– Понятия не имею, – покачал головой тот. – Не подумай, что мне плевать на судьбу сына. Все его осуждали, но, в конце концов, это его выбор. И никто не вправе навязывать ему свою точку зрения. Пусть бы жил как угодно, только жил. Ведь он мой сын, а у меня больше сыновей нет.

– Как давно он исчез?

– Около недели назад, как мне удалось выяснить. Хотя контакта я с ним не поддерживал больше года.

– Выходит, с вами кто-то связался?

– Да, мне сообщили, что мой сын не выходит на работу вот уже два дня. Понятия не имею, как им удалось достать мой адрес.

– Во внутреннем мире есть телефоны?

– Хотя бы этой роскоши нас не лишай, – усмехнулся старик. – Не знаю, зачем взял трубку. Видимо, не до этого было. Я сильно переживал. Переживал настолько, что – прости, Люк, но я не мог этого не сделать – навестил квартиру сына. Клянусь, я не оставил ни единой нашей координаты. Ни одного намека. Всего лишь осмотрел квартиру Тома и забрал кое-какие вещи, которые смогут облегчить поиски. Том, знаешь ли, мальчик очень скрытный. На публике появлялся редко, ни в какой связи замечен не был. Среди его вещей на рабочем столе я обнаружил стопку визиток и его текущее задание. Уж не знаю, кем он работал…

– Полиция дом осмотрела раньше вас?

– Мне ничего не доложили, но уверен, что так.

– С тобой беседовали? – спросила Маха.

– Только насчет его работы. Но я и сам понятия не имею толком, чем он там занимался. Вроде поиском каких-то вирусов или багов. На этих визитках неполный список личностей, которых он разыскивал.

Люк просмотрел педантично разложенные по датам карточки. Последним числился некий Л. Даргас.

– Не знаете, кто этот Л? – спросил у старика он.

– Преступник и убийца Люк Даргас, – пояснил тот. – Во всяком случае, так говорят документы. Их мне забрать не позволили.

– И как выглядит этот Люк? – начал волноваться полицейский.

– Никто его не видел. Никто даже не знает, из внешнего он мира или же внутреннего. Не известен ни его возраст, ни происхождение. Разве что пол.

– Что значит неизвестно, к какому миру он принадлежит? Если он убирает людей из внешнего мира, значит, он должен находиться где-то среди нас.

– С чего ты взял? – прищурился старик. – Мы не хотим причинять вред людям из внешнего мира. Среди них наши дети, родители, друзья.

– Наши враги не они, – пояснила девушка. – А система, которая ими манипулирует. Мы хотим всего лишь открыть им глаза на реальные вещи, но никак не… Это противозаконно. Преступления крайне редки, что в мире нашем, что во внешнем. Особенно во внешнем. Людям незачем убивать и грабить на самом деле, когда сделать это внутри себя гораздо легче.

– Тогда… против чего мы воюем? – замешкался Люк. – Против мира без насилия? Чего плохого в том, что?..

– Что с тобой, Гари? – сохранял подозрительность старик, протягивая руку к его лбу. – Ты как будто забыл, что сам проповедовал.

– Я ничего не проповедую, – стряхнул его ладонь Люк. – У меня только одно правило: не вмешиваться в жизнь других. И если нынешний человек не вмешивается в жизнь постороннего, ничего предосудительного я в этом не вижу.

– Но эти люди не люди вовсе, – вступилась Маха. – Ты сам об этом не раз говорил. Это уже новый вид. Вид, который желает стать бессмертным. Ты никогда не отличался адекватностью, но сегодня переступил все границы, – заключила девушка, опускаясь на землю и занимая позу лотоса.

– Прежде чем что-либо понять, мне следует навестить внешний мир, – оправдался Люк. – Я в нем когда-нибудь уже бывал?

– Ну, разумеется, Гари! Ты постоянно там обитаешь, потому что работаешь на местную полицию.

– Значит, я все-таки полицейский? Полицию во внешнем мире? – удивился он. – Как такое возможно? Что насчет моих отпечатков пальцев и фальшивых документов?

– Ты двойной агент, Гари. Не полицейский, – исправился старик. – Просто работаешь под прикрытием, поэтому твое рабочее место находится в полицейском участке. Двойным агентам позволено пользоваться фальшивыми документами. Они полагают, будто ты следишь за нами. Будто ты подосланный кролик, понимаешь, о чем я?

– Но что, если я действительно работаю на них? – с опаской спросил он. – Что, если мое настоящее имя не Гари? Что, если я убираю своих же?

– Это исключено. Если бы это было правдой, нашей коммуны уже давно бы не существовало. Ты столько раз прикрывал наши задницы, что это даже абсурдно. Наконец, они не знают, кто ты такой. Это наше главное оружие.

– И кто я такой?

– Ты Гари Даласкиз. Человек, с которого все начиналось, – улыбнулся тот. – В то время как они думают, будто ты один из последователей. А значит, один из тех, кого запросто можно переманить деньгами и сказками о хорошей жизни.

Люк задумчиво кивнул.

– Дайте адрес конторы, в которой я работаю во внешнем мире.

– Я сам тебя подброшу, если хочешь. Кстати, я слышал, что у них появилось оружие, способное вычищать память, но не мог подумать, что они уже пустили его в ход.

– Полагаете, памяти меня лишили специально? – нахмурился мужчина.

Он вспомнил свою первую встречу с Кристиной. Незнакомка с подозрительно добрыми намерениями вполне могла сойти за агента внешнего мира. Она исчезла так же внезапно, как появилась.

– Забирайся в фургон, – махнул на раскрашенный в радужные цвета пикап он и отер ладони о грязные штаны цвета хаки, прежде чем занять водительское кресло.

Когда автомобиль тронулся, Люк продолжил размышления вслух.

– Я вижу много противоречий. Вы говорите, внешний мир избавлен от преступности. В то же время в нем есть полицейские участки.

– Преступники – это мы. А защищают они себя.

– В таком случае, каким образом вы попадаете в мир внешний? И почему вас не арестовывают? Например, когда вы осматривали квартиру покойного сына.

– Во-первых, – насторожился старик, – мой сын еще не покойник. Во-вторых… Тебе что-то известно? – обернулся и посмотрел на него упор он. – О моем сыне.

– Мне мое имя неизвестно, не говоря уже об остальном.

– Честно признать, – потер подбородок тот, – я и сам не раскусил этого момента. Сам поразился такой официальности, ожидал облавы.

– Так зачем пошли?

– Я был подавлен! – возмутился старик. – Растоптан! Посмотрел бы я на тебя, узнай бы ты о смерти единственного сына. Я жил для него большую часть жизни, и вот… Ты не представляешь, каково это, умирать позже собственных детей. Тебе кажется, будто ты оставляешь что-то после себя, и тут приходится держать тело мертвого ребенка на руках.

– Вы держали его тело?

– Фигурально выражаясь. Если честно, я сразу почувствовал, что его нет в живых. Еще до того, как мне позвонили. Родительское сердце никогда не обманывает. И в то же время оно надеется на лучшее. Хотя и знает правду. Я хочу верить.

– Вы встретились с полицией внешнего мира? Они опросили вас?

– Признаться, очень вежливо, без нажима. Более того, предоставили доступ ко всем документам и личным данным сына. Может, у них сохранилось какое-то уважение к родителям покойников? – горько усмехнулся старик.

– И это все? Вы уверены, что они?..

– Уверен, Гари, – убежденно отмахнулся тот. – Я же не маленький.

– Но что, если… – нехотя выговорил мужчина. – Что, если это я попросил их вас не трогать? Получается, это дело расследую я. Вполне логично, если учесть все вышеуказанное.

– Да, но ты не учел того, что сам не рассказывал нам об этом деле. Ты никогда ничего от нас не скрывал. А уж о смерти моего сына рассказал бы и подавно. Это я сам хотел тебя об этом попросить, но раз уж зашел такой разговор…

– Я попытаюсь разузнать все возможное, сэр. Тем более что это в моих же интересах. Ваш сын пропал неделю назад. Как раз в то время, когда пропал я. Случайностей не бывает. Эти события как-то связаны.

– Возможно, – уставился в пустоту водитель.

– Как зовут вашего сына?

– Том Черил.

Люк отвернулся к окну и выдохнул. Он знал не так много имен, чтобы забыть то, которое принадлежало телу в его автомобиле.

– Что, если я скажу, что это я убил вашего сына? У меня были на то какие-то причины?

Старик непроизвольно обернулся и дернул руль, отчего машина съехала на обочину, но тут же реабилитировался и вернулся в строй, не скрывая улыбки.

– Это исключено. Ты спас слишком многих, чтобы кого-то устранять.

– Но что, если я устранил одного ради тысячи? Это вполне на меня похоже. Прежний я выбрал бы такой вариант. Мой образ мысли вряд ли мог измениться.

– Жертвенность – не по твоей части.

– Но разве я не жертвую собой, чтобы спасти вас всех?

Старик уверенно покачал головой.

– Я не верю, что ты способен на убийство. Ты даже животное пальцем не тронул ради спасения тысяч. Ты один из тех, кто верит в судьбу.

– И поэтому не верю в силу выбора, которую отстаиваю этой коммуной? – нападал Люк. – И разве жизнь животного меньше по значимости? Чем вы ее мерите?

– Я лишь сказал…

– Разумом? – не отступал Люк. – В таком случае, животное может оказаться куда разумнее вас. Даже листок с дерева может оказаться куда разумнее человека, потому что не наполняет голову всяким дерьмом.

– Раньше, помнится, ты говорил, что глупую мысль от умной ничто не отличает.

– А теперь говорю, что все мысли равнозначно глупы.

– Я тебя и раньше не понимал, Гари, – обернулся старик. – Ты разговариваешь на кодовом языке? Если прослушивают или следят – дай знак.

– Пускай прослушивают, – отмахнулся он. – Я еще сам не до конца принял эту реальность. Возможно, это какой-то длинный, продуманный до деталей сон, в то время как я лежу в клинике с комой из-за сердечной недостаточности. Знаете, мне кажется, когда-то я слишком много пил.

– Ты и алкоголь в этом мире несовместимы. Хотя наркотиками когда-то баловался. Опять же это исключительно мое предположение. Уж больно странный ты тип. Удивительная у тебя все-таки память. Ты помнишь какие-то несуществующие вещи, а свое настоящее совсем забыл. Видимо, их прибор не только вычищает мозг, но и заливает в него новую информацию.

– Я еще сам не понял, как это работает. Знаете, это похоже на плохое кино. Вот я сижу в полупустом зале и вглядываюсь в обрывки бессюжетной ленты, силясь собрать его в нечто цельное. И в то же время соседи пересказывают мне сюжет другой картины, совершенно другого жанра, и моя концентрация рассеивается. Кристина мне ничего не объяснила. Нужно было…

– Кто такая Кристина?

– Я так и не успел ее узнать. Возможно, девушка, которая спасла мою жизнь. А возможно, и та, которая первоначально ее отняла. Она вполне могла, как вы говорите, стереть мою память и бросить на произвол, забрав все средства к существованию.

– Она тебя ограбила?

– Я бы так не сказал. То есть… Я даже рад, что она встретилась мне на пути. Ведь без нее бы я совсем пропал и запутался в происходящем. Кто знает, как оно на самом деле. Я даже не успел понять, какому миру она принадлежит. Наверное, потому что не понимаю, какому миру принадлежу сам. Против чего борется внутренний мир?

– Мы хотим вернуть личное пространство, Гари. Понимаешь, ступая на их землю, ты лишаешься всего. У тебя не остается ничего, что можно было бы скрыть. Если ты захочешь уединиться, чтобы излить душу на фотографии с обнаженными дамами, за этим процессом будут наблюдать тысячи глаз. Не исключено, что твоих знакомых. О тебе известно все. Даже больше, чем ты сам знаешь. Сомневаюсь, что там еще остались знакомые. Зачем поддерживать связь с теми, с кем не видишься вовсе и кого стыдишься? Они сидят в своих яйцевидных клетках и не выходят за порог своего метра. Их пространство сужается до одного шага в диаметре, а им кажется, будто они стали свободными, вольны выбирать, куда идти, что делать и как жить. За них это решили еще до их рождения. Они боятся мира. Верят, что он враждебен, и если заниматься тем, что они действительно любят, то их непременно заклеймят. Мир воинственен и страшен, он моментально их убьет, стоит сделать шаг влево. Вот во что они верят. Мы боремся за правду.

– С каждым годом мы становимся намного слабее природы. А мир не враждебен, я согласен. Он инертен и спокоен. Его строит и меняет только наше восприятие. Однако сам мир наше восприятие и присутствие никак не действует. Все события строятся на причинно-следственных связях. Вашего сына убили только потому, что он оказался не в том месте. Если относиться к миру как к полю боя, то он ответит тем, что вы от него ждете.

– Хочешь сказать, я хотел смерти сыну? – усмехнулся старик.

– При чем здесь вы? Вы и ваш сын – не одно и то же лицо. Он сам ее для себя выбрал. Он с ней не боролся.

– Наверное, – задумчиво протянул старик. – Я всю жизнь проработал на кофейной плантации. Но мне эта работа всегда нравилась. Мне действительно доставляет удовольствие трудиться. Я против случайного богатства. Деньги нужно получать за труд, а дом строить собственными руками.

– В наше время появился растворимый кофе.

– Ваше время – это какие годы? – рассмеялся он.

– Пятидесятые.

– Ты и тогда эти помои пил? – расстроился старик. – Кофеина в нем, возможно, и больше, но вот от первоначального напитка вкуса никакого не остается, будь уверен. Добывать и варить настоящие кофейные зерна – целый ритуал, которому нет равных. Я четыре года прожил на островах, транспортируя эти зерна в Америку. Ни с чем не сравнимый запах. Такой знойный и горький, – втянул невидимый аромат он. – Я загорелся идеей подарить этот вкус всем тем, кто родился и вырос на материке и ничего о нем не слышал. А когда подзаработал достаточно средств, чтобы заняться любимым делом, поехал во Францию учиться на баристу. На тот момент мне и двадцати не было. Проработал во Франции еще восемь лет. А потом обзавелся семьей и ребенком.

Он потер переносицу, и Люку стало не по себе. Он почувствовал себя в теле того, кого стоило ненавидеть и бояться.

– Что вы обнаружили в доме своего сына? – разбавил тишину он.

– Только личное. И вот это, – поднял руку и выставил безымянный палец с шестигранным кольцом он. – Это он носил не снимая.

– Что оно значит? Он был венчан?

– Нет, семьи он завести так и не успел. Он был очень скрытным и одиноким мальчиком, поэтому девушки у него никогда не было. Хотя сам я остепенился только в тридцать с лишним.

На Люка накатила тошнота. Высокая для габаритов грузовика скорость усиливала эффект.

Больше о сыне старика он не упомянул ни разу. Через полчаса они оказались у границы между двумя мирами. Граница обозначалась столбами на дистанции метра друг от друга. Никакой преграды Люк не заметил и уже приготовился пройти мимо, но старик резко его остановил.

– Не знаю, из какого вещества состоит эта конструкция, но лучше не рисковать. Уж не помню, кто из нас ее поставил, но разум ее сделал явно больной.

– Конструкция?

Вместо ответа старик поднял камень и бросил в сторону столбов. Когда камень настиг их невидимой границы, вспыхнуло что-то невыносимо яркое, почти неоновое. Камень расщепился в пыль.

– Это неофициальная граница, – пояснил старик. – Если хочешь перейти на сторону внешнего мира, следует обзавестись подобающими документами, пройти через ворота в километре отсюда и признаться в том, что ты дезертир.

– То есть мы людей не держим?

– На то мы и внутренний мир. У каждого есть выбор. Мы никому не преграда.

– А на сторону внутреннего мира кто-нибудь переходил?

– По неофициальным подсчетам, около десяти миллионов. По официальным – около двух сотен тысяч.

– Что значит по неофициальным?

– Эти люди пытались пройти. Разумеется, с той стороны им такой возможности не предоставили. Уверен, с этими людьми произошло то же самое, что и с камнем.

Люк бросил взгляд на горку песка у границы и кивнул.

– Каким образом переходим мы?

– А мы создали специальный материал, который помогает создавать кроличьи дыры в пространстве в радиусе одного метра, что составляет воздействие поля. Ты должен вернуться в прежнюю реальность, сменив координаты ровно на метр. И тем самым оказываешься за границей поля и воздействия электронного барьера. Это баг нечто вроде вакуума, который…

– Мне кажется, систему можно как-то упростить.

– Сам создал – сам и упрощай, – ухмыльнулся старик. – В общем, все, что тебе нужно, – это оголить блокатор системы и сделать десять шагов вперед в той реальности. Но только десять, запомнил?

– Вполне. Вот только никакого блокатора при мне нет.

– У каждого есть блокатор, Гари. Как же ты сюда попал?

– Что ж, я свой потерял, – раскинул руки Люк.

– Ладно, – вздохнул старик и вынул небольшой мешочек с чем-то плотным и квадратным. – Пользуй моим. Как найдешь – верни.

– То есть такой баг есть у всех? – удивился Люк. – У каждого жителя внутреннего мира? Зачем он всем нам?

– Чтобы приобрести продукты, которых здесь не достать. Или встретиться с людьми, которых здесь не увидишь.

– Выходит, в какой-то степени мы зависимы от того мира?

– Мы ни от чего не зависимы. Мы вправе передвигаться где захотим.

Люк взял мешочек и подступил к невидимой черте вплотную. Старик сказал что-то в назидание, но мужчина уже оголил программу и делал первые шаги в реальности, где события развивались наоборот, а значит, одно действие приходилось повторять по сотне раз. Двигаться в таком пространстве было чрезвычайно трудно. На свои десять шагов Люк потратил не меньше часа. Он упорно считал, чтобы не сдаться раньше времени. По достижении десяти он спрятал программу и оказался в реальности, которую покинул часом раньше. И все же реальности недоступной его пониманию.

С одной стороны, разительно это пространство не отличалось. Никаких летающих машин, обещанных в прошлом веке, никаких космических кораблей, которые изображали в иллюстрациях его времени. Обыкновенный заселенный город с многоэтажными кирпичами. Крошечные квартиры с россыпью таких же окон. Огромное число машин и супермаркетов.

Он заметил ряд контор, на вывеске одной из которых значилась шестигранная звезда. Этот знак он помнил еще на своей прежней работе полицейским. Его остановили уже на входе.

– Пропуск, – сказала женщина в стеклянной будке.

– У меня информация о пропаже человека.

– Пропуск, – повторила она механическим голосом.

– Я здесь работаю, мисс. У меня информация о пропаже человека, – настойчиво повторил он.

Женщина с подозрением отвернулась и связалась с шефом по микрофону.

– Вас ждут. Кабинет триста сорок четыре, – сказала она, хмурясь и провожая его взглядом. – Без пропуска, – добавила она тише вслед мужчине. – И здесь курить запрещено.

Люк поднялся на второй этаж и остановился у дверей комиссара.

– Здесь курить запрещено, сэр, – догнал его в дверях молодой офицер.

– Нет-нет, Джозеф, – успокоил его сидящий в кресле шефа мужчина средних лет. – Сету можно.

Люк вгляделся в лицо незнакомца. Он годился ему в отцы, но отцом явно не был.

– С какой стати ты забыл пропуск? Я тебя не узнаю!

– Сет? – переспросил он, перешагивая порог.

– Вы уверены?.. – подал голос молодой офицер.

– Расслабься, Джозеф, прошу тебя.

Тот покраснел и споткнулся в коридоре.

– Все пытается доказать, что достоин повышения. Ты же его еще не видел? Нанял три дня назад. Это мой средний. Работает безупречно, ничего не могу сказать. И все же сын начальника, и такое быстрое продвижение. Люди не поймут.