По словам Джастисмена, первой жертвой серийного убийцы стал человек, который выложил в Интернете фотографии Опарыша, спящего возле клумбы.
Тогда покойный учился в средней школе и, как всякий корейский школьник, нередко засиживался в библиотеке до рассвета, лишь под утро возвращаясь домой. Удивительно, но Джастисмен в мельчайших подробностях описал путь мальчика из школы до дома и привел несколько соображений в доказательство своей правоты.
Конечно, нельзя было узнать наверняка, насколько приведенные Джастисменом подробности соответствуют истине, но это было не столь уж важно. Пусть идеи Джастисмена и сложно было принять на веру, однако утверждать, что он описывает нечто невероятное, было нельзя, а значит, вполне можно было допустить, что он говорит правду.
Смотреть на дрыхнувшего посреди улицы пропойцу было противно. Взрослые морщились и спешили пройти мимо, но школьник был в том возрасте, когда в голове возникают, и в большом количестве, странные идеи, до которых взрослым никогда не додуматься. Мальчишка достал телефон и, не теряя времени даром, принялся щелкать камерой.
Вначале он снимал просто так, но потом подумал, что на самом деле он сейчас делает благородное дело, обличая взрослых правонарушителей, превращающих город в отхожее место. Звучало это красиво.
Подростки его лет относятся к взрослым с пренебрежением, и, может, поэтому мальчишке чем дальше, тем больше нравилась идея справедливого воздаяния. Эта идея обладает странным очарованием, которое сложно с себя стряхнуть, пока не огребешь как следует. Это стремление рождается из способности человеческой души судить чужие поступки, и потому всякий может, поддавшись искушению, пожелать себе самому вершить суд. Стоит человеку попасть под чары этой идеи, как желание восстановить справедливость превращается в чувство долга, а затем и в фанатическую убежденность, что ты единственный, кто может справиться с этой проблемой.
Потому мальчик уже никак не мог закрыть глаза на отвратительный поступок Опарыша; внутри него забил фонтан благородного негодования и, заглотив наживку, он рванул домой к компьютеру.
Обычно, вернувшись на рассвете, мальчишка ложился спать, даже не помывшись, но в тот день он не мог справиться с возбуждением и чувствовал себя, словно астроном, открывший новую планету. Бросив взгляд на монитор, светящийся посреди темной комнаты, он пробежался пальцами по невидимой клавиатуре, готовясь печатать, подумал, что написать надо как-нибудь «покрасивше», и почувствовал, как вспыхнуло его лицо.
Собрав в кончиках пальцев всю энергию охватившей его страсти, он, словно сумасшедший пианист, принялся колотить по клавиатуре, громоздя в белом пространстве экрана ряды черных буковок, похожих на вереницу муравьев. Он печатал, менял, переставлял строки, потом обработал фотографии в фотошопе и вставил их в текст – каждую на свое место: вышел не пост, а истинный шедевр!
Он сразу же выложил в Интернет свое творение, на которое убил все субботнее утро. Разумеется, все, что на изображениях требовалось затушевать, он обработал мозаикой, но фотографии все равно получились настолько шокирующие, что, увы, совершенно затмили сквозившую в тексте идею о том, что миссия юного фотографа – заставить людей очнуться и осознать ужас происходящего.
За потрясающими скандальными снимками оказалось невозможным оценить все величие его замысла, что сильно огорчило мальчика. Жаль, что люди не поняли главного, но он все равно ощущал себя великим поборником справедливости, карающим взрослых, которые так кичатся своей успешностью.
Джастисмен привел доказательства того, что автор фотографий и автор эпатажного поста – одно и то же лицо.
«У мальчика ведь не было причин скрывать свою работу, наоборот, он ею очень гордился, считая, что поступил абсолютно правильно. Знали об этом и его приятели, ведь, пока история с Опарышем не позабылась, этот пацан тоже пользовался популярностью в Сети, так что узнать, кто он, было нетрудно», – добавил Джастисмен в комментарии к основному посту.
Собственно, в этом посте Джастисмен просто написал, что первой жертвой оказался молодой человек, который когда-то сфотографировал храпящего в нечистотах Опарыша. Неудивительно, прибавил Джастисмен, что полиция про это не говорила: все-таки трудно увидеть связь между этими двумя событиями.
Полицейские в большинстве своем вообще ничего не знали про историю с фотками Опарыша, да и времени прошло уже слишком много. Если бы не Джастисмен, никому бы и в голову не пришло связать первую жертву маньяка с фотографиями валяющегося в нечистотах Опарыша.
Бывший школьник стал уже аспирантом, и убили его прямо в институте.
Привалившись к белым обоям (его профессор-научрук не любил краски, считая, что они вредят здоровью), он сидел на полу рядом со своим столом и, казалось, смотрел, как его душа поднимается над его телом, проходит сквозь потолок… Возможно, он хотел спросить свою душу, куда она уходит.
Свидетелей не было, никто даже не мог точно сказать, когда прозвучали выстрелы. Как раз в то время рядом с университетом что-то строили, и если кто и слышал громкий звук, то решил, что это на стройке. Кому могло прийти в голову, что в университете в центре города раздастся выстрел? Неудивительно, что никто не встревожился.
Полиция заявила, что это очень дерзкое убийство и что за ним стоят личные мотивы, поскольку жертва не была ограблена. Это объяснение вызвало у людей насмешки: пусть даже кто-то и невзлюбил покойного аспиранта, но пристрелить задохлика ростом едва за метр семьдесят и весом шестьдесят четыре кг по личным мотивам?..
Полиция, правда, держалась этой версии до тех пор, пока не произошло второе убийство. «Судя по всему, это дело рук того же преступника», – объявили тогда полицейские. А потом они словно воды в рот набрали.
Впрочем, популярность постов Джастисмена про Опарыша и его фотографа была еще не так велика. Хотя форумчан, многие из которых вообще ничего не знали про историю Опарыша, заинтересовало, что первой жертвой оказался человек, сфотографировавший пьяного, но утверждение, что эти два события как-то связаны, вызывало вполне естественный скепсис. Объяснение Джастисмена выглядело любопытным, но несколько притянутым за уши.
Все изменилось, когда появился следующий пост: люди смогли проверить сказанное Джастисменом, и всякие сомнения в правильности его логических построений отпали. И с этого момента форум Джастисмена был у всех на устах.
По словам Джастисмена, второй жертвой серийного убийцы оказался человек, который собрал воедино гуляющие по Сети разрозненные материалы об Опарыше и, кроме того, много всего, связанного с Опарышем, сам выложил, в том числе фотографию с выпускного. Фото было старым и обрабатывать его мозаикой убитый не стал, поэтому многие узнали Опарыша и тоже начали выкладывать его фотки. Что самое поразительное, этот второй убитый был одноклассником Опарыша.
В старшей школе этот самый одноклассник издевался над Опарышем, да так жестоко, что вряд ли бы осмелился взглянуть своей жертве в глаза, доведись им как-нибудь встретиться снова. Мучения Опарыша начались в первый же день учебы, когда он случайно наступил на ногу своему новому однокласснику и принялся испуганно извиняться. Оттого что Опарыш говорил ужасно тихо и даже покраснел из-за такой ерунды, одноклассник ощутил жгучую неприязнь: ему прямо-таки захотелось раздавить это жалкое существо.
Тот одноклассник не был школьным хулиганом. Наоборот, он был из тех слабаков, что покупают хулиганам сладости на свои карманные деньги, лишь бы те их не трогали. Опарышем хулиганы не интересовались: таких, как он, они вниманием не удостаивали. Но этот парень, которым хулиганы помыкали с младшей школы, Опарыша просто возненавидел. Он не отнимал у Опарыша денег, ничего от него не требовал и никогда не трогал в открытую; нет, он мучил его тайком, исподтишка, наслаждаясь причиняемой болью.
Ему было не интересно отнять деньги или что-нибудь приказать сделать. Но он испытывал безумное удовольствие, всаживая в бедро Опарышу иглу циркуля. А когда, пробегая мимо, он, тайком ото всех, изо всей силы вонзал в спину Опарыша острый кончик авторучки – едва ли не прокалывая кожу до костей – его охватывало ни с чем не сравнимое наслаждение. Ему даже снилось это ощущение в руках и искаженное болью лицо Опарыша.
Лежа в кровати, он придумывал, как бы еще помучить Опарыша. По телу бежали мурашки, он улыбался, завернувшись в одеяло, ворочался, смотрел в темный потолок и хихикал. От сладких мечтаний в кровь выбрасывался адреналин, и уснуть было невозможно.
Ему казалось, будто между зубами протискивается кончик тупой иглы и давит, почти прокалывает ему десну. Было больно, но боль доставляла странное наслаждение, и хотелось потерпеть еще, хотя бы чуть-чуть… Мягко, но чуточку сильнее надавить иглой в самое сердце боли.
Мучить Опарыша можно было только тайком: прознай об этом хоть одна живая душа, пришлось бы отказаться от этой забавы, и из его жизни исчезла бы самая большая радость. От одной мысли об этом становилось тоскливо. Потому он выжидал, когда сможет остаться наедине с Опарышем.
Это получалось не так уж редко: обычно он предавался любимому занятию несколько раз на дню. И все же мучить Опарыша, когда захочется, было нельзя, и от этого мальчишка еще больше распалялся.
Он караулил Опарыша, словно гиена, поджидающая, когда же отстанет от стада раненый олененок. Стоило Опарышу отойти от других ребят, как его мучитель изо всей сил наступал ему на ногу или хлестал по рукам металлической линейкой.
Другие школьники ни о чем не догадывались. Во-первых, обидчик подло скрывал свои забавы от чужих глаз, а во-вторых, сам Опарыш никому не жаловался и не пытался оказать сопротивление (а потому в глазах своего врага выглядел полным придурком).
Если бы Опарыш хотя бы раз дал отпор или пожаловался учителям, обидчику бы пришлось остановиться, сделаться осторожнее и реже трогать Опарыша, а то и вовсе прекратить свои жестокие забавы. Но Опарыш не умел давать сдачи, и обидчика это страшно бесило. «Дебил, как есть дебил!» – думал он, и чем больше мучил свою жертву, тем сильнее ее ненавидел.
Он с самого детства был такой: едва ли не с рождения ненавидел слабых и робких существ. В первом классе он издевался над школьными хомячками и в конце концов убил их; потом убил тупую черепаху, которая даже не пыталась защититься, а только ложилась на камни и замирала.
Понятное дело, у него и в мыслях не было убивать; кто в детстве думает о подобном? Вначале он потихоньку сунул в аквариум металлическую палочку для еды и ткнул черепаху в шею: было так интересно смотреть, как она прячет голову… Много прошло времени прежде, чем он проткнул ей шею насквозь.
Казалось, черепаха понимала, чего от него ждать. Стоило ему подойти к аквариуму и постучать по стеклу – «тук-тук», как она тут же втягивала голову, а ее лапы начинали дрожать. И мучитель не мог уже просто пройти мимо черепахи, которая при виде его вжималась в камни и водила туда-сюда расширившимися от испуга зрачками.
Первое время он подходил к аквариуму, легонько стучал палочкой по стеклу и хихикал. Потом начал тыкать палочкой в панцирь, потом стал дожидаться, когда рептилия успокоится и снова высунет голову, и хлестал по ней палочкой. Чаще, конечно, мазал, но, случалось, и попадал, тогда черепаха от боли опрокидывалась на спину, а он радовался и издавал странный звук: «кекеке». Один раз черепаха упала на спину и не смогла перевернуться обратно. Она сучила отчаянно лапами и то втягивала, то снова высовывала голову. Никто ничего не заметил, а мучитель быстро сунув руку в аквариум, перевернул черепаху обратно на живот, как будто ничего не случилось.
Заточенной в аквариум черепахе даже негде было от него спрятаться. А еще она не понимала, есть поблизости другие люди, которые могут ее защитить, или нет, и потому стоило ему появиться рядом, начинала отчаянно махать лапами, словно пытаясь уплыть подальше, и его это страшно забавляло. А уж когда он смотрел на обезумевшую от ужаса черепаху, не знающую, что сейчас рядом никого, кроме него, нет и она полностью в его власти – это было потрясающее чувство.
Потому, выждав, пока закончатся уроки и все школьники и учителя уйдут домой, он шел к аквариуму. Он стучал палочкой по панцирю, затаившись, ждал, когда черепаха вновь высунет голову, и все ловчее хлестал по ней этой палочкой. Никогда раньше он не испытывал такого наслаждения, как в эти минуты. Казалось, между ног у него проходил электрический разряд, – и сразу хотелось по-маленькому.
Хотя он развлекался с черепахой, оставшись совсем один, от мысли, что кто-нибудь может случайно увидеть его забаву, у него будто скручивало позвоночник, а от страстного желания продолжать перехватывало горло. Наслаждение вызывало мурашки, они бежали по всему телу, и остановиться не было никакой возможности.
Закончив развлекаться, он мчался в туалет, глотал воду из-под крана и шел писать. От удара током, который прошел по нему, когда он издевался над черепахой, внутри все зудело: почесаться не почешешься, но если пописать, то моча, пробегая по уретре, утоляла это странное желание.
И вот, когда он со всей силы втыкал кнопку Опарышу в спину, его пронизывал тот же самый немыслимый, неконтролируемый восторг, который охватывал его при виде дрыгающей лапами черепахи.
И тут этот недоразвитый вновь возник в его жизни, добела раскалив Интернет. Вначале, конечно, не было уверенности, что Опарыш и есть тот самый придурок, его школьная жертва. Но полазив по сайтам, он убедился, что сходство ему не померещилось.
Связавшись с одноклассниками, он узнал, что этот дебил сейчас работает в той самой страховой компании, которую поминают в постах об Опарыше. От этой новости его снова охватило забытое им было наслаждение: от пальцев вверх по ногам побежали мурашки. Он сглотнул, словно мальчишка, вспомнивший о запретных сладостях, и сжал руки в кулак: настолько сильное чувство его охватило.
Вскочив, он бросился искать школьный фотоальбом, вынул фотку Опарыша, отсканировал и сразу же выложил в интернет безо всякой мозаики, потому что не умел этого делать. Его охватил тот же азарт, с которым он метил в голову черепахе. Такой радости он не испытывал, даже когда добывал в игре лут. Мысль о том, что одноклассник как был дебилом, так дебилом и остался, вызвала у него восторг.
Ото рта до самого ануса его охватило желание еще разок встретиться с ним вживую, обозвать его, плюнуть, отдавить ему ногу…
В нем вспыхнула непонятная, безумная радость от мысли, что, да, действительно, горбатого лишь могила исправит: прошло уже столько лет, а Опарыш по-прежнему ничтожество. Ему хотелось вонзиться в него зубами и вырвать из него кусок мяса.
В школьные годы он мог мучить только того, кто был слабее его самого. Взрослому отыскать жертву стало сложнее, и природную злобу приходилось сдерживать, но теперь можно было безо всякой помехи предаться интернет-травле.
А потом его застрелили прямо в интернет-кафе, которым владели его родители.
Он умер на своем месте за кассой, где когда-то с таким жаром строчил издевательские посты про Опарыша. На лбу, понятно, два аккуратных пулевых отверстия – словно прорезались два новых глаза. И ни единого свидетеля.
О проекте
О подписке