стоят у истоков явления, зародившегося столь внезапно – как в свое время Интернет, думал Том. Однако от всего этого кружилась голова: события развивались слишком стремительно и одновременно в самых разных направлениях.

В то первое лето в Бостоне до Тома с Хаббсом стали доходить тревожные слухи от людей, с которыми они познакомились еще в Рочестере. Мистер Гилкрест изменился, говорили они, слава ударила ему в голову. Купил дорогой автомобиль, по-другому стал одеваться, слишком пристальное внимание уделяет восторженным молодым женщинам и девочкам-подросткам, которые выстраиваются в очередь, чтобы пообниматься с ним. Себя он окрестил «святым Уэйном», намекает на свои особые отношения с Богом. Пару раз назвал Иисуса своим братом.

В сентябре, когда мистер Гилкрест приехал в Бостон, чтобы выступить в переполненном зале Северо-Восточного университета, Том лично убедился в достоверности этих слухов. Мистер Гилкрест стал другим человеком. Вместо убитого горем отца в потрепанном костюме его взору предстала рок-звезда в темных очках и облегающей черной футболке. Тома с Хаббсом он поприветствовал величаво-холодным тоном, словно они были, наемными работниками, а не его преданными последователями. Он распорядился, чтобы они пропускали за кулисы перспективных, на их взгляд, симпатичных девушек, «особенно если это китаянки или индианки, – в общем, такого типа». На сцене он не только выражал сочувствие страждущим, предлагая исцелить их своими объятиями; он говорил, что действует от имени Господа, поручившего ему навести порядок в мире, ликвидировать ущерб, нанесенный Внезапным исчезновением. В подробности он вдаваться не будет, объяснил мистер Гилкрест, не потому что темнит – просто сам пока еще не знает всех деталей. Они открываются ему постепенно, в череде видений.

– Оставайтесь с нами, – сказал мистер Гилкрест слушателям. – И вы узнаете первыми. Мир надеется на нас.

Хаббса встревожило то, что он увидел в тот вечер. Он подумал, что мистер Гилкрест нахлебался «Кул-Эйда»^[32] собственного приготовления, что он из вдохновенного деятеля превратился в топ-менеджера мессианского культа личности (это обвинение в его адрес Том услышит еще не раз). После нескольких дней глубоких размышлений Хаббс заявил Тому, что с него хватит, что при всей его любви к мистеру Гилкресту с чистой совестью продолжать служить святому Уэйну он не может. Он сказал, что покидает Бостон, возвращается на Лонг-Айленд, к родным. Том пытался отговорить его, но Хаббс был непреклонен.

– Грядет что-то ужасное, – предупредил он. – Я это чувствую.

* * *

Предсказание Хаббса сбылось лишь через год, и в течение этого времени Том оставался верным сторонником и ценным работником движения «Исцеляющие объятия». Он помог открыть новые отделения в Чапел-Хилл^[33] и Колумбусе^[34] и в конце концов получил теплое местечко в отделении Сан-Франциско, готовя новых преподавателей для проведения практических семинаров «Медитации об особенных людях». Тому нравился город, нравилось то, что каждый месяц он знакомится с новыми студентами. Иногда он заводил интрижки – начинающие преподаватели были, в основном, женщины, – но не так часто, как мог бы. Он теперь был другим человеком, более самодостаточным и вдумчивым – небо и земля в сравнении с тем юношей, который мечтал о вступлении в студенческое братство, раскрашивал лицо и всеми правдами и неправдами стремился заманить в постель какую-нибудь девчонку.

На бумаге Движение процветало – его ряды и казна постоянно пополнялись, СМИ не обходили своим вниманием, – но вот сумасбродное поведение мистера Гилкреста оставляло желать лучшего. В Филадельфии святого Уэйна застали в гостиничном номере наедине с пятнадцатилетней девочкой и арестовали. В итоге дело закрыли за отсутствием доказательств – девушка заявила, что они «просто беседовали», – но по репутации мистера Гилкреста был нанесен заметный удар. Несколько его выступлений в университетах пришлось отменить, и святой Уэйн на какое-то время стал объектом насмешек в программах ночного телевидения, где его называли негодяем и «Святым Хрейном».

Уязвленный издевками в свой адрес, мистер Гилкрест покинул свою штаб-квартиру в северной части штата Нью-Йорк и перебрался на ранчо в глухом уголке на юге Орегона, подальше от любопытных глаз. Том ездил туда только раз, в середине июня, по случаю трехдневного торжества в честь одиннадцатилетия Генри Гилкреста. Размещение было так себе – человек сто гостей спали в палатках; на всех поставили несколько гнусных туалетных кабинок, – но быть приглашенным на этот праздник считалось высокой честью, признаком принадлежности к ядру организации.

В принципе Тому нравилось то, что он видел – большой, с облезшей краской, дом, бассейн, ферма, конюшни. Но кое-что все же насторожило: во-первых, вооруженные охранники, патрулировавшие территорию ранчо, – якобы святого Уэйна грозились убить; во-вторых, непонятное присутствие шести сексапильных малолеток – пятеро из них были азиатки, – живших в хозяйском доме вместе с мистером Гилкрестом и его женой Тори. Девушки – их в шутку называли «группой поддержки» – целыми днями загорали у бассейна, а Тори Гилкрест спортивным шагом обходила по периметру территорию или упражнялась с легкими гантелями.

Тому она не показалась счастливой и довольной, но в последний вечер праздника именно Тори подошла к микрофону на сцене под открытым небом и представила девушек как «духовных невест» мистера Гилкреста. Она признала, что это не совсем традиционный союз, и сказала, что должна довести до сведения всех членов их сообщества следующее: по просьбе супруга она благословила его на брак с каждой из этих них. Сами девушки – в красивых платьях, они стояли у нее за спиной, смущенно улыбаясь, – показались ему милыми, скромными, не по возрасту зрелыми и абсолютно восхитительными. Как всем известно, продолжала Тори, сама она больше не может иметь детей, и это проблема, потому что Бог недавно открыл святому Уэйну, что его предназначение – произвести на свет ребенка, который и спасет мир. Одна из этих девушек – Айрис или Синди, Мей или Кристина, Лэм или Анна – станет матерью этого чудо-ребенка. Кто именно – покажет время. В заключение миссис Гилкрест добавила, что она и святой Уйэн любят друг друга так же сильно и страстно, как в день их свадьбы. Она заверила всех, что они по-прежнему счастливы вместе – как супруги, партнеры и лучшие друзья на веки вечные.

– Что бы ни делал мой муж, – заявила она, – я поддерживаю его на все сто процентов и надеюсь, что вы тоже его поддержите!

Под ликующий рев толпы мистер Гилкрест поднялся на сцену и вручил жене букет роз.

– Ну разве она не великая женщина? – спросил он. – А я разве не самый везучий мужчина на свете?

Мистер Гилкрест поцеловал свою законную супругу. Духовные невесты стали аплодировать, толпа последовала их примеру. Том хлопал вместе со всеми, но ему казалось, что руки у него огромные и свинцовые, столь тяжелые, что ему едва удается разнимать ладони.

* * *

Кристина заявила, что ей скучно, надоело целыми днями сидеть взаперти, будто она пленница, и Том провел для нее мини-экскурсию по городу. Он был рад, что нашелся удобный предлог, позволивший ему вырваться из офиса. Там было как на похоронах – ни семинаров, вообще никакой деятельности. Втроем – он, Макс и Льюис – они просто сидели, отвечая на письма, что поступали по электронной почте и иногда – на редкие телефонные звонки, повторяя, как попугаи, текст комментария, спущенный из штаб-квартиры: обвинения ложные; пока вина святого Уэйна не доказана, он ни в чем не виновен; организация состоит не из одного человека; наша вера непоколебима.

Для Сан-Франциско это был типичный денек – прохладный и ясный; молочный утренний туман неохотно рассеивался, обнажая чистое голубое небо. Они следовали традиционным туристическим маршрутом – фуникулер, Рыбачья пристань^[35], башня Койт^[36], Норт-Бич^[37], Хайт-Эшбери^[38], парк «Золотые ворота». Том исполнял роль веселого гида, потчуя Кристину плоскими шутками, полузабытыми фактами и бородатыми анекдотами. Кристина из вежливости хмыкала. Как и он, она была рада на время отвлечься мыслями от мистера Гилкреста.

Его удивляло, что они так хорошо ладят. Дома Кристина постоянно капризничала, любила покомандовать, напоминая всем о своем высоком положении в организации. Ей трудно было угодить: матрас комковатый, ванная грязная, еда на вкус странная. Но на свежем воздухе вдруг проявились скрытые приятные черты ее характера, кипучая подростковая энергия, которую она прятала под своей напускной царственностью. Кристина затаскивала его в магазины винтажной одежды, извинялась перед бездомными за то, что у нее нет лишней мелочи, и через каждые пару кварталов останавливалась и глазела на залив, вслух восхищаясь красивым видом.

Его отношение к Кристине было двойственным. Конечно, она считалась почетной гостьей – жена мистера Гилкреста, или что-то в этом роде, – но при этом – девочка-подросток, моложе его сестры, куда менее искушенная, провинциалка из Огайо, которая до побега из дома нигде не бывала, кроме Кливленда. Хотя сравнение с его сестрой тоже не совсем уместно, ведь на Джилл никто не оглядывался, когда она шла по улице, люди не останавливались как вкопанные, пораженные ее неземной красотой, пытаясь вспомнить, кто же это, может, видели по телевизору или где-то еще. Том не знал, как вести себя с Кристиной – как личный помощник, старший брат или просто внимательный друг, заботливый старший товарищ, помогающий ей освоиться в незнакомом мегаполисе?

– Мне понравился сегодняшний день, – сказала она ему, когда они ближе к вечеру сели перекусить в кафе «У Элмора» на Коул-стрит, где полно было «босоногих», хиппи с разрисованными лбами. Район залива считался их духовной родиной. – Приятно было проветриться.

– Обращайся в любое время, – ответил Том. – Всегда к твоим услугам.

– Ита-а-ак, – тихо протянула Кристина, чуть заигрывающим тоном, словно подозревала его в том, что он утаивает от нее хорошие новости. – Что там слышно?

– О чем?

– Ну, ты же понимаешь. Когда его выпустят? Когда я смогу вернуться?

– Куда?

– На ранчо. Я по нему скучаю.

Том не знал, что ей сказать. Кристина смотрела те же телерепортажи, что и он, и знала, что мистеру Гилкресту было отказано в освобождении под залог, что власти заняли жесткую позицию, наложив арест на активы организации, задержали несколько человек из числа руководителей высшего и среднего звена, которых теперь допрашивают с целью получения компрометирующей информации. ФБР и полиция штата не скрывали, что они ведут поиски несовершеннолетних девушек, на которых, как утверждает мистер Гилкрест, он якобы женился. Не потому, что они совершили нечто противозаконное, – напротив, они жертвы серьезного преступления, попавшие в беду малолетки, нуждающиеся в медицинской и психологической помощи.

– Кристина, – сказал он, – тебе нельзя туда возвращаться.

– Придется, – возразила она. – Там мой дом.

– Тебя заставят давать показания.

– Не заставят, – с вызовом заявила она, но по ее глазам он видел, что она в этом сомневается. – Уэйн сказал, что все будет хорошо. У него отличные адвокаты.

– У него большие неприятности, Кристина.

– Его не могут посадить в тюрьму, – настаивала она. – Он не сделал ничего плохого.

Том не стал спорить. Какой смысл?

– И что мне делать? – спросила Кристина, тихим робким голосом. – Кто позаботится обо мне?

– Живи с нами, сколько хочешь.

– У меня нет денег.

– Об этом не волнуйся.

Казалось, сейчас не самое подходящее время сообщать ей о том, что у него самого денег тоже нет. Они с Максом и Льюисом, по сути, были волонтерами, трудились на благо движения «Исцеляющие объятия» за жилье, питание и ничтожное вознаграждение. Те деньги, что он имел в кармане, были из конверта, который вручила ему Кристина по прибытии. Двести долларов двадцатками. Самая большая сумма, что он держал в руках за последнее время.

– А если вернуться к родителям? – спросил Том. – Такую возможность ты не рассматривала?

– К родителям? – Его предложение, казалось, ее позабавило. – Не могу я вернуться к родителям. В моем нынешнем положении это исключено.

– В каком положении?

Кристина опустила подбородок, рассматривая вырез своей желтой футболки, словно выискивала на ней грязное пятно. Плечи у нее были узкие, а грудь очень маленькая, почти не выделялась.

– Тебе разве не сказали? – Она провела рукой по плоскому животу, разглаживая складки на футболке.

– Что?

Когда Кристина подняла голову, глаза ее сияли.

– Что у меня будет ребенок, – ответила она. Голос ее полнился гордостью и неким мечтательным изумлением. – Я – Избранница.