Цитаты из книги «Черная капелла. Детективная история о заговоре против Гитлера»

Убийство Рема и последующие чистки воспринимались как акт предательства немецкой нации. Кровавая резня стала одной из причин, по которой долговязый и очень прямолинейный штатный прокурор Министерства юстиции Ганс фон Донаньи начал тайно собирать досье преступлений нацистов. Свое досье он назвал «Хрониками позора». Он собирал документы о взятках, насилии, антисемитизме, запугивании, промывании мозгов немецкой молодежи.

Возможно, это казалось столь «немыслимым», потому что терпеть приходилось другим.

Несмотря на сгущающийся над Германией мрак, Мессерсмит не верил, что Гитлер удержит власть. В середине ноября он писал госсекретарю Халлу о своем изумлении – как целая страна могла быть настолько «загипнотизирована и затерроризирована»? Как люди могут спокойно воспринимать безумный бред оголтелого нациста об уберменшах – эдаких арийских суперменах, сверхлюдях, которым суждено править миром? «Это движение, основанное на пропаганде, зрелищах и лжи. Совершенно немыслимо, чтобы шестьдесят пять миллионов немцев терпели его бесконечно»

«Нам будет непросто, – сказал прихожанам пастор Бонхёффер. – Возможно, с человеческой точки зрения, великие времена для Церкви – это времена разрушений».

Такое вторжение в церковные дела возмутило многих лютеранских активистов, которые объединились вокруг консервативного теолога Карла Барта из Университета Бонна и протестантского богослова Мартина Нимёллера. Во время Первой мировой войны Нимёллер был командиром подводной лодки, затем пережил духовное просветление и к этому времени уже стал пастором церкви Святой Анны в берлинском пригороде Далем. Эти диссиденты называли себя «Движением молодых реформаторов за обновление Церкви». В одном из первых публичных заявлений они категорически отказались исключать неарийцев из лона Церкви, заявив: «Государство призвано судить; дело же Церкви – спасать».

Почти все евреи поняли, что происходит. Им было запрещено заниматься рядом профессий, снимать крупные суммы с их же собственных счетов. Они даже страну покинуть не могли – правительство отказывалось выдавать паспорта. «Среди евреев царит страшное отчаяние, – писала британская газета Manchester Guardian. – Им не разрешают ни жить в Германии, ни покинуть ее»

«Все действительно так плохо, как пишут в самых сенсационных статьях… Это настоящий взрыв садистской и почти патологической ненависти, – писала она. – Больше всего меня поражает не столько беззащитность либералов, сколько их немыслимая (для меня) покорность. Здесь нет мучеников во имя демократии»

Если задержанный не говорил того, что хотел узнать допрашивающий его член СА, штурмовики избивали его резиновыми дубинками и другими предметами. Такая пытка в ходе допроса повторялась несколько раз. Жертв связывали, раздевали догола и избивали до потери сознания… Им втыкали в ягодицы раскаленные железные пруты, а на ночь помещали в ящики, где тем приходилось сворачиваться, словно змеям… Раны засыпали перцем, а потом промывали уксусом. Семеро человек из тридцати одного скончались от пыток.

Двадцать первого марта сорокапятилетний доктор Арно Филиппшталь, еврей и убежденный социалист, принимал в своем берлинском кабинете пациентку – члена нацистской партии. В качестве лечения он прописал ей масло печени трески, но она отказалась его принимать. Тогда доктор в шутку предложил: «Может быть, вам стоит прочесть “Отче наш” или спеть “Песню Хорста Весселя”[48]». Через два часа штурмовики выволокли Филиппшталя из кабинета, затолкали в машину и отвезли в свои казармы, где целую неделю зверски его избивали. В конце концов он оказался в муниципальной больнице. В истории болезни было записано, что он поступил «в тяжелом состоянии». Филиппшталь впал в кому и через пять дней скончался.

13 марта 1933 года банда штурмовиков похитила Макса Ноймана, одного из владельцев семейного универмага в Кёнигсберге, столице Восточной Пруссии. Кёнигсберг находился в шестистах с небольшим километрах к северо-востоку от Берлина. Ноймана жестоко избили, магазин разграбили. Через три дня Нойман скончался от травм.