Сегодня, когда само «общество» уже не более чем гипотеза, причём не из самых правдоподобных, делать вид, что защищаешь его от фашизма, латентно присущего любым сообществам, – такие стилистические упражнения пропитаны лицемерием. Потому что кто ещё называет себя в наши дни «обществом», как не имперские граждане, которые объединились, или, точнее, сбились в банду по отрицанию очевидного и окончательного разрушения Империи, по отрицанию онтологической очевидности гражданской войны?

14 Нет сообщества за пределами единичных отношений. И никогда не существует конкретного сообщества, лишь сколько-то текучей сообщности.

примечание α: Сообщество всегда подразумевает не группу тел в отрыве от окружения, а определённую природу отношений тел между собой и тел по отношению к их окружению. Как только сообщество хочет оформиться в отдельный субъект, в самостоятельную реальность, хочет материально воплотить границу между внешним к ней и внутренним, она наталкивается на собственную невозможность. Эта невозможность и определяет сообщество. Тотальное самосознание^[15] сообщества – общность – совпадает с полным распадом всякого сообщества на уровне единичных отношений, когда отсутствие сообщества становится ощутимым.

примечание β: Всякое тело находится в движении. Даже оставаясь на месте, оно всё ещё присутствует, вводит в игру свой собственный мир, идёт навстречу судьбе. Также, некоторые тела движутся вместе, тянутся, клонятся друг к другу: между ними – сообщество. Другие отталкиваются, не состыковываются, бранятся между собой. В сообщество каждой формы-жизни входят также сообщества вещей и жестов, сообщества привычек и чувств, сообщество мыслей. Несомненно, тела, лишённые принадлежности к сообществу, тем самым лишены и вкуса: они не видят, что одни вещи идут вместе, а другие нет.

15 Не может быть сообщества просто собравшихся k^J здесь.

примечание: Всякое сообщество – это одновременно и действие, и потенциал, возможность действия, то есть когда имеет место только действие, например, Тотальная Мобилизация^[16], или только потенциал, как в высочайшей изолированности Блума, тогда общности нет.

16 Сообщество, т. е. результат встречи с телом, находящимся под действием той же формы-жизни, что и я, позволяет мне соприкоснуться с моим собственным потенциалом.

17 Смысл — элемент Общего, то есть каждое событие, как смысловой раздражитель, вводит нечто общее.

Когда тело говорит «я», на самом деле оно говорит «мы».

Поступок или высказывание, несущее смысл, выделяет из массы тел определённое сообщество, и нужно сперва принять его, чтобы иметь возможность принять этот поступок или высказывание.

18 Если встречаются два тела, в одном месте и в один и тот же момент движимые совершенно чуждыми друг другу формами-жизни, они испытывают опыт неприязни. При этой встрече не создаётся никаких отношений, скорее наблюдается заведомое не-отношение.

Неприятель, чужак может быть легко замечен и положение его определено, но при этом сам по себе он, единичный, останется непознанным. Неприязнь – это именно неспособность тел, которые не сходятся вместе, видеть друг в друге единичные тела.

Всё, с чем знаком как с единичным, избегает сферы неприязни, становится либо другом, либо недругом.

19 Для меня предмет неприязни, неприятель, – это небытие, которое требует своего устранения: либо перестав вызывать неприязнь, либо перестав существовать.

Страница журнала “Tiqqun” с оригинальным текстом

20 Неприятель может быть устранён, но саму не-приязнь как сферу к нулю не свести. И когда имперский гуманист льстит себя надеждой, что «ничто человеческое ему не чуждо», он лишь напоминает нам, сколько труда понадобилось ему, чтобы стать настолько чуждым себе.

21 На практике неприязнь может выражаться по-разному, как в методах, так и в результатах. Будь то рыночные отношения, контракты, клевета, надругательство, оскорбление или простое и прямое уничтожение – всё это стоит с ней в одном ряду, как практики приведения к единому знаменателю; но, в конце концов, их-то ЛЮДИ прекрасно понимают. Иные формы неприязни выбирают куда более извилистые, а потому неочевидные пути. Среди них – потлач, похвалы, учтивость, осмотрительность, гостеприимство, которые ЛЮДИ куда реже признают практиками выравнивания; хотя это именно они.

примечание: В своём «Словаре индоевропейских социальных терминов» Бенвенист не удосуживается объяснить, что на латыни слово «неприятель» – “hostis” могло сразу значить и «чужак», и «враг», и «гость», и «тот, кто имеет те же права, что и римлянин», или даже «тот, с кем я связан через потлач», то есть через вынужденно взаимные дарственные отношения. В то же время совершенно очевидно, что право, законы гостеприимства, выравнивание горой подарков или бомбёжкой – лишь разные способы устранить этого “hostis”, запретить ему быть для меня чем-то единичным. Так я заключаю его в рамки его чужеродности; и если мы отказываемся это признать, то лишь из слабости. В третьей статье трактата «К вечному миру», в которой Кант говорит об условиях конечного распада всех отдельных сообществ и их формальное объединение в Единое Государство, прямым текстом написано; «Право всемирного гражданства должно быть ограничено условиями всеобщего гостеприимства»³. Если ближе к нашим дням, то разве Себастьян Роше⁴, непризнанный теоретик понятия «неучтивости», французский поборник нулевой толерантности, герой нынешней Невозможной Республики³, не назвал свою последнюю книгу, вышедшую в марте 2000 года, именем своей утопии: «Общество гостеприимства»? Не знаю, читает Себастьян Роше Канта, Гоббса, “France-Soir”⁶ или напрямую мысли министра внутренних дел?

22 Ничего из того, что мы обычно обозначаем словом «безразличие», не существует. Либо форма – жизни мне не известна, и тогда она для меня – ничего, то есть даже не безразлична. Либо она мне известна, и существует для меня так, будто не существует, – в этом случае у меня к ней, очевидно, неприязнь.

23 Неприязнь отдаляет меня от моих собственных ^^7 потенциальных возможностей.

24 Между сообществом и неприязнью как предельными координатами простирается сфера друзей и недругов. Друг и недруг – понятия этико-политические. И то и другое открывает двери интенсивному водовороту чувств, что лишь доказывает, что аффекты – это предметы искусства, и что игру форм-жизни можно сконструировать⁷.

примечание α: Среди довольно обширной коллекции средств, которыми Запад вооружается для борьбы со всяким сообществом, есть одно, которое господствует примерно с XII века и при этом не вызывает подозрений: я хочу поговорить о концепте любви. Нужно признать, что посредством ложного выбора, который он смог в итоге насадить повсюду («ты любишь меня или не любишь?»), он достиг весьма пугающей эффективности в деле утаивания, подавления, изничтожения разнообразнейшей палитры чувств, бесконечных оттенков их интенсивности, какие только могут возникнуть при контакте тел. Тем самым он может быть использован, чтобы свести на нет саму возможность сконструировать игру форм жизни. Несомненно, когда сегодня в парах происходит нечто вроде бесконечного шантажа, это этическое убожество – его заслуга.

примечание β: В качестве доказательства сказанного достаточно вспомнить, как на протяжении всего пути «цивилизации» криминализация всех страстей шла рука об руку с освящением любви как единственной и неповторимой страсти, как собственно истинной Страсти.

примечание γ: Естественно, всё это касается лишь самого понятия любви, и не относится к тому, что оно, помимо собственной воли, делает дозволенным. И я говорю не только про ряд известных извращений, но и про эту небольшую частицу высокой энергии «я тебя люблю», которая всегда становится событием.

25 Друг – это тот, с кем меня связывает выбор, согласие, решение, так что с возрастанием его возможностей одновременно возрастают и мои. Недруг, зеркально, это тот, с кем меня связывает выбор, разногласие, так что с возрастанием моих возможностей мне становится необходимо столкнуться с ним, чтобы подорвать его силы. примечание: Когда один сионист упрекнул Ханну Арендт в ходе скандала, последовавшего за выходом её книги «Эйхман в Иерусалиме», что она не любит народ Израиля, она ответила блестящей репликой: «Я не люблю народы. Я люблю лишь моих друзей».

26 При столкновении с недругом на кону никогда не стоит его существование, – лишь его возможности.

Не говоря о том, что исчезнувший враг не сможет признать поражение, он, в конце концов, всегда возвращается, сперва как призрак, потом как неприятель.

27 Любое различие между формами-жизни – этическое. Эти различия оправдывают игру, игры. Игры эти не политичны сами по себе, они становятся таковыми после определённого градуса интенсивности, что одновременно значит: после определённых усилий по их созданию.

примечание: Мы не корим этот мир ни за слишком ярое пристрастие к войне, ни за попытки всеми силами её предотвратить, – только за то, что он свёл её до самых бездарных форм.

28 Я вовсе не планирую доказывать здесь непрерывность гражданской войны посредством более или менее восторженного прославления отдельных восхитительных эпизодов общественной борьбы, или посредством критического анализа наиболее подходящих, отборных примеров классового противостояния. Речь не пойдёт ни об английской, ни о русской, ни о французской революции, ни о Махновщине, ни о Парижской Коммуне, ни о Гракхе Бабёфе, ни о мае 68-го, ни даже о войне в Испании. Историки могут спать спокойно: я не стану отбирать их хлеб. Я пойду более хитрым путём и покажу, каким образом гражданская война продолжается ровно там, где говорят, что её нет, чтобы укротить её на какое-то время. Задача будет в том, чтобы продемонстрировать средства, которыми ведётся непрерывная кампания по деполитизации, корни которой уходят ещё в Средние века, когда, как известно, «всё имело политический характер» (Маркс). Таким образом, изучение этой совокупности будет вестись не по вершинам исторического хребта, а вдоль непрерывной низинной экзистенциальной линии.

примечание: Если Средние века известны расколом этики на две отдельные сферы, мораль и политику, то наступление «Нового времени» отмечено воссоединением этих двух как бы по-прежнему независимых друг от друга абстракций. И в результате такого воссоединения возник наш новый тиран: сфера Общественного.

29 Есть два взаимно враждебных способа называть: один чтобы устранить, другой чтобы принять. Современные Государства, а затем и Империя говорят про «гражданскую войну», но только так, чтобы лучше подчинить себе массы тех, кто всё бы отдал за её устранение. Сам я тоже говорю про «гражданскую войну», и даже как о чём-то изначальном. Но говорю о гражданской войне, чтобы принять её, принять в устремлениях к своим наивысшим формам. То есть в соответствии с моими собственными пристрастиями и вкусами.

30 Я называю коммунизмом действительное движение, которое в каждый момент повсеместно создает гражданскую воину⁸.

31 То, в чём я вижу истинную цель, не должно проявляться сразу, явственно. Те, кто с этим знаком, почувствуют его всюду, а для тех, кто ничего о нём не знает, его не будет нигде. В сущности, программы только отсрочивают наступление того, за что они ратуют. Кант полагал моральной ту максиму, предание которой публичности не будет противоречить её реализации. Моральность моего замысла в таком случае должна удерживаться в рамках следующей формулы: распространять подлинную этику гражданской войны, подлинное искусство дистанций.