ГЛАВА 4. Просьба принцессы

Старшие Уиткинсы всю ночь провели на ногах, ожидая возвращения стражей. Артур каждый час наливал себе кружку эля со словами «Сегодня можно», а Марта пила чай с имбирем. Они не разговаривали и лишь изредка обменивались многозначительными взглядами.

«Столько лет живем здесь. Столько трудностей преодолели. Но это… ― думала Марта. ― Дом всегда был нашей крепостью. Неважно солнце или туман за окном, внутри этих деревянных стен мы всегда чувствовали себя в безопасности. А сейчас? А что сейчас? Я боюсь даже закрыть глаза. Хорошо хоть Монти не тут. Он бы всего этого не вынес».

«Правильно ли я поступил, что не отправился следом за стражами? ― думал Артур. ― Я глава семьи, защитник этого цветка, но я ничего ни сделал ради нашей безопасности. Когда дом начало трясти, я растерялся. Знал ведь, корни меня подери, что должен действовать, но застыл. У того стражника губы так плотно сжались, что он прошелся по ним лезвием, чтобы заговорить. Не хрип и не кровь напугали меня, а глаза. Знающие глаза. Тот стражник знал, что скрывается в тумане. И в его глазах отражался ужас. Так смотрит на тебя секач, осознавая краешком своего примитивного сознания, что скоро подохнет. Он признает поражение, но, следуя инстинктам, все же делает последний выпад острыми жвалами. Так поступил и тот стражник. Его напарник бросился ему на выручку, а я просто закрыл за ним дверь. Слабак! Да, я могу утешить себя мыслью, что пусть лучше погибнут двое, чем трое. Но это будет жалкая отмазка. Я струсил. Не был готов столкнуться со своими страхами».

Пока Артур занимался самобичеванием, его сын, погрузившись в раздумья, сидел на крыше возле дымовой трубы. До восхода солнца оставалось еще немало времени, но вой уже стих, а плотный туман хозяйничал ниже крыши. У Смолла не получалось расслабиться. Несколько раз он запрокидывал голову и заставлял себя разглядывать созвездие павлина, но интерес к сверкающим на небе точкам, как дремал, так и не думал просыпаться. Смолл не переставал думать о вчерашнем дне.

Маур с окровавленными губами настолько ясно врезался ему в память, что он испытывал желание художника запечатлеть на холсте овладевший им образ. «Они привели эта», ― снова и снова возвращался Смолл к словам стражника, и его пробирало до мурашек. Это значит, что по туману кто-то свободно бродит? Но кто они? И кого они привели? «Не можешь ты говорить, от страха или от чего еще ― не важно. Не можешь и не можешь. Зачем губы-то резать, когда легче потребовать перо и чернила? Это их на Древе так учат?»

Смолл поглядел в непроницаемый туман.

– Какие монстры прячутся в белой пустоте? ― тихо спросил он у себя. ― И монстры ли вообще? ― Смолл сжал в ладони гладкую ручку зонта и, подавшись неожиданному порыву, немного съехал вниз по черепице. ― Совсем немного… Один прыжок… Правда так близко, но увижу ли я ее? Если бы знал наверняка, спрыгнул бы?

– Смолл! ― услышал он голос Флоры. Попытался встать. Подошва сапога скользнула по черепице, и Смолл, падая боком на крышу, чудом успел схватиться за железную корягу, торчащую под трубой, и повис. Сердце у него в груди загромыхало. Не готов он прыгать, не готов он, пусть даже ради правды, рисковать жизнью. ― Смолл! ― раздался голос принцессы.

Теперь парень полез к люку неторопливо и аккуратно, словно сам он был хищником, а люк ― его добычей. Как добрался до люка, выдохнул, и по лестнице спустился на чердак.

– Уже проснулась? ― спросил он.

Принцесса взволнованно теребила наволочку, а когда услышала вопрос, то быстро-быстро кивнула.

– У меня есть к тебе просьба, ― не сказала она, а скорее выплюнула фразу, как одно длинное слово. ― Ты можешь проводить меня домой?

– Чего? ― переспросил Смолл, не потому, что не разобрал слов, а потому, что просто хотел услышать это снова. Не каждого простолюдина королевская кровь просит об одолжении, да еще и о таком.

– Ты можешь проводить меня домой? ― повторила Флора, вцепившись пальцами в одеяло. ― Если мои стражи не вернутся, ― добавила она голосом человека, смирившегося с утратой, но не хотевшего показывать это.

– Почему ты просишь именно меня? ― Смолл и сам не знал, какой ответ его бы устроил.

– Ты ведь хочешь путешествовать. Вот я и подумала, что ты, это… может быть, захочешь составить мне компанию. ― Принцесса покраснела и опустила взгляд. Она привыкла приказывать, а не просить, и чувствовала себя до жути неловко. Сердце колотилось у нее в груди, как после полета на бородатом хищнике. Флора боялась, что Смолл не согласится. ― Ну, так ты проводишь меня?

– Не думаю, что это хорошая идея, ― честно сказал Смолл, все для себя уже решив.

– Ладно, забудь! Я не должна была просить тебя об этом. Я понимаю, что ты мне ничем не обязан. Глупо получилось.

Смолл заливисто рассмеялся.

– Ты всегда так тараторишь, когда волнуешься?

«Ну вот почему я не могу по щелчку пальцев создать между нами бетонную стену или повернуть время вспять, чтобы избежать этого позора?», ― мысленно простонала Флора.

– Это выглядит очень забавно, ― Смолл так крепко сжал пальцы в кулак, что его костяшки побелели. ― Я провожу тебя домой.

– Но… ― опешила девушка, ― ты ведь сказал, что это плохая идея.

– И не откажусь от своих слов. Идея действительно плохая. Но меня это никогда не останавливало. Только… только у меня есть условие.

– «Условие»? ― Флора сглотнула, напрягшись изнутри. ― Какое?

– Ты кое-что сделаешь для меня.

– «Кое-что»? ― Флора задержала дыхание, боясь услышать ответ.

– Ты поможешь мне поступить в Академию Королевских Летунов, ― серьезно сказал Смолл. Он понимал, что вправе просить об одолжении, но все равно испытывал скверное чувство. ― Я бы и сам поступил, мне осталось накопить пятьсот серебряных, но раз нам с тобой по пути…

– Да! ― облегченно воскликнула Флора. ― Конечно, я тебе помогу. Я уж думала, ты попросишь…

– О чем? ― перебил Смолл и нахмурился.

– Не важно, ― она натянула улыбку. ― Уже не важно. Смолл, у вас тут есть ванная комната?

– Нет, что ты, мы как грызуны вылизываем себя. Хочешь, научу?

– Очень смешно.

– Ладно, идем, ― сказал Смолл. ― Покажу где.

Принцесса попросила Смолла отвернуться и выбралась из-под одеяла. Каштановые волосы ниспадали на тонкую полупрозрачную майку, на шеи висел пятиугольный медальон с опалом в центре. При тусклом, но пронизывающем чердак освещении, что создавали жуки в банке, тончайшее нижнее белье едва скрывало наготу Флоры.

Флора надела платье, и Смолл указал ей на нужную дверь. Ванная комната была пристроена к чердаку Уиткинсов подобно балкону. Небольшое прямоугольное помещение без окон с железным решетчатым полом, позволяющим воде, льющейся из бочки, прикрепленной к стене, сливаться с цветка на землю.

– Вода холодная, решетка ледяная, к телу пристают комары и мошки. А еще иногда сюда залетают мелкие рыбки, страшно кусачие. Ты от них воинственно отмахивайся, главное, и останешься целой. ― Смолл улыбался во весь рот.

– Что тебя так веселит? ― насупилась принцесса. ― Мои будущие страдания?

– Твое выражение лица.

– А что с ним не так?

– Был у меня знакомый, у него отец торговал удобрениями. А жить с удобрениями, сама понимаешь, все равно, что стать удобрением. Так вот, сколько раз я этого знакомого не видел с девушками, выражение их лиц было в точности, как у тебя. Создать семью они хотят, но понимают, что придется жить среди дерьма. ― Смолл хохотнул.

– Ничего у меня не такое выражение. Холодная вода и холодная, что я больших неудобств не встречала? ― с вызовом сказала Флора. На самом деле больших неудобств она и правда не встречала, но сознаваться в этом, на радость Смоллу, принцесса бы не стала. Уж пусть лучше считает, думала она, что это для меня ерунда.

– Дальше сама разберешься? ― он выгнул бровь.

– Нет, что ты, мы обычно по десять человек в ванне моемся. Как я одна-то справлюсь?

– Будешь помирать, зови.

Смолл, хмыкнув, отправился собирать вещи в дорогу, а принцесса разделась и приняла первый за два дня пути душ. Холодная вода, надоедливые мошки и решетчатая пропасть под ногами прилично мешали столь любимой и необходимой для девушки процедуре, но нежелание, оставаться грязной, взяло вверх.

– Смолл, тут нет полотенца! ― позвала Флора, дрожа от холода, когда вымылась.

– Подожди немного! ― крикнул Смолл и взял первое попавшееся под руку полотенце. ― Все, возле двери. Открывай.

Флора на миг приоткрыла дверь и мокрой рукой схватила полотенце.

– Спасибо.

Полотенце приятно пахло мускатом. Принцесса представляла, как ее тело вытирают мощные мужские руки, как у Смолла. Плавно и нежно они путешествовали по изгибам тела, не обходя стороной самые чувствительные места. Вот уже три года, с тех пор, как Флоре исполнилось пятнадцать, каждое вытирание превращалось для нее в приятную игру.

Когда принцесса на цыпочках вышла из ванной, то услышала внизу голоса.

– Это даже не обсуждается! ― прогремел Артур. ― Пообещал он! О чем ты вообще думал? Тебе и восемнадцати нет! Отведет он принцессу, видите ли… Не смеши! Я бы и одного тебя не пустил, а с ней и тем более. Твое легкомыслие погубит ее. До Фондорийского Древа девять дней неизвестного для тебя пути.

– Артур, перестань, ― взмолилась Марта.

– Я ходил в подземную деревню! ― возразил Смолл. Подземная деревня была третьей остановкой в наспех придуманном маршруте к Древу.

– Но не один! Как ты вообще собираешься идти туда, где никогда не был? Дай угадаю ― по карте? Это слишком опрометчиво, сын. Картографам мало платят, они выполняют свою работу, спустив рукава. Я не дам тебе погубить себя и принцессу заодно. Есть надежные люди, которые справятся с сопровождением Флоры лучше тебя.

– Да тебе просто понравилось отдыхать! ― Флора осторожно спустилась по лестнице и увидела, как красный Смолл орет на отца. ― Удобно, когда сын горбатится за тебя, да? Очень удобно. После этого, ой как не хочется возвращаться к работе? Или я не прав? Чьи же деньги, если не мои, ты будешь пропивать в таверне?

– Замолчи! ― потребовал Артур, заметив испуганную принцессу.

Марта влезла в прореху между мужем и сыном.

– Прекратите, сейчас же! ― вскричала она.

– Я скажу тебе чьи… ни чьи, ― не унимался Смолл. ― Не будет у тебя денег на эль, нечего будет сплавлять за игрой в камни. Как же жить тогда? Как же жить, если нет тайников сына, которые бы ты мог вскрыть? И купить себе новые кожаные сапоги. Я ведь деньги коплю не просто так. Я хочу свалить отсюда, свалить так далеко, как только смогу. Встать на ноги. Затем вернуться и изменить, корни меня подери, это место. И я тебе не позволю помешать мне, слышишь? Не позволю! Сколько бы ты не старался. ― Смолл умолк, тяжело дыша.

– Накричались? ― Марта грозно перевела взгляд с сына на мужа. ― Мне стыдно за вас перед принцессой.

– Он первый начал, ― буркнул Смолл, тыча пальцем в Артура.

– Этот «Он» ― твой отец! ― строго напомнила Марта, повернулась к Флоре и заговорила мягче: ― Принцесса, вы уж простите их за чрезмерную вспыльчивость. Они не хотели вас напугать. С рассветом мы отправим вас к смотрителям. Они проводят вас домой, обещаю.

Смолл обернулся, весь красный, и поглядел на Флору. В его ореховых глазах отражалась глухая мольба. Он словно говорил: «Скажи, что ты против. Скажи, что пойдешь со мной». Но Флора не могла этого сказать. Она уже жалела о просьбе, жалела о том, что своим эгоистичным желанием нарушила гармонию в семье Уиткинсов.

– Хорошо, ― прошептала она. ― Простите… я не хотела, чтобы вы ссорились из-за меня.

Еще мгновение назад Смолл был зол и на мать, и на отца, и даже на согласившуюся с предложением матери принцессу, но, услышав последние слова, он тут же остыл.

– Ты тут ни при чем, ― успокоил Смолл девушку. ― Я во всем виноват. Не стоило мне выходить из себя.

– Наконец-то слова взрослого человека, ― елейно проговорил Артур, но Марта бросила на него такой уничтожающий взгляд, что он, прочистив горло, добавил: ― Наверное, и я погорячился.

– Только из-за принцессы я не лишу вас завтрака, ― заключила Марта, сложив руки на большой груди. ― Флора, вам хватило бочонка для принятия ванны? У нас на чердаке стоит два запасных, если вы…

– Нет-нет, не беспокойтесь, мне всего хватило. ― Губы Флора изогнулись в улыбке. ― А кто такие смотрители?

– Типы в дурацких шляпах, ― буркнул Смолл. Смириться с тем, что его отправка к Древу снова откладывается, было нелегко.

– То, что у тебя ее нет, не значит, что она дурацкая, ― сказал Артур. ― Это стражи порядка Туманной Долины. Один талантливый местный художник…

– Пьяница, ― поправил Смолл.

– …нарисовал меня в компании Квортина Флюкса ― важного смотрителя. У нас где-то была картина. ― Артур принялся метаться по первому этажу, громыхая дверцами шкафов в поиске великолепия, коим он хвастался перед каждым гостем. ― Дорогая, ты не видела ее? Она же недавно лежала тут…

– В углу прихожей посмотри, ― не оборачиваясь, бросила Марта. Она возилась с котелком у печи. ― Вчера, во время землетрясения картина выпала из шкафа и…

– Не говори, что она треснула, ― простонал Артур и упал на колени в прихожей. Ухватившись за сосновую раму, он перевернул картину и расстроенно фыркнул. ― Краска сошла в нескольких местах, но искусство и не такое переживет.

Старший Уиткинс положил картину на стол перед Флорой и довольно задрал рукава рубахи, готовясь к комплиментам. Смолл зевнул. Он столько раз видел этот ритуал хвастовства, что наизусть выучил, наверное, все возможные реплики восхищенных гостей. Чаще всего они говорили: «Какая красота (великолепие), Артур!» или «О, корни мои, точная копия вас!». На счет «точной копии», думал Смолл, они просто издевались. Там и о мелком сходстве речи не шло. Глаза вместо широких ― узкие, губы не тонкие и бледные, а яркие и полные, горб на носу сказочным образом исчез, брови поредели, а ямку на подбородке талантливый художник и вовсе закопал. Квортин походил на себя еще меньше, только его одежда обладала аутентичностью.

Принцесса молчала.

– Как вам? ― нетерпеливо спросил Артур, и девушка вздрогнула.

– В жизни в-вы красивее, ― поспешно ответила она и резко встала. ― Можно дождаться завтрака наверху?

Марта взволнованно обернулась.

– Вы себя плохо чувствуете?

– Нет-нет, мне нужно подумать. Смолл, поднимешься со мной?

Смолл нахмурился и тоже встал. Под пристальными взглядами родителей он проследовал за принцессой на второй этаж. Флора села на кровать и ладонями закрыла лицо. Плечи ее задергались. Когда она убрала руки, Смолл увидел слезы.

– В чем дело? ― растерялся он. ― Флора, что случилось?

– Говори тише, пожалуйста, ― попросила она дрожащим голосом.

– Почему? Объясни мне…

– Я могу тебе доверять? ― наивно спросила она.

– Конечно можешь, ― заверил Смолл.

– Я покинула Древо Оайамо в сопровождении двенадцати стражей. Мне безумно хотелось прогуляться по окраинам, и я настояла на том, чтобы до загона бородатых хищников, что находилось в дне пути, мы шли пешком. Это было плохой идеей, отец бы ни за что такое не одобрил. Артур говорил правду, картографам платят слишком мало. Мы шли, ориентируясь по карте, и заблудились в Молчаливом Лесу. Быстро темнело, стражники волновались. Никому не хотелось оставаться на ночь в тумане. Когда мы вышли из леса, туман висел над нашими головами, а впереди простиралось ущелье. Генри увидел табличку, на которой было выбито название близлежащей таверны, и мы бегом пустились, следую по указателю.

Флора перевела дыхание и продолжила:

– Это была ловушка. Нам устроили засаду разбойники и, защищая меня, погибли десять человек. ― Флора вздрогнула и замолкла. Слезы обильно орошали ее нежные розовые щеки. Смолл не понимал, к чему она ведет, но торопить не собирался. ― Все дело в разбойниках. У них были те цветочные шляпы…

Смолла передернуло.

– Ты уверена?

– Один из них прижал меня к себе, его шляпа съехала на бок и… и этот мерзкий лепесток ромашки прошелся по моему лицу. Это ваши смотрители, Смолл, они напали на нас. Я боюсь твой отец, может быть…

– Нет, он на такое не способен.

– Но…

– Картина для хвастовства, не более.

– Пообещай, что вы не отдадите меня им, ― Флора схватила руку Смолла.

Смолл не колебался. Он с детства испытывал неприязнь к смотрителям и считал их высокомерными и алчными. Когда Квортин приходил к ним в гости, Смолл либо прятался на чердаке, либо с презрением рассматривал пузатого стража порядка, который непременно рассказывал историю, обличающую всю его важность. Парня просто тошнило от тлетворного тщеславия, буквально выходящего из тела хвастуна вместе с потом. Он не понимал, как вообще можно быть таким. Но оказалось, что Смолл судил лишь маску, в то время как за ней прятались настоящие убийцы. Сказав Флоре «обещаю», Смолл так же пообещал и себе, что первым делом, как встанет на ноги, он разберется с мерзавцами.

***